Читать интересную книгу Ходячие мертвецы Роберта Киркмана. Нисхождение - Джей Бонансинга

И вот этот день настал – день избавления, день спасения – милостью Божьей.

Проповедник понимал это, сидя в предрассветный час среди обгорелых руин железнодорожного депо в юго-западной части Вудбери. Он чувствовал себя тренером накануне важной игры, предводителем Бригады Иисуса, и говорил тихо, украдкой, как будто не хотел, чтобы его услышал какой-нибудь нерадивый житель города, поднявшийся в столь ранний час по непонятным причинам.

– Не забудьте, что ритуал состоит из двух этапов, – сказал он, рисуя палочкой на земляном полу. Он вывел большой круг и подписал его «Вудбери», затем нарисовал стрелки, указывающие внутрь с четырех сторон окрестных полей. Потом он поставил крест в центре города и подписал его «Арена». – Первый этап – причащение, – он улыбнулся и окинул мужчин взглядом гордого отца, который смотрит на блудных сыновей. – На закате мы вынесем на площадь кровь и плоть Христа. Аминь.

Пятеро собравшихся вокруг него мужчин – Риз, Марк, Стивен, Энтони и Уэйд – слушали его с огромным вниманием, как взволнованные десантники перед прыжком, их влажные от пота лица светились от радости и от напряжения.

– Вторым этапом, само собой, станет призыв, – проповедник кивнул на коренастого полицейского в отставке, который стоял на коленях рядом с ним. – Это по твоей части, Уэйд.

Бывший патрульный из полицейского департамента Джексонвилла улыбнулся, проникнувшись духом встречи. Величайшая жертва, решительнейший из поступков – быть разорванными теми самыми тварями, которые принесли с собой апокалипсис, – должна была стать высочайшим моментом в истории Пятидесятнической церкви Бога.

– Стена проблемы не составит, – заверил проповедника Уэйд. – Я только переживаю из-за положения стада.

Иеремия кивнул.

– Ты боишься, что их будет слишком мало.

Коп тоже кивнул.

Улыбка Иеремии стала шире и ярче.

– Господь приведет нам целую толпу… как он привел гору к Магомету.

Некоторые ответили «аминь» или «слава Ему» и ликующе переглянулись.

Иеремия почувствовал, как слезы увлажнили его глаза. Все они долгие годы ждали этого великого и удивительного момента. Несколько раз они подбирались совсем близко к нему, но местная церковная администрация или законы штата Флорида все время мешали им. Теперь ничто не могло их остановить. Сам Бог вымостил дорогу к их триумфу.

Единственным, кто не улыбался, был Гарольд Стаубэк. Опрятно одетый в старый свитер для гольфа и рваные брюки цвета хаки, он стоял в другом конце депо возле стопки шпал, засунув руки в карманы, тревожно покусывая губу и задумчиво пиная пыль у себя под ногами.

– Мне жаль, что нам приходится скрываться от этих людей, – он поднял глаза. – Я их очень полюбил.

Иеремия поднялся на ноги и подошел к Гарольду.

– Брат, я слышу тебя, – он положил руку ему на плечо. – И чувствую то же самое. Видит Бог, мне тоже не хочется этих тайн, – Иеремия обнял Гарольда. Тот шмыгнул носом и обнял его в ответ. Иеремия тихо сказал на ухо Гарольду: – Я много молился об этом и много думал, но другого выхода не нашел, – он отстранился, не убирая рук с плеч чернокожего хориста. – Ты хороший человек, Гарольд. Твое место в раю, а не в этом жутком аду на земле, – проповедник сделал паузу и немного подумал. – Знаешь этого парня, Келвина? Доброго христианина с детьми? – заметив, как Гарольд кивнул, он прикусил губу. – Может, поговоришь с ним утром с глазу на глаз, предложишь ему эту идею, посмотришь на его реакцию?

Гарольд потер подбородок, взвешивая предложение.

– А что, если он расскажет остальным? Если взбунтуется против нас?

– Я бы не стал об этом переживать. Что-то мне подсказывает, что такого не произойдет, – Иеремия повернулся к остальным и улыбнулся своей сверкающей улыбкой. – Подумайте об этом. Мы оказываем этим людям одолжение – такое случается лишь раз в жизни, – верующие христиане все поймут, – все опустили головы, почтительно кивая. Иеремия утер слезы, выступившие на глазах. – Завтра в это же время мы уже будем в раю, – он сквозь слезы посмотрел на паству. – И не будет больше живых трупов. Не будет стен. Не будет печали, – он неестественно усмехнулся. – Не будет больше порошкового молока.

Тем утром солнце встало ровно в пять часов тридцать две минуты – такое время показывали старые, видавшие виды карманные часы, которые Боб всегда таскал с собой еще с тех времен, когда он водил армейскую карету «Скорой помощи» по Восьмому шоссе, протянувшемуся от Багдада до Кувейта. Хоть металл и потускнел, часы все еще хранили следы былой красоты: на крышке были выгравированы номер части Боба и его инициалы, посеревшее за годы кольцо не потеряло изящества – мама Боба обязательно назвала бы эти часы на старинный манер часами-луковицей. Теперь Боб держал их под рукой, сидя на крыше магазина «Корма и семена Дефореста» в конце Пекан-стрит.

Ветер трепал редеющие, напомаженные, темные с проседью волосы Боба и бросал их ему в глаза, пока он осматривал окрестности. Одинокому солдату было не найти лучшего места для наблюдения за городом, который вот-вот должен был очнуться ото сна: Боба прикрывали толстые, черные от копоти трубы, в то время как он прекрасно видел Мейн-стрит и сеть узких боковых улочек, деливших Вудбери на небольшие квадраты. В полутора кварталах к западу стоял коричневый кирпичный дом проповедника, у Боба как на ладони были площадь, ратуша, дом Лилли, далекие углы баррикады, леса за стеной и большая часть остальных ориентиров. Боб понимал, что только он может положить конец этому безумию. Но еще он понимал, что нужно действовать осторожно. Один неверный шаг – и никто ему не поверит. Ему нужно было все равно что перепрограммировать коренных жителей города – включая Лилли, – которые попали под влияние этого жулика, выдающего себя за посланца Божьего.

Боб проверил револьвер триста пятьдесят седьмого калибра, который лежал на покрытой рубероидом крыше рядом с флягой. Он уже несколько лет пользовался исключительно «магнумом», стреляя из него хоть в енотов, хоть в ходячих мертвецов. Револьвер ни разу его не подводил, несмотря на то что вмещал всего семь патронов – шесть в барабане и один в стволе, – и был не слишком удобен в обращении, когда требовалось действовать быстро. И все же у него был плавный спусковой механизм простого действия и классный лазерный прицел двукратного приближения, а потому револьвер обладал высокой поражающей способностью и стрельба из него всегда напоминала Бобу, каково сидеть за рулем «Бьюика Роудмастера» с восьмицилиндровым двигателем, чувствовать скрытые под капотом двести с лишним лошадиных сил и гнать по прямому шоссе, оставляя мелкие тачки далеко позади.

Благослови Господь «Дженерал Моторс», благослови Господь Клинта Иствуда, благослови Господь господ Смита и Вессона: с калибром 357 шутки плохи.

Боб проверил барабан, который провернулся с глухим щелчком, и глотнул родниковой воды из фляги. Нечистая, с металлическим привкусом, она все же была прохладной и жидкой и со своей задачей справлялась. Пару месяцев назад Боб нашел в разграбленном «Уолмарте» несколько новых пачек батончиков мюсли и с тех пор питался только ими. Вытащив один из кармана, он разорвал обертку. Безвкусный, сухой, старый, на изысканный завтрак он не тянул – и тем более был последним, – но Боба это не волновало. Он чувствовал себя игроком, идущим ва-банк.

Как говаривал командир его взвода накануне очередной передислокации: «Двум смертям не бывать».

Прошел час, в городе было все так же тихо, ноги Боба начали затекать, как вдруг у кромки леса за северо-восточными воротами появился человек. Приставив к глазу прицел с двукратным увеличением, Боб выглянул из-за трубы и проследил за мужчиной, который вошел в безопасную зону, повернул на юг и быстро пошел по пустынному тротуару к площади. Боб узнал единственного чернокожего жителя города – опрятного хориста Гарольда Стаубэка, – когда тот поднялся по ступеням ратуши и постучал в парадную дверь.

Через минуту на пороге появился сонный Келвин Дюпре. Одетый в трикотажные штаны, он зевнул и почесал задницу. Мужчины перекинулись парой слов, и в конце концов Келвин пригласил Стаубэка внутрь. Дверь хлопнула, звук эхом разлетелся над городскими крышами.

Боб взглянул на карманные часы. Было почти семь, и до него уже начинали доноситься голоса, по большей части приглушенные, из-за стен и окон, – люди потягивались, вылезали из постелей и начинали новый день. В отсутствие газет, телевидения, радио, интернета, ресторанов, баров, ночных клубов, театров и любых других современных развлечений, которые не давали людям сна, суточные биоритмы начали сдвигаться. Люди стали раньше ложиться спать и раньше просыпаться по утрам. Или же все это объяснялось обычной эволюционной адаптацией к новым условиям – в конце концов, темнота таила в себе больше опасностей. Ночью лучше было сидеть дома, держа дробовик под рукой.