Однако до начала новой кампании в судьбе нашего героя произошли счастливые изменения. После подписания перемирия в Парсдорфе 15 июля 1800 года, вначале Карно, а затем и первый консул ратифицировали его, и по декрету от 1 термидора VIII года была отчеканена медаль «в целях увековечения завоевания Баварии Рейнской армией». Моро мог гордиться своими солдатами, а они — своим генералом. Чувство глубокого патриотизма охватило всех — от простого солдата до генерала. Им была свойственна скромность, и в отличие от солдат Итальянской армии они пренебрегали излишним изобилием военной атрибутики — расшитых золотом мундирами, отороченных мехом ментиками, роскошными плюмажами и другими украшениями, которыми не брезговали солдаты, офицеры и генералы других армий, особенно Итальянской. Им были чужды всякие выскочки, такие как ожеро, мюраты и им подобные.
Примером скромности служил сам Моро. Он был очень храбр, но обладал свойственной ему сдержанностью. От него не слышали ни пафосных слов, ни жестов, ничего театрального. Моро отдавал приказы спокойно, четко и ясно, понятным и лишенным бесполезной напыщенности языком. В противоположность Бонапарту, который в гордом одиночестве своего гения разрабатывал планы и буквально диктовал свои победы, война для Моро была всегда плодом совместных усилий его подчиненных. Перед боем он обычно не пренебрегал мнением своих советников, особенно прислушиваясь к словам начальника штаба — генерала Дессоля, мнение которого он очень ценил. Моро спорил по поводу планов предстоящих сражений, давал высказаться каждому, но во время боя его решения не обсуждались, и он нес за них всю полноту ответственности.
За столом у генерала-аншефа всегда царил дух свободы и отсутствовал даже намек на высокомерие. По окончании трапезы все направлялись в салон выкурить по сигаре или выпить по стаканчику ликера. Здесь свободно высказывались по политическим вопросам, иногда даже слишком свободно, чего, пожалуй, не следовало бы делать. Генерал Гувьон Сен-Сир иногда был просто шокирован крамольными мыслями, которые здесь озвучивались, а вот генерал Леклерк их записывал и по секрету передавал своему шурину — первому консулу. «Вашей славе, — писал он Бонапарту, — мешает только Моро! Он любит повторять, что Итальянская армия сражалась, как армия школяров, тогда как он, Моро, воевал, опираясь на методы военной науки… Лекурб вас не любит… То, что вызывает ревность у Моро — у Лекурба вызывает ненависть…»
В течение нескольких месяцев, казалось, первый консул не обращал внимания на домыслы Леклерка. В письмах победителю при Энгене и Хохштатте он не скупился на комплименты. Почему же тогда министр Карно в письме к Моро от 24 августа 1800 года предупреждает: «Вам следует остерегаться интриг, целью которых является испортить чувства взаимной симпатии, столь необходимые для новых побед, которые мы ожидаем от армии под вашим командованием». Вероятно, у столь информированного в государстве человека, каким был Карно, уже были причины думать, что дружба первого консула и командующего Рейнской армией не столь крепка, как кажется на первый взгляд. Много позже, на острове Св. Елены, Наполеон скажет: «Моро ни в коем случае не был человеком, обладавшим исключительными способностями, как полагали англичане… Он был неплохим генералом для командования дивизией, но совершенно не подходил по своим данным для командования большой армией…»
Перемирие, подписанное 20 сентября 1800 года, подтвердило Парсдорфское соглашение, и военные действия были приостановлены на 45 дней с целью проведения переговоров о мире между Австрией и Францией.
В сопровождении генерала Лаори Моро вернулся в Париж. По приезде он был принят первым консулом во дворце Тюильри. В конце приема Бонапарт наградил его парой именных пистолетов, на которых были выгравированы названия побед, одержанных командующим Рейнской армией. «Не все, конечно…, — заметил Бонапарт, —…просто не хватило места».
* * *
23 октября 1800 г. гражданка Жозефина де Богарне и гражданин первый консул давали ужин в честь генерала Моро в Мальмезоне, на котором присутствовали и два других консула. Еще раз Моро обедал в Мальмезоне 2 ноября. Некоторые историки часто ссылаются на анекдот, рассказанный генералом Деканом и повествующий о том, что именно в этот день Бонапарт предложил в завуалированной форме, но вполне ясно — руку своей приемной дочери, Гортензии де Богарне, генералу Моро. На что тот воскликнул: «Мне жениться? Увольте, я не желаю. Говорят, это приносит несчастье. Посмотрите на Жубера!» Но и Декан, и историки, конечно же, ошибались. Нетрудно догадаться, что в анекдоте речь шла не о Гортензии, а о Каролине Бонапарт, сестре Наполеона, рука которой уже предлагалась бретонскому генералу семьей Бонапарт. Кроме того, Моро не мог так ответить первому консулу 2 ноября, так как жениться он как раз собирался, и его невеста была известна Жозефине.
Ту, на которой собирался жениться Моро — звали Эжени Уло. Она была дочерью госпожи Уло, покойный муж которой состоял в должности главного казначея острова Иль-де-Франс (о. Св. Маврикия). Эжени Уло была светлой шатенкой с голубыми глазами и красивым, чуть худощавым лицом. Она была очень грациозной, одухотворенной и наделенной от Бога талантом истинного музыканта.
* * *
Гражданская свадьба состоялась 8 ноября 1800 года в мэрии 3-го муниципального округа Парижа. Учитывая религиозные убеждения Эжени и ее матери, нет сомнений в том, что имела место и другая, религиозная церемония (венчание), которая произошла либо до, либо после гражданской свадьбы. Однако История не оставила нам никаких письменных упоминаний об этом.
17 ноября 1800 года Моро покидает Париж и направляется в Баварию. В Нимфенбурге его любезно принимает генерал Декан, который спрашивает:
— Ну и как дела у нового правительства?
— Как никогда лучше, — отвечает Моро, — только Бонапарт сможет спасти Францию и вывести ее из того трудного положения, в котором она оказалась.
* * *
Перемирие, достигнутое после сражения при Маренго, в течение некоторого времени соблюдалось как французскими Рейнской и Итальянской армиями, так и австрийскими имперскими армиями. Однако Венский кабинет, получив финансовую поддержку Великобритании в размере 2 миллионов фунтов стерлингов, выдвинул условие, что полномасштабный мирный договор может быть заключен только с обязательным участием Англии. До сего времени Австрия придерживалась одной и той же политики: после очередного поражения на поле боя она заключала перемирие и была готова на значительные уступки. Однако, получив малейшее преимущество, всегда находила способ обойти данные ею обещания. Этот случай не был исключением. Сейчас она была готова возобновить войну на английские деньги. Господин Сен-Жульен, полномочный представитель австрийской стороны, подписал в Париже прелиминарные условия мира, но Венский двор дезавуировал их.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});