Это был единственный путь в отель типа «постель и завтрак». Возможно, она пошла бы прогуляться, по крайней мере, она была бы вне поля зрения и могла бы поймать Билли до того, как он появится на подъездной дорожке. Они могли ходить и разговаривать; им не нужно было сидеть на виду у Гвен. Их разговор был бы более приватным. Но что, если он пришел другим путем, через деревья, через поле или еще как-нибудь? Она бы скучала по нему, если бы ее здесь не было. Ее желудок превратился в один большой узел. Звонок мобильного вырвал ее из раздумий. Нет идентификатора вызывающего абонента. Она приняла вызов.
— Алло?
— Привет, Лиззи, это Анна. Нам нужно поговорить. — От интенсивности ее голоса пульс Лиззи участился.
— Эм… ладно. Сейчас? По телефону?
— Нет. Лично. Мне нужно тебе кое-что показать. Ты можешь подъехать сюда?
— Не сейчас, у меня… э-э… кое-что сделать надо. — Она поймала себя на том, что запинается, боясь, что Анна по ее тону поймет, что она собирается встретиться с Билли Коули. Глупо, она знала… как мог кто-то знать, кроме нее? И особенно по голосу. Ее лицо покраснело при мысли о своем идиотизме. Одного осознания того, что она встречается с осужденным детоубийцей, который оказался ее отцом, тем самым, который, по сообщениям, жестоко обращался с ней в детстве и бросил ее, было достаточно, чтобы вызвать целый спектр эмоций. Страх. Ненадежность. Гнев. Все это заставляло ее чувствовать, что ее мир вращается, вращается в неправильном направлении с большой скоростью. Заставляя ее чувствовать себя так, как будто она и ее мысли были прозрачны.
— Значит, попозже сегодня днем? Это важно.
— Конечно. Я позвоню, когда буду в пути.
Звонок закончился. Кровь Лиззи закипела, когда в ушах зазвенели слова Анны: «Мне нужно тебе кое-что показать. Это важно.»
Что теперь?
Внимание Анны привлек какой-то звук. Хруст шин по гравию. Но не машины.
В поле зрения появилась сгорбленная фигура Билли Коули, его ноги медленно двигались, крутя педали велосипеда. Лиззи рванулась вперед и на трясущихся ногах побежала к нему, надеясь, что никто не заметил его приближения.
— Остановись здесь. Мы вернемся тем же путем, которым ты пришел, — сказала Лиззи. Ее голос был более твердым, чем она чувствовала. — Оставь велосипед за одним из деревьев.
Билли молча выполнил ее приказ. Он повернулся к ней лицом. В ярком полуденном солнце он выглядел совсем не так, как прошлой ночью. Свет падал на бело-седые пряди его волос, заставляя их мерцать. Они были коротко подстрижены по бокам, верхняя часть немного длиннее и зачесаны назад с помощью геля или масла, открывая залысины. Он носил их длиннее, когда она была маленькой, и они были светлыми и растрепанными, более неопрятными. Не то чтобы она его помнила — сейчас она вспоминала его фотографии из газет. Он был плотнее сложен, а не тощим, как тогда. У него было это типичное качество «жесткого человека», подумала она. Он напомнил ей Рэя Уинстоуна, актера, который, казалось, всегда играл роли гангстера. Может быть, Билли всегда был таким, а может быть, приобрел за годы тюремного заключения.
Она сделала глубокий вдох, чтобы справиться с растущим беспокойством. Возможно, она совершает огромную ошибку, находясь здесь с ним. Одна. Никто не знает. Она пожалела, что не рассказала Анне по телефону прямо сейчас. Ей не нужно было говорить, с кем она была, просто что у нее была встреча с кем-то, и это может обернуться неприятно, и если она не перезвонит Анне к трем, чтобы предупредить полицию или что-то в этом роде. Лиззи сунула руку в карман джинсов, нащупывая свой мобильный телефон. Однако это не давало стопроцентной уверенности — район был не очень хорош для сигнала, и чем дальше она углублялась в переулки, тем меньше вероятность того, что она сможет сделать какие-либо звонки, даже на 999, была ничтожной. Дело было не только в том, что ее сеть была ненадежной; ей сказали, что в некоторых районах Мейплдона ни одна сеть не была надежной.
Лиззи подошла к Билли сбоку, спиной к солнцу, опустив голову и глядя на подъездную дорожку, которая теперь превратилась из гравия в пыльную, грязную колею. Она почувствовала, как по спине потекли струйки пота. Лиззи чувствовала, что Билли наблюдает за ней, пока они шли. Он еще не произнес ни слова, даже не поздоровался. Одному из них вскоре пришлось нарушить молчание; это было неудобно. Зачем он пришел, если не собирался говорить?
Нетерпение — ее промах — взяло верх.
— Итак, у тебя есть что сказать? Что-нибудь, что ты хочешь снять со своей груди?
— Например? — просто спросил он.
Лиззи ощетинилась. Он действительно собирался сделать это настолько трудным, насколько это возможно? Заставить ее вытянуть из него все до последнего слова? «Например, почему ты это сделал?» Теперь она повернулась, чтобы посмотреть ему прямо в глаза, желая увидеть его реакцию.
— Что именно? — Его лоб нахмурился.
Громкий вздох сорвался с губ Лиззи.
— Я не пытаюсь быть неловким, Элиза. Но тебе нужно быть более конкретной.
Услышав, что ее называют Элизой, она испытала странное ощущение. Это звучало неправильно. Звучало совсем не знакомо, хотя она догадалась, что в какой-то момент, когда она была маленькой, ее, должно быть, называли Элизой. Сколько она себя помнила, она просила всех называть ее Лиззи, прежде чем официально изменить свое имя путем опроса в шестнадцать лет. Она взяла фамилию последних людей, которые ее воспитывали: Бренфилды. Ей нравилась их фамилия больше, чем они сами, но они были достаточно приличными.
— Прекрасно. Достаточно ли это конкретно? — спросила она, прежде чем задать один вопрос, затем другой и еще один, и все они внезапно вырвались из нее, как извергающийся вулкан. — Ты убил мою маму? Ты издевался надо мной в детстве? Ты бросил меня? Почему социальные службы забрали меня? Ты убил Джони Хейс? Где ее тело? Почему ты не сообщил ее бедным родителям, где находится их мертвая дочь? Как ты мог так поступить со мной? Как ты мог убить ребенка?
Задыхаясь, она остановилась и прислонилась к дереву, слезы текли по ее щекам. Тихую сельскую улочку наполнили рыдания. Билли положил руку ей на плечо.
— Шшш, шшш. Все в порядке. Я понимаю, есть много вопросов, на которые ты хочешь получить ответы. Я понимаю, у тебя были годы и годы выслушивания всех ужасных вещей, которые я должен был сделать, годы накопления ненависти ко мне, которой хватило бы на всю жизнь.
Его голос был ровным, почти успокаивающим. Но Лиззи