вас с Марфой познакомить. Вы про нее гадостей наговорили и относитесь предвзято — это снова плохо.
— Плохо-плохо. Значит, мать для тебя — плохая, а та девка — хорошая, да?
— Не называйте Марфу девкой! — рявкнул в ответ так, что стекла задрожали в окнах.
Мать открыла рот, хапнула воздух и рухнула на кресло, побелев.
— У вас есть ровно сутки, мама, чтобы смириться с фактом существования Марфы в моей жизни и попытаться познакомиться с ней мирно. Не хотите? Как хотите! На мое желание связать свою жизнь с этой девушкой ваш отказ никак не повлияет.
Мама удалилась к себе, не сказав ни слова, потом демонстративно выкатила в коридор небольшой чемодан.
— Ну, мам… Ну, давайте без этих сцен, а? Дешевый же спектакль…
Она снова удалилась, говорила с кем-то по телефону, как будто даже смотрела ролики или что-то в этом роде. Я сидел в гостиной, добивал просмотр отчетов. Телефон на случай звонка или сообщения Марфы лежал рядом, но пока давал о себе знать только Джига, интересующийся, когда я выйду на ринг, мол, сотряс уже должен был пройти…
Махнул рукой: не до тебя пока!
Ну, что там мама? Успокоилась или как? Я был намерен дожать свою точку зрения, подошел к двери, она с кем-то по телефону ругалась.
— Мы так не договаривались! Ты зачем это в широкие массы выпустила?! Ты должна была для меня раскопать, в частном порядке! Что? Какие тебе еще сто пятьдесят тысяч, подруга? Ты там с дуба ебнулась?! Ах ты… Стерва! Использовала меня… Ты на этом имя решила сделать, проститутка от журналистики! Ах ты шкура продажная, мразь!
Постучал.
— Мам? Все хорошо?
— Мы с тобой еще поговорим. Но уже при других обстоятельствах! — произнесла с угрозой, но голос как будто задыхался.
Почуяв неладное, я вошел. Мама стояла возле стола, тяжело дыша, опершись не него одной рукой, второй схватилась за сердце.
— Что стряслось?
Взгляд мамы рассеянно скользнул по мне, улыбка вышла бледной.
— Я тут кое-что… Меня провели… Вокруг пальца… Как дурочку! Я сейчас позвоню. Позвоню и все улажу… — трясущимися руками взяла телефон и рухнула, как подкошенная.
Скорая. Больница. Операция…
Не до всего как-то, а потом посыпались сообщения с этим…
Хотелось тотчас же позвонить, потребовать объяснений. Но опасался: Марфа снова взбрыкнет.
Отправил ей нейтральное послание:
“Я в больнице. Маме стало плохо с сердцем. Нужно поговорить. Позвони, жду”
Не ожидал, какой будет ее реакция!
Глава 41
Глава 41
Дубинин
За то время, что ждал пробуждения мамы и звонка от Марфы, было время посмотреть, и внутри все заледенело, а потом… взбунтовалось!
Желтые сплетни, представлено все в самом позорном свете.
Марфа и… дядя?
Да быть такого не может! Я же видел, какая она, ммм…
Моя, моя девочка! Так что все это очередное вранье! Как с Павлушей, например. Про них говорят, что любовники.
С другой стороны, дыма без огня не бывает.
Про Павлушу и Марфу разносят сплетни, потому что они реально близки, дружат тесно, хоть меня это жутко бесит!
И если рассматривать эти слухи, сплетни, то явно что-то было. Что-то было, но нутром чую — было не то, что наплела журналюга!
А у мамы-то что?
“Я тут кое-что… Меня провели… Вокруг пальца… Как дурочку! Я сейчас позвоню. Позвоню и все улажу…”
Что так могло потрясти маму? С организацией праздника что-то не так или что?
Повертел в руках ее телефон, пароль самый простой — мой день рождения! Вот так…
Разблокировал, как раз загрузилась страничка, что была открыта в последние минуты.
Открытый журнал вызовов и… имя последнего контакта, плюс время звонка.
“Широкова Марина”
По голове словно кувалдой ударили, со всей силы.
Широкова Марина — это же та шкура, что опубликовала интервью с Марфой и “разоблачение” истоков популярности современных художников, мол, бездари настоящие, вылезают только на хайпе, как Медея, потому что… и пошло-поехало!
Нет, мама…. Ну нет же, а? Ну, пожалуйста!
Просмотрел историю вызовов с этим контактом и даже в переписку залез, стало еще хуже.
Ох, придете вы в себя, мама. Дайте только время!
Хрустнул кулаками, был готовы головы пробивать, а толку? Надо было к Марфе бежать!
И как невовремя маме плохо стало! Не симулирует, прибило приступом по-настоящему.
Еще несколько секунд мучительных размышлений, борьбы с совестью… Пришлось перенести семейное торжество, бросить в чат предупреждение, что праздник откладывается.
Посыпались соболезнования, пожелания выздоровления…
Неожиданно быстро после моего сообщения в коридоре больницы появился друг семьи — Раевский, полковник.
Меньше часа прошло, он уже тут как тут!
— Что стряслось? КАК ТОНЯ? То есть… — откашлялся. — Как Антонина Вячеславовна?
— Да ладно вам, дядь Саш. Я уже не маленький пацан, все понимаю. Можете не шифроваться. Пока врачи ничего конкретного не говорят… Жду.
Как бы хотелось мне верить, что мама в этом не замешана, но ее переписка, звонки и услышанная часть разговора утверждали обратное.
“Мы так не договаривались! Ты зачем это в широкие массы выпустила?! Ты должна была для меня раскопать, в частном порядке! Что? Какие тебе еще сто пятьдесят тысяч, подруга? Ты там с дуба ебнулась?! Ах ты… Стерва! Использовала меня… Ты на этом имя решила сделать, проститутка от журналистики! Ах ты шкура продажная, мразь!”
Зачем? Зачем она так поступила?
Не выдержав, вышел, стрельнул у Полкана сигарет. Раевский вышел со мной покурить, но перед тем, как протянул пачку сигарет, сказал строго:
— Ты же вроде спортсмен.
— Уже давно не профессионал, любитель.
— Минздрав предупреждает…
— В курсе, дядь Саш, в курсе. Только никто не предупреждает, что жить тоже опасно, а разочарования на каждом шагу подстерегают. Как же так, дядь Саш? — выдохнул горький дым.
— Поругался с Ниной?
— Думаете, это я ее до приступа довел? Ничего подобного! Сама накуролесила чего-то и то ли испугалась последствий, то ли заиграла совесть, черт ее разберет! Одного понять не могу, дядь Саш.
—Ну?
— Мама к вам за нужной информацией всегда бегала.
— Да, есть такое.
— Почему в этот раз пустилась другим путем, к вам подходила?