Нетвердо ступая, приблизилась мама и бухнулась рядом.
- Женский алкоголизм – самый проблемный… - смущенно пробормотала она. – Ох, голова завтра будет болеть… Хорошо еще, выходной!
- Помогло? – улыбнулся я.
- Ты знаешь, да! Отпустило как-то… - родительница откинулась на спинку. – А то… И шутишь, вроде, и смеешься, и болтаешь, а на заднем плане – чернота… - помолчав, она заговорила тихонько и стыдливо: - Слышал? Старос развелся со своей. Анна уезжает в Штаты, ей восстановили гражданство… А Настя тебе ничего не рассказывала?
- М-м… - затруднился я. – О чем?
- О новой квартире!
- Нет, - удивился я, и оживленно заерзал. – Ну-ка, ну-ка…
- Короче! – энергично начала мама. – Вчера, в столовой… Мы с Настькой как раз обедали. Подходит Филя… Филипп. Питеру, говорит, мы квартиру выделяли в «профессорской башне»!
- Это… – затруднился я, и просветлел. – На площади Юности?
- Ну, да! Там их три или четыре стоит, большие такие, кирпичные высотки. И планировка удобная, и метраж побольше, и вообще – центр! Вот туда мы с Настей и переедем в сентябре… - помолчав, мама зарумянилась, а в ее голосе пробилась трепетная звонкость. – Только вот… мне показалось, что Фил… м-м… что он немножко влюблен.
- Мам, тебе не показалось, - улыбнулся я. - Помнишь, когда он приезжал к нам в Первомайск? Папу можно было и по телефону зазвать в Зелик, но Филиппу хотелось увидеть тебя!
- Напридумываешь тут всякого… - розовое смущение подернулось вдруг темной злостью.
- Мам, ну не сердись… - затянул я, подлащиваясь. - Ты молодая, красивая женщина! Что ж теперь, в монастырь подаваться? Никто же не говорит, будто твоя жизнь переменится завтра же! Наверное, и не в этом году. И… я не уговариваю, просто… Нельзя жить прошлым, надо жить будущим!
Мама неожиданно всхлипнула.
- Прости меня, сына. Так пусто иногда, так одиноко бывает… Живешь, как будто через силу… Ты прав, во всем прав, а я противлюсь по какой-то отчаянной глупости… Глупому отчаянию…
Я бережно, молча обнял родимую мою женщину, подумав, что напиваться бывает полезно. Порой, чтобы выплеснуть свой крик, надо разжать стиснутые зубы…
- Всё будет хорошо, мамулька, вот увидишь…
Понедельник, 8 августа. День
Париж, авеню Жорж V
В отеле «Георг V» кто только из «селебов» не останавливался, а нынче у входа реяли красный и звездно-полосатый флаги - Андропов и Форд заняли президентские сьюты. Правда, советская и американская делегации вселились на разные этажи. Во избежание.
Нам с Ритой достался обычный люкс, а других тут и не водилось. С балкона открывался потрясающий вид на кварталы Парижа – отсюда две минуты ходу до Елисейских Полей. Прямо напротив вытягивала шпиль старинная церковь, а за крышами и мансардами сквозила ажурная Эйфелева башня.
Моя суженая медленно приблизилась к окну, и замерла, вбирая глазами осуществленную мечту. Не знаю уж, почему именно при слове «Париж» женщины вздыхают томно. О чем? Или о ком? О хамоватых парижанах?
В прелестных головках советских девушек сложился причудливый калейдоскопный узор, где вырезки из модных журналов перемешаны с кадрами французского кино, а истины тонут в разливе слухов. Но прочь грубый и некрасивый реал!
Бесшумно ступая по ковру, я подошел к Рите и нежно приобнял ее.
- Смотри… - шепнула она, кивая на «Железную даму».[1]- Кака-ая…
- Останкинская мне больше нравится, - я поцеловал Ритину шею, и девушка хихикнула, ежась. – Любуйся! Захочешь прогуляться – возьми с собой Рустама или Умара, люди проверенные. Карточку не потеряла?[2]
- Не-а…
- «Галери Лафайет» тут рядом, если что.
- А ты куда? – встрепенулась женушка.
- Решать мировые проблемы!
Тот же день, позже
Париж, Фобур Сент-Оноре
Елисейский дворец не слишком меня впечатлил – Кремль куда величественней и державней. Нынешнюю резиденцию президента Франции строили для какого-то графа, потом Людовик номер пятнадцать подарил ее мадам де Помпадур. Чисто французский стиль.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«ЗиЛ-114» мягко подкатил и остановился.
- Миша, сядете неподалеку, рядом с референтом, - голос выдавал легкое волнение Андропова. – Боря шепнул мне, что Форд нигде не появляется один, за ним всюду ходят аж двое со сверхспособностями.
- Да чего уж там «сверх», всё, как у людей, - пробурчал я. – Могли бы и Вольфа Мессинга пригласить мне в напарники…
- Так он помер три года назад, - хладнокровно заметил президент СССР.
- Да? Ну вот, опять я один остался…
Издав короткий смешок, Юрий Владимирович выбрался из машины, а я за ним, теряясь за спинами прикрепленных. Гвардейцы сделали «на караул», и Андропов зашагал по красной ковровой дорожке, как кинозвезда. За ним печатал шаг Устинов, нагруженный «Чегетом» - ядерным чемоданчиком, и другие официальные лица.
Юркий и подвижный французский «презик» долго скалился и тряс руку нашему под мельтешение фотовспышек, а затем проводил в один из салонов – так в Елисейском дворце именовали залы.
За огромным круглым столом уже нахохлился хозяин Белого дома, поглядывая вокруг нервно и как-то загнанно, что ли.
А вот это уже интересно! За спиной президента Штатов мялись двое моих знакомцев – таксист Рон, стоически переносивший дресс-код, и Оуэн. Патриотизм, что ли взыграл?
«Ридернуть», как Света выражается, я не мог. Просто посмотрел на него через стол, и улыбнулся уголком рта.
Чэнтри сильно вздрогнул, а я поманил его пальцем.
Оуэн неловко поднялся, и двинулся вокруг стола переговоров. Я встал ему навстречу, и отошел к нише с мраморной статуей.
- Привет, ковбой.
- Ты пришел убить президента? – прямо спросил метагом.
- Твой босс хотел меня ликвидировать, - мой голос звучал спокойно, но сухо, - и я бы за это скромное желание, максимум, набил бы ему морду. И закрыли тему!
Оуэн мигом расцвел.
- Ага! Миха… Спасибо!
- Не за что, ковбой.
Чэнтри мигом вернулся на место, потянулся к Форду, зашептал сбивчиво… Первый Джентльмен склонился к нему, недовольно кривя рот – и пришатнулся, жадно вслушиваясь. Ожил, заерзал, как помилованный…
Равнодушно отвернувшись, я подсел ближе к Андропову. Пожилой переводчик наблюдал за моими эволюциями спокойно – старая школа. Если молодой человек находится рядом с главой государства, значит, так надо. Начальству виднее.
- Юрий Владимирович…
Ю Вэ откинулся на спинку роскошного золоченого кресла.
- Форд настроен положительно. Его тревожит Ирак и наше присутствие в Африке. Думаю, можно поднять кубинский вопрос… И объявить Одессу, Калининград и Владивосток офшорными зонами.
Андропов кивнул.
- Француз? – шевельнул он губами.
- Д`Эстен, в общем-то, настроен на сотрудничество с нами, но… С одной стороны, он недоволен гегемонией доллара, упрекает американцев в «непомерных привилегиях», но лезет обратно в НАТО. Что, если предложить ему платежи в рублях и франках?
Президент тонко улыбнулся.
- Форд будет недоволен.
- Переживет как-нибудь.
- Хм… А гордый бритт?
- Бритты давно засунули гордость… в одно место. Как скажут янки, так и сделают.
- Товарищ Хуа?
- «Рыночники» скоро отрешат его от власти. Времени мало, но… Я тут подумал… А что, если помочь товарищу? Предложить ему наш путь – рыночный, но без частной собственности и эксплуатации? Тогда Хуа Гофэн обязательно наберет сторонников. Победит ли Дэн Сяопина – неизвестно, но раскол выйдет знатный!
- А мы выигрываем в любом случае, - кивнул Андропов.
Тут Валери Жискар д`Эстен поднялся и толкнул речь, выводя трели о свободе и демократии, о единстве Объединенных Наций в годы войны, и ослепительных перспективах будущего – мирного, стабильного, благополучного…