— Игорь, ты ему даже договорить не дал, — озадаченно проговорила я, поднимая на Одержимого взгляд. Тот даже не посмотрел в мою сторону, продолжая буравить товарища очень тяжёлым недовольным взглядом. Марков перевёл взгляд с меня на Ветрова, потом обратно, глаза его удивлённо расширились, а потом он вдруг уставился на товарища с шоком и даже почти ужасом.
— Игорь, ты что! Да я бы никогда…
— Конечно, извини, — глубоко вздохнув, проговорил Ветров, и хватка на моей талии ощутимо ослабла. — Я… погорячился.
— Понимаю, — медленно кивнул Дмитрий, не сводя напряжённого взгляда с товарища. — Но постарайся держать себя в руках, потому что это повод для дуэли, а ты знаешь, как к подобному между своими относится Удалов. Я понимаю, что тебе по большому счёту плевать и на него, и на возможные последствия, но… в свете подобных обстоятельств это может плохо кончиться, — добавил он уже более спокойным тоном, взглядом указав на меня.
А я стояла, переводя взгляд между офицерами, и пыталась сообразить, свидетелем чего только что стала. Для более-менее конкретных выводов не хватало информации, но и без неё кое-что было ясно. Только что Ветров заподозрил своего друга в каком-то весьма дурном намерении, объектом которого была я. Причём судя по реакции Маркова, подобные подозрения были более чем оскорбительными, и даже сам Игорь быстро признал, что они беспочвенны.
И судя по напряжению, охватившему мужчин, — даже молчаливого Анютку, — намерение это было гораздо серьёзней, чем просто увести у друга женщину. Учитывая их личности, не нужно было долго думать, чтобы догадаться: это было как-то связано с природой Одержимых. Значит, с этой самой природой теперь как-то была связана и я сама. Только вот как, и чем это могло мне грозить?
Задавать вопросы прямо сейчас я поостереглась. Во-первых, потому, что правды мне бы всё равно никто не сказал, а, во-вторых, с учётом взвинченного состояния Ветрова всё это могло закончиться очень некрасивой сценой, устраивать которую при посторонних не хотелось вдвойне. Поэтому я предпочла отвлечь спорщиков на более простые и приземлённые вещи.
— Господа, вы так и планируете продолжать беседу здесь? Не спорю, место живописное, но я бы предложила не тратить время, и тронуться в путь, он ведь неблизкий.
При этих словах мужчины очнулись, даже как будто несколько смутились и суетливо начали готовиться к отбытию. Оная подготовка много времени не заняла: Анютин двинулся вкруг транспорта, пристально его разглядывая и порой почти любовно оглаживая ладонью борта, Марков — забрал у Ветрова нашу сумку и забросил её внутрь аппарата, а Игорь легко подхватил на руки меня. Как я удержалась от несолидного испуганного вскрика — не знаю; наверное, просто повезло. Почти сразу, без перерыва и виденного в прошлый раз вихря теней, последовал знакомый рывок вверх, и я опять оказалась на спине неза перед Ветровым.
Зато сегодня мне довелось посмотреть за процессом посадки Одержимых в сёдла со стороны. Получалось удобно, немного забавно и жутковато: тень из-под ног всадника поднималась вверх плавным текучим движением, раздаваясь в стороны, и тот оказывался на спине скакуна. Почти мгновенно и, кажется, из любой позы, потому что потусторонне создание само подстраивало положение человека под себя.
На этот раз я предпочла зажмуриться, пережидая головокружительные ощущения, и когда открыла глаза — вокруг была уже знакомая тьма знакомой дороги-между-мирами. Рядом рысили по млечному пути незы других офицеров, а вот транспорта в обозримом пространстве не наблюдалось.
— А где… — машинально начала я, кивая в ту сторону, где он должен был находиться.
— Не забивай голову, — посоветовал Ветров. — Всё так, как должно быть.
— Игорь, я всякого повидал, но это — что? — Дмитрий широко повёл рукой, озираясь по сторонам.
— У меня есть предположение, что это — представление Веты, — спокойно пожал плечами тот. — А как это возможно, только Богу ведомо.
— Я не Он, но пара предположений у меня есть. Либо госпожа Чалова изменила твоё восприятие, либо так на тебе сказывается её присутствие. Собственно, для чистоты эксперимента тебе стоило бы попробовать ступить на дорогу одному, сразу стало бы ясно. Я бы предложил для контроля ещё отправить Вету Аркадьевну с кем-то другим, но не буду, — усмехнулся он, заговорщицки мне подмигнув.
— Почему? — я предпочла сделать вид, что не поняла намёка.
— Потому что не хочет со мной ругаться, — голос Ветрова прозвучал насмешливо и достаточно спокойно, чтобы я рискнула продолжить расспросы и всё-таки уточнить.
— А из-за чего ты так разозлился?
— Не скажу, — в голосе проскользнули знакомые интонации, и мне не надо было поднимать взгляд на его лицо, чтобы увидеть на нём ту самую мерзкую глумливую ухмылку.
— Почему? — несколько озадаченная прямолинейностью, продолжила допытываться я.
— Потому что разглашение природы Одержимых и фактов, связанных с ней, за пределами посвящённого круга приравнивается к государственной измене, — всё с той же насмешкой пояснил ротмистр.
— И кто входит в посвящённый круг?
— Его Императорское Величество и цесаревич. И Одержимые, конечно.
— И всё? — недоверчиво нахмурилась я.
— И всё, — безжалостно подтвердил Ветров. Я подняла взгляд на Маркова, и тот с лёгкой сочувственной улыбкой кивнул, подтверждая слова товарища.
Я, конечно, знала, что их тайны берегут, но чтобы вот так…
Разговор на этом оборвался. Мужчины явно были не настроены на беседу, — кажется, дорога-между-мирами их к этому не располагала, — а мне хотелось спокойно подумать. Эта таинственность вокруг природы Одержимых представляла собой гораздо более серьёзную проблему, чем могло показаться стороннему наблюдателю. Сильнее всего в этой жизни я не люблю что-то не понимать, а здесь образовался неразрешимый парадокс. Потому что с понятием «государственной тайны» я также была прекрасно знакома. Окажись я в стороне от этой загадки, я бы спокойно закрыла на неё глаза и выкинула из головы, но волею случая она заняла в моей жизни слишком много места, чтобы продолжать её игнорировать. Более того, явно претендовала на большее.
Мне казалось невозможным понять Ветрова, не имея представления о такой важной, основополагающей части его жизни. Невозможно понять — невозможно поверить, невозможно поверить — невозможно… ничего серьёзного. Но, впрочем, я была готова попытаться. Если не смириться, то хотя бы разобраться своими силами. В конце концов, к измене приравнивается разглашение, а попытки выяснить желаемое другими путями вполне могут увенчаться успехом. В конце концов, меня же не интересуют тонкости их силы и восприятия, мне важно знать, как всё это сказывается на личности и характере одного конкретного человека.