Читать интересную книгу Южный Крест - Юрий Слепухин

Правительственный передатчик ЛРА-5 время от времени — вперемежку с классической музыкой — повторял короткое официальное коммюнике о неудавшейся попытке военного переворота, не приводя никаких подробностей. Иностранные радиостанции противоречили друг другу, и представить себе четкую картину положения было трудно. Все, впрочем, признавали, что путч можно считать уже ликвидированным.

Разочарованные слушатели постепенно разошлись, осталась лишь кучка заядлых спорщиков, до хрипоты обсуждавших события политической жизни Аргентины за последние двадцать лет и перспективы на ближайшее будущее; спорили с таким жаром, что Полунин стал уже опасаться, не дойдет ли опять дело до стрельбы — хорошо еще, если по люстрам. Он рассеянно прислушивался к темпераментной аргументации, думая о Дуняше, о том, как может повлиять случившееся на поиски Дитмара, и еще о том, что в такие вот моменты особенно остро ощущаешь нелепость эмигрантского существования, этой проклятой «жизни в гостях». Покуда вокруг все спокойно, ты живешь как и другие — с теми же заботами, приблизительно теми же интересами; но когда в стране что-то происходит — вот тут сразу и обнаруживается разница между тобой и окружающими. Забастовки, политические демонстрации, предвыборная борьба, даже просто газетная полемика вокруг какого-нибудь наболевшего вопроса — все это кровно касается их, но не касается тебя, и ты сразу начинаешь чувствовать себя чужим, непричастным к жизни общества, ненужным ему…

Телефонная связь с Буэнос-Айресом восстановилась лишь на следующий день, к вечеру; на переговорных пунктах образовались такие очереди, что Полунин смог дозвониться лишь около полуночи.

— Евдокия! — закричал он обрадованно, услышав наконец ее сонный голос — Это я! Как ты там?! У тебя все благополучно?!

— Ну да, — отозвалась она, — а что такое? Почему ты так поздно?

— Хорошенькое дело — поздно! Я сижу на телефоне с восьми часов! Что у вас там делается? Где ты была вчера?

— Вчера? Дай сообразить… О, конечно, — вчера я была за городом, меня пригласили на асадо [52], — беззаботно сообщила Дуняша — А что у тебя?

— У меня все в порядке, только я очень беспокоился вчера, когда узнал! Я боялся, ты попадешь в какую-нибудь историю…

— Нет, я никуда не попала, я была с Синеоковой в Сан-Исидро, она меня знакомила с родителями своей будущей belle-fille. Вообрази, ее сын женится на аргентинке! Приятная, впрочем, девушка, хоть и глупа на вид. Хорошо, если поглупела от любви, а иначе… Хотя, между нами, молодой Синеоков тоже ведь не блещет. Сплетницей я стала ужасной, не хуже княгини… Ой, я ведь совсем забыла — можешь себе представить, пока мы там прохлаждались, здесь без меня произошла революция. Представляешь? То есть она не произошла, ее только хотели сделать. — прилетели авионы и стали бросать бомбы на Плас-де-Майо, вообрази — среди бела дня! Говорят, там все вверх дном. Я сама не видела, туда не пускают, да и не такой уж это приятный спектакль, согласись сам. Летом сорок четвертого года я однажды поехала к подруге в Бийянкур — там главная парижская гар-де-триаж [53], не знаю как это по-русски, — все забито немецким военным материалом, пушки, камионы [54], танки и всякое такое — они уже бежали, это было за месяц до либерасьон, — и вдруг, вообрази, налетают американцы и начинают бросать свои бомбы куда попало. Кошмар! Я потом видела один такой кратер — в него поместилась бы вся Тур Эффель, не веришь?

— Насчет Эйфелевой башни ты, конечно, загнула, но вообще воронки от американских фугасок бывали здоровенные.

— Фантастические! То есть я в тот день — в Бийянкуре — осталась жива просто за счет чуда, но напугалась ужасно. Поэтому, как ты догадываешься, у меня нет ровно никакого желания идти смотреть, как выглядит сегодня Плас-де-Майо. А курию сожгли!

— Какую курию?

— Апостолическую курию, это вроде амбассады Ватикана, не знаю. Ее сожгла толпа, потому что, говорят, все это безобразие устроили иезуиты — ну, в смысле бомбардировки. Странно, правда? Никогда не думала, что попы летают на авионах, — но, разумеется, от этих жезюитов можно ждать всего решительно. Кошмарная публика, недаром их отовсюду повыгоняли. Ну, а как там ты? Я сегодня читала газету, про Кордову ничего не сообщают, значит у вас спокойно. Ты вообще скоро думаешь вернуться?

Полунин сказал, что скоро, пожелал ей покойной ночи и повесил трубку — в стекло кабины уже нетерпеливо постукивали.

Успокоенный насчет Дуняши, он мог теперь заняться делами, но впереди, как назло, было три нерабочих дня: суббота, воскресенье и понедельник — двадцатого июня аргентинцы празднуют День флага. Единственное, что можно было сделать до вторника, это выписать из телефонной книги все имеющиеся в Кордове электромонтажные фирмы. Список получился довольно длинный.

Во вторник с утра Полунин засел за телефон Он набирал номер, спрашивал, выслушивал ответ: «Простите, вы, вероятно, ошиблись, этот сеньор у нас не работает» — и вычеркивал еще одну строчку в своем списке. Вычеркнув уже шесть, он набрал очередной номер.

— «Консэлек лимитада», добрый день, — отозвалась телефонистка, — чем могу служить?

— Пожалуйста, соедините меня с сеньором Дитмаром, — произнес Полунин в седьмой раз и, уже приготовившись зачеркнуть «Консэлек», вдруг услышал:

— Очень сожалею, но сеньора Дитмара сейчас нет в конторе, он будет после обеда. Что ему передать?

— Нет-нет, спасибо… я зайду сам, — не сразу оправившись от неожиданности, сказал Полунин и осторожно, словно боясь спугнуть удачу, опустил трубку на рычаги. Вскочив, он постоял, снова сел и с размаху влепил кулак в раскрытую левую ладонь. Есть, черт возьми! Наконец-то! Но тут же им овладела неуверенность: слишком уж легко все получилось, — а что, если Лернеру писали про какого-нибудь совершенно другого Дитмара, однофамильца?

Он снова набрал номер и, услышав знакомый голос, сказал:

— Простите, сеньорита, это опять я. В котором часу должен вернуться дон Густаво, вы сказали?

— Обещал приехать к трем, — ответила телефонистка, — но вы лучше зайдите пораньше, в половине третьего…

Полунин переписал в книжку адрес «Консэлек лимитада», а остальной список сжег над пепельницей. Потом задумался, глядя в окно на плоские крыши-асотеи с развешанным на веревках бельем, косую штриховку телевизионных антенн и туманно синеющие вдали мягкие очертания окрестных гор. Действительно, что ли, есть на свете какая-то высшая справедливость, или просто сработал его величество случай? Встретиться здесь, на другом краю земли, через столько лет…

А все произошло потому, что в тот день — два года назад — шел проливной дождь, а портативная «Электра», которую надо было отнести клиенту, не лезла в портфель. Он упаковал приемник в газету, но сообразил, что газета размокнет, пока он добежит до станции метро, и в поисках более плотной бумаги полез в стенной шкаф в прихожей, куда Свенсон бросал старые журналы. Вытащив наугад один, он развернул его, прикидывая на глаз, хватит ли для упаковки, и на крупной — вполстраницы — фотографии увидел Дитмара.

Он даже не понял сразу, кто это такой. Просто что-то очень знакомое показалось ему в этом человеке, сфотографированном в очереди. Все были с чемоданами, многие в длинных пальто европейского покроя — явно иммигранты. Этот, привлекший его внимание, тоже стоял с чемоданом в руке и, повернув голову, смотрел прямо в объектив. Полунин прочитал подпись под снимком, она гласила: «Через час-другой, покончив с таможенными формальностями, эти новые аргентинцы окажутся на улицах гостеприимного, но чужого им Буэнос-Айреса. Что ждет здесь этих людей, покинувших разоренный войной Старый Свет? » И только потом, не веря еще своим глазам, он понял, кто этот, улыбающийся фоторепортеру, «новый аргентинец»…

Был уже второй час. Полунин спустился в ресторан, пообедал и вышел на улицу, доказывая себе, что попытаться увидеть Дитмара — по меньшей мере неосторожно. Кто знает, хорошая ли у того память на лица? Мог, конечно, и не запомнить, но если узнает, это плохо. Нет, идти к нему нельзя. Разве что взглянуть издали…

День был солнечный, но холодный, почти морозный, по аргентинским понятиям. Градуса три-четыре выше нуля, пожалуй, не больше. Жители Буэнос-Айреса при такой температуре мерзнут до костей, в сухом климате Кордовы зима переносится легче — если нет ветра. Сегодня ветра не было, и Полунин даже без шляпы не чувствовал холода. Впрочем, возможно, ему было жарко от возбуждения.

Прохожий объяснил, как пройти на улицу Доррего, это оказалось совсем близко. Контора Дитмара помещалась в новом пятиэтажном здании, между кафе и магазином готового платья; среди дюжины металлических, мраморных и стеклянных дощечек с названиями разместившихся здесь фирм Полунин сразу увидел нужную ему — залитый чернью крупный курсив «КОНСЭЛЕК ЛТДА» резко выделялся на зеркально надраенной латуни. Ниже, мелкими буквами, было указано: «3-й эт. ком. 85».