партизанском быту играли самую ничтожную роль. И в самом деле, зачем они нужны были партизану, когда в каждой деревне, в каждой крестьянской избе он находил «стол и дом», сердечную встречу хозяина? Табак – и тот получал каждый из них бесплатно от корейцев, занимающихся, между прочим, табаководством. В те моменты, когда противник вытеснял нас из русской деревни и мы вынуждены были на день-два уйти в сопки, мы располагались там в корейских фанзах, обычно разбросанных в тайге, и переходили на «азиатскую кухню». Корейцы в Сучанском районе старались всячески поддерживать партизанское движение, видя в нём свою защиту от японского империализма и надежду в случае победы на то, что партизаны будут добиваться улучшения их экономического положения. Поэтому каждый из корейцев считал своим долгом помочь нам, и всякий раз, когда партизанский отряд останавливался в фанзах, там устраивался целый праздник: варилась лучшая чумиза, подавались самая изысканная «чемчи», всякие пряности и т. д.
<…>
Более или менее постоянным доходом был у нас налог на кулаков и зажиточных крестьян, политически враждебно настроенных против нас. Этот налог являлся полунатуральным-полуденежным, причём соотношение между этими двумя его элементами находилось в зависимости от нужды данного момента.
<…>
Вторым сравнительно постоянным источником являлось обложение лесопромышленников. Богатейшие леса Приморской губернии издавна привлекали русских и иностранных капиталистов. Прибыль, которую они получали от этой своей деятельности, была настолько велика, что лесопромышленники готовы были пойти на всякий риск и даже игнорировать дикую ненависть к «красным бандитам», лишь бы продолжать работу в районах, занятых партизанами. Все лесные концессии были в наших руках, и для белых они были недосягаемы. Поэтому ни один из капиталистов не мог обойти Ревштаб и должен был вступить в сношения с ним, если хотел обеспечить себе в работе безопасность. Мы воспользовались выгодой своего положения и давали разрешения на лесные разработки или лицензии на вывоз материалов лишь при условии выплаты нам специального налога или доставки продовольствия и других предметов из Владивостока»[45].
Несколько раз партизаны применяли метод «выкупов». «В мае 1919 г. т. Ильюхов с ротой партизан и подрывной командой, руководимой виртуозным подрывником т. Ярошенко, отправился из Цемухинской долины (куда к этому времени были стянуты все партотряды) на станцию Раздольное Уссурийской жел. дор.; он имел задание напасть на расположенный там колчаковский гарнизон, состоявший из 800 штыков пехоты, бронепоезда и батареи, выбить из винокуренного завода колчаковскую охрану, взорвать железнодорожный мост и захватить в плен хозяина завода И.С. Пьянкова. Полностью этот план реализовать не удалось, так как колчаковцы получили от шпионов сведения о нашем приближении и приняли меры предосторожности. Завод был взят без выстрела: колчаковцы побоялись вступать в бой и бежали в Раздольное. В то время как подрывная команда «хозяйничала» у полотна железной дороги, закладывала фугас под мост, резала телеграфные провода, сваливала столбы, развинчивала рельсы и т. д., – на заводе был арестован Пьянков, у которого конфисковали 19 прекраснейших лошадей, 8 пишущих машинок для «печатания» газеты «Вестник партизана» и т. п.»[46].
Деньги Пьянкова в заводской кассе были конфискованы, но средства рабочего кооператива остались в неприкосновенности.
Пьянков искренне (а может, сделал вид?) сотрудничал с партизанами. Он даже переменил свою фамилию на «товарища Винокурова» – неудобно же было называться «товарищем Пьянковым», так как слово «товарищ» никак не могло сочетаться с Пьянковым-капиталистом. В деревне Фроловке, резиденции Ревштаба, с «товарищем Винокуровым» произошёл торг, в результате которого он должен был выплатить контрибуцию в 150 тыс. рублей.
Боевая устойчивость партизанских отрядов не в последнюю очередь определялась наличием партизанских баз, расположенных в местах, куда колчаковцы, а тем более японцы, не могли проникнуть, не будучи достаточно знакомы с местностью и таёжными тропами, пронизывающими трудно проходимый лес и крутые каменистые сопки. Типичное строение этих баз заключалось в следующем. В удобном во всех отношениях пункте, чаще всего верстах в 10–25 от населённого пункта, на склоне сопки строились бараки на 200–300 человек, туда завозились вьючным путем, на лошадях, а часто и на своем горбе, продовольствие на 10–20 дней и фураж для лошадей, и в это убежище в случае вынужденной необходимости (когда, как шутили партизаны, становилось «тошно» от напора белобандитов) укрывался партизанский отряд целиком, оставляя генералов в горьком раздумье о том, куда могли деваться партизаны. При базе нередко устраивались госпиталь, баня, хлебопекарня и всегда кухня и склады для продовольствия. База также являлась партизанским «домом отдыха»: товарищи, наиболее переутомившиеся после тяжёлых переходов, изнервничавшиеся от боевой жизни, отправлялись в убежище на неделю-две и здесь могли спокойно отлежаться и подкормиться. Базы сыграли значительную роль в партизанской жизни, отличавшейся своей специфичностью.
На вооружении партизан оказались даже… танки. Впервые танки на Дальнем Востоке появились в марте 1920 г. Десять танков «Рено» FT-17 французского производства были доставлены во Владивосток на американском пароходе. Ночью танки погрузили на железнодорожные вагоны с надписью «посылки американского Красного креста». Однако железнодорожники поменяли номера, и к белогвардейцам отправились вагоны с сеном. Ну а все десять танков прибыли к партизанам.
Увы, танки оказались без вооружения, генераторных ремней и стартёров. Тогда партизанское командование приказало провести конфискацию самогона по всей округе. Американцы, любители «первача» ещё и до сухого закона, и поменяли партизанам всё необходимое. Только «родных» французских 37‐мм пушек Гочкиса не нашли, а отдали 37‐мм японские пушки.
Трофейные танки партизаны доставили в Благовещенск, где рабочие Чепуринского завода кое-как привели их в боеготовое состояние.
В августе 1920 г. десять танков «Рено» были включены в состав армии ДВР. Из них сформировали 1‐й Амурский танковый дивизион в составе пяти взводов. На двух из танков стояли 37‐мм японские пушки, а остальные машины имели только пулемётное вооружение «максимы» с броневыми «щеками» и «гочкисы».
Красные танки участвовали в нескольких боях, хотя и без особого успеха. Однако само по себе наличие танков в частях ДВР крайне неблагоприятно сказалось на моральном состоянии белогвардейцев.
В 1919 г. наряду с партизанами Приморья активно действовали и партизаны Амурской области.
28 марта 1919 г. партизаны атаковали железнодорожную станцию Бочкарево с двух сторон и после жестокого боя овладели частью села. В этом бою японцы и белогвардейцы потеряли около 450 человек убитыми и ранеными.
Однако японцы успели вывезти из Бочкарево склады вооружения и продовольствия. Партизаны, израсходовавшие последние боевые запасы, оказались в тяжёлом положении. Начинались весенние полевые работы, и военный совет и штаб решили распустить партизан по домам, оставив на летний период небольшие конные отряды «особого назначения», которые должны были нарушать железнодорожное сообщение и связь противника.
С выходом партизан в апреле 1919 г. к селу Натальино (на реке Зее) остатки партизанской армии были распущены. Военный совет объявил, что по окончании летних работ вновь будет проведена мобилизация всех сил для захвата Благовещенска.
В середине августа 1919 г. в деревне Албазиновке состоялся созванный по инициативе коммунистов съезд представителей партизанских отрядов Амурской