увидела его улыбку. Она не смогла удержаться от ответной улыбки.
— Спасибо.
— Не за что. А теперь я собираюсь принять душ. — Он подмигнул и стянул с себя футболку, запихивая ее в стиральную машину. Она действительно старалась не пялиться на него, хотя это было почти невозможно. Он был слишком красив, чтобы на него не смотреть. Широкие плечи, мускулистая грудь, рельефный живот.
И он принадлежал ей. По крайней мере, пока.
Взяв стакан воды, она открыла холодильник, чтобы посмотреть, что можно съесть.
— Я приготовил пасту, — крикнул он. — Тебе просто нужно разогреть ее.
Черт, она могла бы привыкнуть к этому. За исключением того, что она не должна была, она знала, что не должна. Маленькая часть ее задавалась вопросом, не возникла ли его потребность привести в порядок дом из-за осознания того, что он скоро уедет. Это заставило ее опечалиться. Отогнав эту мысль, она вышла из кухни и направилась в ванную, из двери повалил пар, когда она ее открыла.
Сбросив свою одежду в кучу рядом с его, она открыла дверь душа и вошла внутрь. Кабина была маленькой, ему пришлось отступить, чтобы дать ей достаточно места. Затем она обвила руками его шею и прижалась лбом к его плечу.
— Ты же только что приняла душ, — пробормотал он, когда брызги обрушились на них обоих.
— Знаю. Я хочу другого. — Она поцеловала его в плечо, ощутив вкус воды на его коже. — Расскажи мне о своем дне.
— Все было хорошо. Сегодня днем у меня была встреча. Планы по проекту реализуются. Потом я заскочил повидаться с отцом, а затем вернулся сюда и починил кран. Как прошло шоу?
Она обвила руками его спину. Она никогда не могла насытиться прикосновениями к нему.
— Все прошло хорошо. Зрители казались счастливыми.
Он коснулся рукой ее спины, проводя кончиками пальцев по позвоночнику.
— А как насчет тебя, ты счастлива?
Она подняла голову, ее глаза сияли.
— Да.
Его голос был грубым.
— Я тоже.
Приподняв бровь, он заглянул глубоко в ее глаза. Ей было интересно, видит ли он эмоции, бурлящие в них. С ее стороны было глупо думать, что, если они займутся сексом, это снимет напряжение между ними. Вместо этого она просто хотела его с каждым днем все больше.
Хотела приходить домой и видеть, как он чинит кран. Хотела знать, что он будет ждать ее.
Хотела чувствовать его кожу на своей вот так каждую ночь.
Он скользнул руками по ее спине, затем приподнял ее, пока ее лицо не оказалось на одном уровне с его. Он нежно поцеловал ее, затем повернулся, прижимая ее спиной к кафельной стене, прижимаясь своим твердым телом к ее.
Она потянула его за волосы, их поцелуи становились все жестче, глубже, пока они не застонали напротив губ друг друга. Все еще удерживая ее одной рукой, он просунул другую между ними, прикасаясь к ней там, где она нуждалась в нем, его пальцы кружили и ласкали, пока его имя не сорвалось с ее губ.
И когда он был внутри нее, все казалось правильным. Он прижимал ее к себе, шепча, как в ней хорошо, как сильно она ему нужна, как он никогда не хотел бы ее отпускать. Он был идеальной смесью нежности и грубости. И когда она снова достигла пика, он проглотил ее наслаждение своим ртом, его собственное желание делало его толчки хаотичными и все же такими чертовски совершенными.
Она никогда не могла насытиться этим мужчиной. Она никогда этого не хотела.
Хотя она знала, что однажды, совсем скоро, ей придется уйти от него, не оглядываясь назад.
— Чарли уже вернулся к себе? — спросила Эверли позже той ночью, когда они лежали, обнявшись, в постели. После душа они съели приготовленную им пасту и посмотрели детективное шоу, чтобы расслабиться, ее тело прижималось к нему на ее кремовом кожаном диване. Когда она, наконец, почувствовала сонливость, он отнес ее в постель, и она свернулась калачиком рядом с ним так, как ему это нравилось.
И теперь ее голова лежала у него на груди, рука покоилась на его бедре, а он нежно гладил ее по волосам, и они разговаривали приглушенными голосами.
— Он возвращается завтра. Хотя, я думаю, что неохотно. Он привык жить у Долорес. Вся эта домашняя еда и «Чарли, не вставай с дивана» стали ему нравиться.
Эверли улыбнулась ему в грудь.
— Думаешь, между ними что-то есть? Они всегда были неразлучны.
Дилан провел большим пальцем по ее нижней губе. Она распухла от их поцелуев.
— Если и есть, он мне не сказал.
— Ты бы расстроился, если бы они встречались? — она подняла голову, чтобы поймать его взгляд. Он моргнул, выглядя задумчивым.
— Нет, я был бы рад. И, вероятно, испытал облегчение от того, что у него был кто-то, кто мог бы о нем позаботиться. Кто-то, о ком он тоже мог бы позаботиться.
— Он долгое время был холост.
Дилан кивнул.
— Да, это так. Наверное, слишком долго. Он вроде как привык к этому.
— Он все еще любит твою маму?
Он нахмурился.
— Как он может любить ее? Она мертва.
— Знаю, но, возможно, он все еще влюблен в идею о ней. В память о ней. — Эверли затаила дыхание, потому что Дилан никогда много не говорил о своей маме. Когда они были моложе, задавать ему вопросы о его матери было все равно что биться головой о кирпичную стену. Бессмысленно и больно.
Она знала, что смерть его матери причинила ему боль, хотя это произошло спустя годы после того, как она бросила его с отцом. Умереть от наркотической зависимости в полном одиночестве в грязном приземистом доме в городе было ужасной смертью.
— Думаю, что память о ней оставила у него шрамы, — наконец сказал он, запуская пальцы в ее шелковистые волосы. — Думаю, у всех нас оставила шрамы.
У нее перехватило дыхание, потому что это был первый раз, когда он упомянул о ее влиянии на него.
— Ты часто думаешь о ней?
— Не совсем. Я едва могу вспомнить, как она выглядела, не видя фотографии. И вообще не могу вспомнить звук ее голоса.
— Надеюсь, что Чарли однажды смирится с потерей. Пока кто-нибудь другой не прихватил Долорес.
— Я бы не стал на это надеяться, — пробормотал он.
Это было так, как будто он говорил о себе, и от этого у нее защемило сердце.
Было бы слишком банально сказать, что он решил спасать жизни, потому что не смог спасти жизнь своей мамы. За ним стояла движущая сила, которой обладали немногие люди. Она знала это, потому что у нее это тоже было.
— Кстати, о родителях, как твои? Они придут на шоу? — тихо спросил он.
Она приподняла бровь, потому что ее отношения с собственными родителями было не совсем то, чем можно гордиться.
— Я предложила