орудие «Лёвшина» гулко рявкнуло, тряхнув пароход. Оба уцелевших пулемёта на кожухах колёс били короткими очередями. Сенька Рябухин по-бабьи приседал при стрельбе и повизгивал. Заметив Жужгова, он злобно ощерился, будто боялся, что тот снова его ударит.
Из проходов надстройки на палубу, на воздух, выскакивали ошпаренные люди — матросы, кочегары и механики. Жужгов глядел на них сверху.
Князь Михаил пропустил вперёд и Катю, и Дарью. Пошатываясь, они добрались до фальшборта и вцепились в планширь. Михаил вытер ладонью горячую воду с лица. Кате казалось, что она вырвалась из ада, кипящего всем своим объёмом, огненного и железного, где в глухой мгле кричат и беснуются обезумевшие люди. Вокруг был простор, овевающий блаженной свежестью реки. Катя не могла надышаться. Она подняла лицо к небу — и натолкнулась взглядом на Жужгова, стоявшего перед рубкой на крыше надстройки.
Жужгов легко узнал Великого князя, однако не испытал ни удивления, ни гнева: это было слишком сложно для него. Он не руководил своей судьбой, и её переплетения были ненужным знанием, вызывающим только досаду, как болтовня инженеров или комиссаров. Жужгов молча нашарил кобуру на бедре и вытащил наган. Надо доделать то, что не было доделано июньской ночью два месяца назад. Всё просто: ему приказали — он исполнил, пусть и не сразу.
Жужгов вытянул руку с наганом, а Катя без размышлений подалась назад и заслонила собой князя Михаила, защищая то, что обрела.
Катю, князя и Жужгова из своего барбета видел и Сенька Рябухин. И он тоже не стал размышлять: а что тут непонятно? Катерина Митревна — хорошая барышня, Жужгов — зверина, и щас в неё пульнёт, а солдаты воюют за хороших против плохих. Сенька крутанул «льюис» на вертлюге и нажал гашетку. Короткая очередь туго ударила в спину Жужгова, как в мешок с песком. От толчка Жужгов нелепо шагнул вперёд и свалился с края крыши.
В этот момент махина парохода ткнулась носом в отмель и вздрогнула. Под форштевнем заскрипела зернистая дресва. Пароход остановился.
Иван Диодорович не обратил внимания на исчезновение Жужгова. Ну, сбросило того рывком судна — и хрен с ним. Важно было другое. Буксир залез носом на мель, будто зацепился челюстью, и двигаться больше уже не мог. Огромное судно вытянулось на приплёске возле острова как дохлая рыбина — отличная мишень для противника. А «Русло» был совсем близко.
Однако в картине боя что-то изменилось. «Русло» почему-то вдруг начал забирать влево, всё уверенней и уверенней, и наконец стало ясно, что Дорофей уводит свой пароход в протоку, разделяющую Нижний и Средний Лемехи. Громада «Русла» неспешно и точно вошла в проём между островами и скрылась за космами тальника.
Фарватер опустел. Перед «Лёвшином» ветер колыхал над рекой только сизые слои мазутного дыма; их с криками дырявили чайки, словно хотели убедиться, что река освободилась от грохочущих чудищ. «Русло» зачем-то осторожно заполз в малую воложку и теперь был отгорожен от «Лёвшина» зелёной грядой острова.
Иван Диодорович обернулся и понял причину такого странного манёвра противника. Выше по течению в светлом створе, над которым плыли облака, темнел другой пароход. Это «Медведь» торопился на выручку товарищу.
16
— Уделали Диодорыча, пущай лапти сушит! Вот он я! — Ликуя, Дорофей мотался по рубке и хлопал по спинам штурвального Бурмакина и лоцмана Федю. — Давай, Федюня, не подведи, мне ещё братца своего умыть надобно!
Дорофей решил обойти остров Средний Лемех по воложке и затаиться в протоке. «Лёвшино» и «Русло» уже изрядно задымили весь плёс, и Дорофей надеялся, что Севастьян не заметит засаду между островами. «Медведь», конечно, устремится к «Лёвшину» — и подставит борт под пушку с «Русла».
После лихой расправы с десантом «Соликамска» война казалась Дорофею потехой, хоть и смертоубийственной. Схватка с «Лёвшином» подтвердила его мнение: орудия красных безбожно мазали, а пулемёты не пробивали броню. Дорофей знал свою планиду. У него либо всё — фарт, деньги, бабы, водка, либо ничего. С «чебаками» получалось «всё», и душа у Дорофея развернулась.
Отколупнув дверку ногой, в рубку пролез пожилой матрос Перчаткин, бывший шулер. В обеих руках он держал по стакану чая в подстаканниках.
— Самовар закипел, — пояснил он. — Мария велела вам снести.
Перчаткин был таким бестолковым и безответным, что его шпыняли все, кому не лень. Ему спихивали самую бросовую работу — драить палубу, мыть посуду, стирать бельё или бегать с поручениями.
— А мне чайку? — нагло спросил штурвальный Бурмакин.
— У меня только две руки! — виновато ответил Перчаткин.
— Сгинь, — властно шевельнул бровью Дорофей.
Никита Зыбалов, командир парохода, узнал от пленных мадьяр, что у большевиков на Каме имеются два бронированных буксира. Один из них — «Медведь» — угрёб в Пермь с баржей, а другой — «Лёвшино» — ошивается где-то возле Осы. Дорофей загорелся желанием сразиться с красными и утопить их суда поодиночке, чтобы снять с Галёво угрозу новых нападений. Он легко убедил Зыбалова отправиться в боевой рейд вверх по реке. Команда «Русла» состояла из добровольцев. Мятежные «рябинники» и «чебаки» не принуждали работать на себя, как делали красные, и даже пообещали жалованье. А вот Федю Зыбалов не отпустил. Вернее, не отдал ему икону Николы Якорника.
— Мы — люди православные, — сказал он. — Мы на фронте в штыковые под хоругвями бежали. А тут такой защитник! Не отдам, и всё. Катись к псам.
И Федя застрял на «Русле». Он не мог явиться домой без образа.
— Верхняя протока до осени мелкая, — возражал Федя на план Дорофея.
— Да мы на пузе проползём, Федюнечка!
— Я как есть говорю! — рассердился Федя. — Чего вы меня убалтываете?
Но Дорофею опять выпал фарт: глубины в протоке хватило.
На первый взгляд пароходы двигались неспешно — вёрст пятнадцать в час, и в то же время это было быстро, потому что каждый миг пароход менял своё положение, стоило только отвести глаза. В проёме протоки прямо перед носом противника «Медведь» опрометчиво выехал сразу всей своей длиной: крамбол с якорем, форштевень, орудийная полубашня, надстройка с барбетами, рубка, колёсный кожух, дымовая труба, дефлекторы, другая орудийная полубашня, кормовой подзор… Пушка «Русла» звонко выстрелила.
Снаряд пробил борт «Медведя», вмяв броню, и взорвался где-то в трюме.
— А вот тебе гостинец, Севастьян! — торжествующе прорычал Дорофей. — Поучи ещё меня, как жить-то надобно!
Сделать второй выстрел «Русло» не успел — «Медведь» уже ускользнул.
— Полный пар! — крикнул Дорофей в переговорную трубу. — Митрофан, на ходовую и сразу право руля!
«Русло» двинулся из протоки на реку. Замысел Дорофея был прост и очевиден своей правильностью: подраненный «Медведь» начнёт