Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Опытные летчики нужны, — стоит на своем Авдыш. — Их умело использовать, привлекать… Когда в строю один горох, — и косится в сторону Баранова, ища поддержки или понимания.
— Уж не знаю, какая причина, — говорит Баранов, не слыша Авдыша, — только московский генерал сбавил тон, вроде как решил со мной посоветоваться… Да. Я заявил прямо: «Отменять водку летному составу нельзя!» — «Почему так считаете?» — это генерал. «Условия боевой работы, — говорю. — Питание летчиков поставлено плохо…» — «Калорийность пищи соответствует норме! Я проверял!» — «Калорийность, может, и соответствует, а в глотку ничего не лезет. В обед первого никто не ест, на второе каша да макароны. Один компот идет. Оно и понятно: жара плюс нагрузка. Очень большая нервная нагрузка… Когда на твоих глазах живая душа в светлую сторону отлетает, товарищ генерал, аппетит, — говорю, — не очень. Три-четыре боя подряд в таких условиях быка свалят. Поэтому нужна разрядка. Боевой день кончился, летчик остался жив, нагрузку надо снять. И подкрепиться… Сто грамм с устатку – отдай и не греши… Он и поест, и развеется, и поспит лучше…» — «А для кого ваш командир дивизии затребовал двойную норму спиртного?.. Каков радетель! Это же, слушайте, спаивание! Мы так воздушных бойцов превратим в алкоголиков!» — «Командир дивизии, — говорю, — просил двойную норму для меня…» Генерал – тигром: лицо красное, волосы рыжие: «Собутыльник, что ли?» Я опешил. Кто собутыльник? Кому? «Никак нет, товарищ генерал, двойную норму – за сбитые мной самолеты…» — «Цистерну вам лакать за сбитые?» — «По приказу наркома… Сегодня провел три боя, вчера четыре… За два дня убрал троих. Триста грамм…» — «Каким нарядом сбили?» Так спросил: «Каким нарядом?» Это у конников, возможно, наряды, в авиации нарядов нет. «Один; товарищ генерал». — «И как вы их? На мушку?» Такие понятия: «наряд», «на мушку»… «Навскидку, — говорю, — товарищ генерал, навскидку. Глаз-то прищуривать некогда, такое дело».
Летчики заулыбались: молодец, Баранов, хорошо отбрил!
— Он слушает. Руки за спину, голову склонил… тигр! Потом: «Патриарх Алексий о Боге – спрашивал? Божественная тема – обсуждалась?..» — «Нет. Спросил бы, я б ответил. У меня, товарищ генерал, своя религия…»
Оживление за столом сменилось тишиной: раскрасневшиеся труженические лица посерьезнели; двое новичков, из тех, что побойчее, топчутся в дверях, не сводят глаз с Баранова, с его товарищей; изба красна пирогами, а сходка – головами: летчики внемлют Баранову.
— «Братолюб я, — говорил Баранов, будто бы не замечая отшельника Лубка, к нему обращаясь тоже. — В братскую поддержку верю, взаимопомощь – вот моя религия. Как сам ты поступил с другим, так, будь уверен, поступят и с тобой… Друг друга понимаем, друг за друга бьемся, — значит, победим». Генерал слушает… Потом: «Я с вами согласен!» — и пошел…
— По такому случаю, товарищ старший лейтенант, — подхватывает Пинавт…
— Я свое принял!
— Хлебнем ликера «Шасси»?
— Этиленгликоль с амортизационных стоек не сливать! — с шутливой строгостью предупредил Баранов. — Я, говорю, свое выбрал, разве вот адъютант расщедрится» Как, адъютант?
Адъютант склонился над плечом Баранова.
— Тем более, — отозвался старший лейтенант. — Где он? Не каждый день, надо отметить. Штурмовик-сержант, как? Гранищев?.. Гранищев? — дважды переспросил Баранов, всматриваясь в ту сторону, куда показывал адъютант. — Да мы знакомы… Встренулись, как говорится… Сержант Гранищев на «ИЛ-втором» сбил «сто девятого» — новость, которую не мешало бы проверить, — так прозвучали его слова. — Давай-ка из тьмы на свет, сержант Гранищев! Как «ИЛ» кабину «ЯКа» сечет, я знаю, интересно послушать, как иловцы управляются с «мессерами».
— Управляются, управляются, — подтвердил Авдыш, наконец-то услышанный Барановым: старший лейтенант глянул на бритоголового незнакомца, решая, стоит ли его слушать…
«Не мешкай, сержант, не мешкай, тебя!» — подтолкнул Авдыш Гранищева.
— Вообще-то я истребитель, — улыбнулся Павел, подходя к столу.
— Правду говорит, — пояснил капитан. — Формировались в спешке, хватали, что под руку попадет, ну, и замели сержанта… А так он – истребитель.
— Даже из одного училища с вами, товарищ старший лейтенант.
— Чугуевец? На чем кончал?
— На «И-шестнадцатом»… В ЗАПе переучился на «ЯК», да пришлось сесть на «горбатого»…
— Я говорю, хватали без разбора. — Адвокатствуя при сержанте, капитан все больше привлекал внимание Баранова. — Немец думал взять тебя голыми руками… Поделись, поделись опытом!
— Какой опыт… Я его первым увидел.
— Вот! — подхватил Баранов так, чтобы все его слышали. — Первым увидеть – все. Первым увидел, первым и ударил, если голова на плечах, а не кочан капусты.
— Он думал, я «змейку» начну…
— А ты? — Баранов живо, всем корпусом повернулся к сержанту – так важен был ему его ответ.
— «Змейка», конечно, сподручней, — не в первый раз толкуя пережитое, Гранищев сейчас держал в уме подсказку, полученную на конференции. — Но к «змейке», надо думать, он пристрелялся… Короче, я первое свое желание подавил. Пересилил себя. Подскользнул, подскользнул, — показал он руками, — усыпил его бдительность. Он и выставился под мои стволы…
— Обрел сержант свободу! — Баранов значительно и строго оглядел стол. — Человек до свободы жаден. Обрести в бою свободу – все равно что заново родиться. Я первого сбил – ничего не понял. То есть сам себе не поверил. Капитан кричит: «Баранов, поздравляю!» Я молчу… слепцом был. Думал, капитан так, наобум кричит, на арапа… А сейчас чем больше фрицев, тем даже лучше. В каком отношении? Они меня в общей кутерьме скорей всего прошляпят, а уж я своего дурака не упущу…
«Вот она, тайна: обрел в бою свободу», — думал Авдыш подавленно, презирая себя, сознавая свое ничтожество перед истребителем.
— Я люблю, когда мы в большинстве, — сказал Пинавт.
— Кто не любит! — отозвался Баранов. — Нет, против «роя» возражать не приходится.
— Можно подумать, тридцать или сорок машин вертятся в одном клубке, — с тонким пониманием дела вставил Авдыш.
— Действительно! А на практике? Дай Бог пять «ЯКов» наскребем. Да пару «ишаков». Да завалящий «ЛАГГ»… И вся свадьба. Вот тебе и «рой»… Дружно – не грузно, другой-то опоры нет…
— Плюс мастерство, конечно, — добавил Авдыш, думая о Конной.
Сколько он себя ни понукает, сколько ни подстегивает, — не откроется он Баранову, не выскажет ему своих чувств… всего, что думает о нем. И о себе.
— Что ж, мастерство, — не в правилах польщенного истребителя оставаться в долгу. — Некоторые, говорят, на «ИЛе» «бочку» крутят!..
— Сержант Гранищев, — назвал Авдыш своего однополчанина.
— Узнаю чугуевца: и «мессера» сбил, и «бочку» крутит… Полковник Раздаев с Егошина за «бочку» такую стружку снял, что Егошин, улетая, заявил: ну, говорит, сержант Гранищев, ты у меня получишь! Пусть, говорит, лучше в полку не появляется! Так ему и передайте!..
— Товарищ старший лейтенант, — Павел придвинулся к Баранову, чтобы не все его слышали. — Вы братолюб, говорите… помогите мне вернуться в истребиловку.
— Ловко вклинился, — улыбнулся Баранов, прощупывая сержанта взглядом.
— В истребиловке я лучше сработаю.
— Егошина испугался?
— В истребиловке я больше пользы принесу.
— Я тут рассказывал, патриарх всея Руси Алексий у нас садился, — сменил Баранов тему, обращаясь к собравшимся. — Я его сопровождал… Благословил меня патриарх крестным знаменем… а что делать? Стоял, как инок… Благословил и вручил, не знаю, как назвать, — вроде ладанки, или памятку. Примите, говорит, это коммунисту не зазорно, поскольку прорицание не божеское, а мирское, но истинное…
Из нагрудного кармана гимнастерки Баранов вынул аккуратно сложенный листок. На нем столбиком, старательно выписанным рукой летчика, друг под дружкой стояли шесть имен: Муссолини, Гитлер, Сталин, Этли, Квислинг, Маннергейм. Третьи буквы каждой фамилии, будучи прочитаны сверху вниз, составляли имя главы государства, которое победит: Сталин.
— Старшего лейтенанта Баранова – на выход!
В отсутствие командира комментарии дарственной патриарха продолжались:
— Маннергейм – это в Финляндии, линия Маннергейма, а Квислинг примерно кто?
— Предатель, — коротко пояснил Авдыш.
Клемент Этли, лидер лейбористов, летчиков не интересовал, Муссолини, открывавший список, напомнил «макаронщика», итальянца, уже не раз встречавшегося под Сталинградом в боевых порядках «мессеров».
— Истребитель? — спросил о нем Авдыш.
— Да. Лобастенький, наподобие «ишака»: «Макки-Кастольди».
— Еще спутаешь.
— Бей по ближнему, не ошибешься.
— Не скажи! Бахарева на том и погорела!.. А вот слушай: летала Елена с Барановым на Тракторный…