чем это ты?
– Он внук графа Элмвуда.
Новость произвела на Белла впечатление сродни удару в грудь.
– Я думал, что у этого титула нет наследника.
– Не было, – кивнул Кендалл. – Единственный сын покойного графа отказался от титула и много лет назад покинул Лондон. Это отец Дэвида.
– Отец Дэвида, – повторил Белл.
– Да, – невозмутимо сообщил Лукас. – Оказалось, что Дэвид Элсуорт – старший внук покойного графа Элмвуда.
– Так-так-так, – вмешался Рис. – Если Дэвид Элсуорт – граф, то Марианна – леди, разве не так?
– Совершенно верно, – кивнул Кендалл.
Белл прикрыл глаза, переваривая новость, а через минуту спросил:
– Где она?
Его друзья обменялись понимающими взглядами.
– Элмвуд в данный момент в городском доме Клейтона. Бедолага понятия не имел, что он граф, и виконт предложил ему помощь. Но Марианны с ним нет.
– Почему? – нахмурился Белл.
– Это было ее решение.
– Где же она? – вскочил Белл.
– Боюсь, это мне неизвестно.
Белл стукнул ладонью по столу.
– Проклятье, Кендалл, как же я ее найду?
Ответом ему был громкий смех Уортингтона:
– Ты же шпион, Белл. Розыск – твоя профессия.
Глава 40
– Марианна, дорогая, там к тебе два посетителя, – сообщила леди Кортни, входя в розовый салон своего особняка.
– Посетители? – удивилась та. Никто, кроме леди Кортни и Дэвида, не знал, что она здесь.
После их возвращения из Франции события сменяли друг друга с головокружительной скоростью. Сначала генерал Гримальди сообщил им, что Дэвид – граф. Очевидно, после того как он попал в плен, а Марианна стала агентом, спецотдел министерства внутренних дел проверил их семью, и результаты оказались весьма неожиданными.
Марианна все еще не могла поверить, что ее отец был единственным сыном графа.
Очевидно, отец много лет назад влюбился в ее мать, простолюдинку, когда его воинская часть была расквартирована в Брайтоне, а когда сообщил родителям о своем намерении жениться на ней, граф отказал, пригрозив лишить его наследства. Это не остановило ее упрямого отца, наоборот, он отказался и от своего отца аристократа, и от наследства, решив, что проживет на свои армейские накопления. После того как вышел в отставку, он и правда вел простую жизнь в Брайтоне, не претендуя ни на что, связанное с титулом.
Дэвид тоже ничего не знал об их происхождении и сказал Марианне, что отец никогда не давал ему ни малейшего повода думать, что он сын графа.
В отличие от отца Дэвид легко отнесся к новости и занял причитающееся ему по праву рождения место в обществе. В ночь, когда они обо всем узнали, он сказал Марианне, что, приняв участие в работе парламента, получит власть и возможность влиять на его решения и будет отстаивать права солдат и стараться облегчить их жизнь.
Марианна почувствовала, как к глазам подступили слезы. Ее брат, такой благородный, сильный и добродетельный, хочет использовать титул, власть и деньги, которые придут с ним (кстати, речь шла о весьма солидной сумме), для службы своей стране и людям. Кто еще мог бы взять на себя такую ответственность, если не ее любимый брат. Ах как жаль, что Фредерик не дожил до этого.
Последние несколько недель для Марианны были сумбурными. По предложению генерала Гримальди, ее взяла под свое покровительство леди Кортни. Почтенная дама свозила ее к модистке и позаботилась о том, чтобы Марианна обзавелась гардеробом, достойным сестры графа.
Несколько дней в особняк леди Кортни возили коробки и пакеты, и Марианна стала владелицей дюжины дорогущих платьев, а также множества туфелек, ридикюлей, шелковых чулок, перчаток, ночных рубашек, сорочек, таких тонких, что сквозь них можно видеть пальцы, и восхитительных шляпок. Ей казалось, что она попала в волшебную сказку.
Вскоре стало ясно, что леди Кортни всегда знала, кто ее отец. Дама чувствовала некоторую неловкость, поскольку скрывала очень важную тайну, но объяснила Марианне, что таково было требование ее отца: он не хотел, чтобы дочери и сыновьям было что-то известно.
– Теперь мне по крайней мере понятно, почему вас с моим отцом связывала такая крепкая дружба, – задумчиво проговорила Марианна.
Леди Кортни тепло улыбнулась.
– Я обещала твоей матери на смертном одре, что присмотрю за тобой. Она была бы счастлива, узнав, что вы с Дэвидом заняли причитающееся вам по праву место в обществе. Она никогда не желала ничего для себя, но очень переживала из-за того, что лишает своих детей многих благ.
Марианна почувствовала, как к глазам подступили слезы. Она отлично помнила, как они с матерью представляли, будто она юная леди, дебютантка сезона. Только сейчас она поняла, что для матери это была не игра: она действительно готовила Марианну к другой жизни, для которой та была рождена.
Теперь стало ясно, почему мать с такой настойчивостью добивалась, чтобы Марианна учила французский язык, хотя ей она объясняла это тем, что знание иностранного языка поможет ей устроиться на хорошее место: гувернантки или горничной. Теперь же ей стало ясно, что мать старалась дать своим детям образование, соответствующее их положению.
Марианна заморгала, сдерживая слезы. Если ей предстоит занять причитающееся ей по праву место в обществе, то нужно это сделать так, чтобы не посрамить память о родителях. Она, конечно, получила образование, но вовсе не светское, чтобы с блеском выступить в роли сестры графа. Как и когда она сумеет изучить все тонкости этикета? От одной только мысли, сколько предстоит узнать и усвоить, у нее голова шла кругом.
По правде говоря, Марианна не испытывала ни малейшего желания жить по законам этого самого пресловутого высшего общества. Кроме того, еще неизвестно, как отнесется высший свет к бывшей горничной, пусть и дочери графа. Об этом даже думать не хотелось. Но у Марианны не было выбора: мисс Нотли приказала долго жить, а вместо нее появилась леди Марианна Элсуорт, новоиспеченная светская дама. Мысль была крайне неприятной, даже в животе что-то сжалось.
Леди Кортни пообещала во всем ей помогать, хуже того, заговорила про ее дебют. Но ей уже двадцать три года, она слишком стара для дебютантки. Вообще эта идея – сущее безумие.
Если исключить волнения по поводу своего будущего положения в обществе, то все мысли Марианны занимал маркиз Беллингем: она ничего не знала о нем, и это причиняло боль.
У нее было ощущение, что она утратила часть себя в тот самый момент, когда попрощалась с ним во Франции. То было самое трудное решение в ее жизни, а жить с ним оказалось еще труднее.
Ей так не хватало Белла! Уж самой себе она могла в этом признаться. Она отчаянно скучала и теперь вовсе не была уверена, что поступила