Читать интересную книгу Ожерелье Дриады - Дмитрий Емец

– А кудыть тебе надо? – передразнил Арей, прекрасно знавший, что, когда нужно, бабулька способна изъясняться и на древнеперсидском. В конце концов, и персы не были бессмертными.

– А тудыть, кудыть и вам! Давно я чягой-то сянцом да соломкой не дышала! – бойким горохом рассыпалась Мамзелькина.

– Аида! Мы едем в муромский лес! – сказал Арей мягко.

Представляет ли Аида себе вообще муромские леса?

Аида Плаховна вытянула губки ниточкой и заверила, что «малехонько представлят». Конечно, до Арея ей «кудыть», да все ж таки она бывала здесь примерно «восемь бульонов двести две тыщы» раз, да и то, если считать за последнюю тысячу лет. И, разумеется, по делам. А так чтоб просто гулять, нет, не гуляла, не было такого. Ей прохолаживаться некогда, она – бабулька трудовая, на пенсиях не сидит, деньгу лопатой не гребет, дитенков своих к себе на работу «не трудоустраиват».

И Плаховна таинственно умолкла, очень довольная, что Арей ее намек понял, а Варвара нет. Мечник глухо молчал, глядя на дорогу. Добряк тоскливо поскуливал в багажнике. Валявшаяся на панели свежая роза за считаные минуты не высохла даже, а мумифицировалась. Когда Варвара вопросительно толкнула ее, не понимая, что стряслось с цветком, роза рассыпалась мелкой пылью.

Через полчаса Варвара обнаружила, что стрелка горючего прилипла к нулю. Надо было заезжать на заправку. Пока она бегала отплачивать бензин и вставляла пистолет в бак, Плаховна искоса, точно воробей, взглянула на Арея. Тот барабанил пальцами по колену.

– Не рад мне! Ой, не рад! А ить какие друзья были! Не разлей медовуха! – сказала Мамзелькина сладко.

– Друзья? С тобой подружишь. У тебя все больше служба службой… – не то ответил, не то огрызнулся Арей.

Плаховна затрясла копилочкой. Сухие кости запрыгали в суставах. Коса, которую она небрежно придерживала жилистой ручкой, шевельнулась как живая и, лишь опомнившись, вновь одеревенела.

– А ведь испортишь девчонку! Эйдос-то у нее на перепутье: не наш, не ихний, а ты его с перепутья да в самую яму толкаешь! – сказала она.

Арей повернулся к ней, сгреб за ворот и рванул к себе. Гнилая ткань затрещала.

– Не влезай, Аида! Прочь пошла, трупная старушонка! – рявкнул он.

На висках у него вздулись толстые, как канаты, жилы. Лицо стало не красным даже, а раскаленным, точно медным. В салоне машины сделалось жарко, как в турецкой бане. Закапал, плавясь, пластик с зеркальца.

Мамзелькина взяла Арея за запястья и легко, даже небрежно, стряхнула его руки. Сила в ее иссохших пальчиках была даже не медвежья. Арей снова схватил. Он давил всей своей мощью, разбухая мышцами и потея, Плаховна же лишь похихикивала, словно барышня, которую щекочут.

– Фух! – сказала она с ехидцей. – Ты бы еще мечоныш свой достал, Ареюшко! Да только проку-то что? Рубишь-то ты, а убиваю-то я! Так что возьми «трупную старушонку» назад, покуда я не осерчала!

Руки Арея дрогнули и разжались.

– Не лезь, Аида! – повторил он придушенно. – Зачем тебе моя дочь? Чего суешься?

– Берешь «трупную старушонку» назад? Или мне обижаться? – упрямо повторила Мамзелькина, не отрывая от него цепких глазок.

– А Лигул, интересно, знает, что ты Тартар ямой называешь? – спросил Арей, предпринимая встречную атаку.

Лигула Плаховна не устрашилась.

– Ой, боюсь-боюсь-боюсь! – сказала она небрежно. – Чем мне Тартар называть, потолком, что ли? Коли Лигулу неймется – пусть сам мою косу потаскает хоть денек. Жирок, глядишь, растрясет. А вообще: это сильно! Арей и пугает Лигулом! Рассказать кому – так, почитай, все старые рубаки потешаться будут.

Арей смутился. Он и сам сообразил уже, что брякнул лишнее.

– Хорошо. Беру «старушонку» назад… – пропыхтел он.

– Взял – вот и сиди с ней! – смилостивившись, Аида похлопала его по плечу. – Я ж к тебе, чудак, по старой дружбе. Не трогай девчонку! К чему ты ни прикоснешься – все испортишь, изгадишь, убьешь. Сколько я за тобой трупья перетаскала, только и успеваешь прибраться. А раз так, чего трогать-то? И эта туда же пойдет. Чего ты к ней тянешься?

– Как утопающий к спасательному кругу, – тихо сказал Арей. Видно, он много раз уже произносил эту фразу про себя, и вот теперь она вырвалась.

Зло, безнадежное, серое, больное, проступило на миг в его налитых кровью бычьих глазах.

– А если, положим, слон тонет, а кружок-то с копейку? Потянет он его или нет? Не оба ли на дно уйдут? – едко поинтересовалась Мамзелькина.

Арей засопел. Язычок старушки оказывался порой острей ее косы.

Качая головой, Аида Плаховна ноготочком поскребла пятнышко на спинке переднего сиденья.

– Ай, неаккуратно как! Вы б чяхольчики купили – моя коса вот и то в чяхле! – посоветовала она, вновь начиная притворяться мирной рязанской бабулькой.

Арей грузно повернулся, качнув машину.

– Карты на стол? – внезапно предложил он.

Аида перестала скрести ногтем грязь и разнылась, что в карты она в жись не играла. Ей в азартные игры не везет.

– В кости же играешь, – напомнил Арей.

– В кости? Посмотреть в какие, так поигрываю, быват… – вздохнула Мамзелькина. – Опять же: я карты на стол, а ты мне соврешь? Что тогда?

– Видела когда-нибудь, как комиссионер и суккуб в подворотне ворованными эйдосами меняются? Каждый свой пакетик за спину прячет и первым из ручек выпустить боится. Вот так и мы с тобой! – заметил Арей.

Плаховна пригорюнилась.

– Оно хужее нету, кагды своим-то меньше, чем чужим веришь! – согласилась она. – Ты уж первым-то начни, Ареюшко, а я продолжу! Уто, быват, я в ахтобус гружуся, так мущины меня завсегда первую пропускают!

Мечник решительно тряхнул головой.

– Ладно, – сказал он твердо. – Знаешь, чем дриада отличается от гамадриады?

– Да где мне, темной? – запела Мамзелькина. – Гамадриада завсегда погибат вместе с деревом! Как дерево срубишь, дык и она, родимая, рядышком лягит! Дрожит вся, дерево цалуит, а с места не сдвинется, покуда ее не подберешь.

Мечник приподнял брови. Он о таком никогда не слышал.

– Интересные подробности. Откуда это?

– И, милый… Для гамадриад-то особой службы увоза нету, – расплывчато ушла от ответа Аида Плаховна.

Арей с пониманием посмотрел на ее брезент.

– А дриад тех поменьше будет, чем гамадриад, – продолжала щебетать Мамзелькина. – Они с деревьями не гибнут, ежели только дерево не одно такое осталось. На каждый, стало быть, вид, своя дриада – на тополь своя, на липу своя… И сколько их, положим, имеется видов лип – с такими листочками, с сякими – столько и дриад разных. Только те дриады уже вроде как родные сестры…

– Репейник? – внезапно перебил мечник, долго вглядывавшийся в красненькое личико Мамзелькиной.

Плаховна осклабилась и заслезилась глазками. Только что Арей выложил вторую карту, и она совпала с картой самой Аиды.

– Ужо и не знаю, зачем эта дурочка Лигулу понадобилась, – сказала она совсем другим, деловитым и собранным голоском. Болтливая расхлябанность куда-то сгинула.

– Знаешь, – сказал Арей.

Аида Плаховна не без кокетства поправила юбку.

– Оно, конечно, знать не знаю, а предполагать могу! – проговорила она не без самодовольства. – Cилы-то Мефа покою мраку не дают. Так или нет? Заморит их Буслаич, ох заморит. А все светлая мешается!

Мамзелькина сжала костлявый кулачок.

– А момент-то сейчас подходясший! – продолжала она. – Светлая на меч Мефа напоролась, и темень у нее в крови бушует. А руку рассекла – потому что сама в мире человеческом увязла и втрескалась как обычная девчонка. У их в Эдеме-то все неспроста! Как по нитке идешь, туды шагнул – сорвался, сюды шагнул – сам себя наказал. Это у нас свобода, кого хошь, того режь, а там-то у них как в тюряге! Убивать, воровать, нажираться, глазки никому не выдавливать – ниче нельзя! Хучь верь, хучь не верь – без брехни говорю! У нас в сравнении с ними прям не жись, а праздник!

– Особенно в Нижнем Тартаре, к которому мы с тобой оба приписаны, – сдержанно ответил Арей.

Он пытался сообразить, откуда Мамзелькиной известно о ране Дафны, о которой он сам слышал впервые. Хотя старуха-то отслеживает все, что происходит с артефактами мрака, к которым относится и меч Мефа. Мрак, что спрут, – тело одно, только щупальца далеко тянутся.

– Теперь Дафка-то дриаду искать будет. Больше ей никто не поможет. А раз так, мы дриаду первыми перехватим. Как светлой не станет – мы Буслаеву Прасковью навяжем. А от Прасковьи-то теперь у Пуфса ключик. Ему выдаден. Вот и станет Пуфс Мефа за веревочку водить, – тоном старой сводни сказала Мамзелькина.

– Что у Пуфса от Прасковьи? – переспросил Арей.

Мамзелькина, спохватившись, что сболтнула лишнего, мгновенно притворилась глухой:

– Ась? Что ты сказал, милок? Какая такая Упуфса? Твоя родня – не моя!

Открылась дверца. Варвара, закончившая заправку, заглянула и подозрительно принюхалась, не замечая подтека пластика снизу на зеркале.

– Вы тут что, пластмассу жгли, что ли? В детство впали? Ручки вам связывать, что ли? – спросила она.