Читать интересную книгу О, этот вьюноша летучий! - Василий Аксенов

Он снова увидел тот, поразивший его, сюжет из газеты с велогонкой и «Колхидой».

Снова он сам, Петр Ермаков, за рулем автомашины сопровождения, и снова все движется в замедленном темпе: велосипедисты за спиной и налетающая «Колхида» с искаженным пьяным лицом за лобовым стеклом.

И снова за миг до решения ярчайшие, гремящие ликующей (или щемяще нежнейшей – всякий раз по прихоти режиссера) музыкой моменты из жизни Петра Ермакова пролетают перед ним.

Парус.

Танцующая дочка Светланка.

Ночное шоссе.

Сергунчик на плечах.

Парус.

Усталое милое лицо операционной сестры Марии Афанасьевны. Ее улыбка. Протянутая рука.

Правая нога выжимает до предела педаль акселератора.

Автомашина сопровождения проскакивает мимо «Колхиды».

Ермаков с досадой тряхнул головой и открыл глаза.

Рядом лежал, болтая ногой, счастливый Вика-Силуэт.

– Фо липс ар олуэз бэта ден ту, – напевал он знакомую Ермакову песенку. – Значит, орден дадите, капитан? – спросил он, усмехаясь.

– Почетную грамоту получишь, – усмехнулся Ермаков.

– А бутылку мы с тобой выпьем, капитан? – усмехнулся Силуэт.

– Выпьем, Вика, – усмехнулся Ермаков.

Тогда уж оба усмехнулись и встали.

Олег Прянников и Гражина вышли вместе из Института атомных проблем, разговаривая друг с другом, очень увлеченные друг другом и своей беседой, как вдруг физик схватился за голову, а потом побежал вниз по лестнице, вопя, словно одержимый:

– Держи! Держи! Милиция!

С институтского паркинга в глубину аллеи улепетывал какой-то юнец. Прянников подбежал к своей машине, за ним запыхавшаяся испуганная Гражина.

– Что случилось?

– Милиция… – горько усмехнулся Прянников, как видно вспомнив докучливого капитана на перекрестке. – Когда она нужна, ее не бывает. Вы видели? Среди бела дня сперли дворники! Где теперь я их достану? Дворники вместе с поводками?!

– А зачем вам дворники? – спросила Гражина. – Солнце, чистое небо, можно без дворников ехать.

– Не хотите ли вы сказать, любезная Гражина, что исключаете энную вероятность дождя среди ясного неба? – спросил Прянников.

– Мистер Прянников через два «н», – сказала Гражина, – если пойдет дождь, мы будем стоять.

– Не лишено, – задумчиво сдерживая порывы счастья, произнес Олег Павлович и сел за руль. – Не лишено мудрости.

Ермаков и Силуэт, как два закадычных друга, сидели за бутылкой водки. Происходило это действо, обозначавшее по традиции начало дружбы, на кухне жаровской квартиры.

Здесь было до странности чисто, и все лежало на своих местах. Никаких следов мужской «силуэтовской» жизни не обнаруживалось, хотя через дверь в глубине квартиры видна была его койка, портреты девиц, поп-групп и культуристов, прикнопленные к обоям.

Мужчины выпили по второй, закусили и теперь дымили. Ермаков курил свои традиционные «Краснопресненские», Вика Жаров употреблял рублевую гаванскую сигару «Упман».

– Скажи, Вика, ведь ты не за почетную грамоту сегодня так старался? – вдруг спросил Ермаков.

– Шутишь, капитан?! – засмеялся Вика.

– Извини, Вика, за назойливость, – сказал Ермаков. – Этот вопрос для меня… ну, философский, что ли… Почему ты сегодня так решительно действовал?

– Ну-у… – протянул Вика и сам вдруг задумался. – Честно говоря, я и сам не знаю… может быть, инстинкт… – он хлопнул ладонью по столу. – Да! Инстинкт! Вот именно инстинкт!

– Я так и думал, – проговорил, глядя в сторону, куда-то в окно, Ермаков. – Инстинкт спасения…

– Спасения?.. – удивился Вика. – Кого?

– Ну, этих, в кузове «ЗИЛа»… тех, приезжих…

Ермаков вдруг поймал изумленный взгляд Силуэта. Некоторое время они смотрели друг на друга. Силуэт, вдруг помрачнев, поднялся и отошел к окну. Ермаков глядел на его широченные плечи, обтянутые оранжевой майкой.

– Да не, капитан, – с некоторой жестковатостью произнес Силуэт. – У меня, если честно, был другой инстинкт. Инстинкт погони…

– Инстинкт погони?.. – недоумевая, проговорил Ермаков.

Оба окутались клубами дыма.

– Я уж думала – пожар в доме, – прозвучал вдруг в дверях женский голос.

Ермаков вскочил.

В дверях кухни стояла собственной персоной операционная сестра Мария, в которую он так неожиданно и бурно вчера влюбился.

Мария тоже весьма удивилась, увидев капитана Ермакова, но в отличие от него не потеряла ни дара речи, ни свободы движений. Она прошла через кухню, приблизилась к Вике-Силуэту и подставила ему свою щеку. Вика пригнулся, поцеловал Марию в щеку, обнял ее за плечи и повернул к своему гостю.

– Знакомься, капитан. Это моя мамаша.

– Не… неве… невероятно, – еле ворочая языком, пробормотал Ермаков.

Вика и Мария смеялись.

– Что, капитан, не веришь? Я и сам иногда не верю, когда ее вижу на улице, что это моя мама. А ребята недавно спрашивают – ты где это, Силуэт, такую клёвую чувиху подклеил?

– А мы, Вика, с капитаном уже знакомы, – говорила Мария, быстрыми легкими движениями наводя на столе порядок. – Мы с ним вчера имели счастье познакомиться, – быстрый лукавый взгляд в сторону Ермакова. – Он меня, как ты выражаешься, «подклеил»…

Силуэт, смеясь, разливал водку. Ермаков, все еще столбенея, бормотал нечто несуразное:

– Уж что вы, Мария Афанасьевна… ведь вы были при исполнении служебных обязанностей… я не при исполнении… но я… но вы… не скрою я… Вика, ты не подумай… все четко…

Он поднял рюмку, посмотрел на спокойное и такое ему милое лицо Марии и сразу успокоился.

– Замечательное совпадение, – сказал он вполне нормальным тоном. – Просто исключительное. Знаете, друзья, у меня есть идея. Поехали на воду?

Гражина неслась на водных лыжах и хохотала от счастья. Буксировщиком был Прянников. Они описывали большой круг вокруг яхты-дракона, с которой кто-то махал им и что-то кричали.

В яхте пребывала развеселая компания – Ермаков со своими детьми и Мария с сыном.

Ермаков сидел на руле. Он восхищенно смотрел на Марию.

Она в ярком бикини и со спутанной гривой казалась в эти моменты просто юной девушкой. Иной раз она взглядывала на Ермакова, да так, что яхта сбивалась с курса. Капитан явно нравился медсестре Марии.

Серега работал со шкотами и тоже был очень доволен. Он был матросом на этой яхте, и все взрослые, включая даже самого знаменитого на перекрестке парня Силуэта, могли удостовериться, что он кое-что смыслит в яхтенном деле.

Светланка просто обмирала от счастья, боясь поднять глаза на свой идеал, на местного Грэга Блубери, который ничем не хуже, а может быть, даже и лучше оригинала.

Силуэт в плавках сидел, обхватив колени, на носу яхты. Он смотрел прямо на солнце, не щурясь, и если бы не огрызок сигары в углу рта, его лицо тоже бы казалось счастливым. Огрызок сигары, с которым он почему-то не расставался, придавал ему какое-то странное выражение. Иногда он замечал взгляды, которыми обменивались Мария и Ермаков, и тогда легкая тень птичкой скользила по его лицу, но тут же широко улыбался, скалился.

Вдруг он встал и протянул руку Светлане.

– Хочешь, поплаваем, сестренка?

Девочка – хоть в печку позови, пойдет за Викой – поднялась.

Они прыгнули с яхты в воду и поплыли к берегу, который поднимался над водой высоким красноватым песчаным откосом.

Мария, как будто отсутствие сына ее от чего-то слегка освободило, пересела поближе к Ермакову.

– А вы, Петя, давно занимаетесь парусами?

– Давно. Я мастер спорта по этому делу.

– Вот бы моего Вику увлекли. Вот бы он загорелся парусами! Он слишком выпивает, знаете ли, Петя, и вечно торчит в баре, с девчонками, в этом мотеле…

– Если вы мне разрешите, Маша, – проговорил Ермаков, – я бы с вами о Викторе по-серьезному поговорил. Ему с его характером нельзя шофером работать…

Лицо Марии потемнело и постарело сразу на пару десятков лет.

– Вы так считаете, Петя? Что ж…

– Не знаю, – проговорил Ермаков, – пока еще не могу его понять. Быть может, ему лучше бы у нас, в автоинспекции работать… у нас дисциплина и вообще для него интереснее… нет, я не то хочу сказать…

– Я очень за Виктора переживаю, – сказала Мария, – я иногда просто…

Она замолчала.

Яхта ровно скользила к берегу. Головы двух пловцов темнели в солнечном сиянии.

– Вы мне так нравитесь, Маша, – вдруг тихо сказал Ермаков, – я не могу даже сказать… вы…

– Я вижу, Петя, – сказала она, – не надо говорить…

…Яхта ткнулась носом в песок. Сергей ловко опустил парус и забросил швартовочный конец за корягу.

Над маленьким пляжем на обрыве стояли Вика и Светлана.

Ермаков спрыгнул в воду, протянул руку Марии.

Она тоже спрыгнула с борта яхты, подняла голову и вдруг закричала:

– Виктор, не смей! Вика, я тебе запрещаю!

В следующий момент Силуэт отделился от края обрыва. Он прыгнул вверх, сложился, крутанул сальто, потом толчком ног снова отделился уже от отвесного ската, вышел на боковое сальто, а затем там, где обрыв стал уже более пологим, сделал несколько кульбитов и точно остановился прямо на кромке воды.