Читать интересную книгу Домино - Росс Кинг

— Неважно, — сказал я. Я снова прибег к тону, противоположному содержанию слов. — Может, я увижу вас на маскараде, а может, нет. Что ж, — я нахмурился и поджал губы, — прошу, если вы не устали, продолжайте свою историю.

Глава 21

Тристано прибыл в палаццо Провенцале за час с лишним до описываемых событий. Как и гусар, он прибыл в гондоле, но с противоположной стороны. Откинувшись на подушки, он попивал вино, пока гондольер выводил не менее фальшивые, чем его собрат, трели. С одной стороны сиял на солнце параболический купол Санта-Мария-делла-Салюте, с другой — полнилась народом пьяцца Сан-Марко, откуда он явился; по campi и горбатым мостам сновали туда-сюда фигуры в шелковых капюшонах и черных кружевных накидках: арлекины, длинноносые Punchinelli[75], музыканты с тамбуринами и трещотками, продавцы сладостей и прочий, не столь определенный люд.

Как выглядел тогда Тристано, простертый на подушках и потягивавший вино? Каков он был на вид в те времена? Одет он в вандейковский костюм (Тристано, как и прочие, являлся постоянным клиентом синьора Беллони, который и продал ему двумя днями ранее это платье за 250 флоринов): темно-розовый плащ, отороченный горностаем, белая шелковая шляпа со страусовыми перьями, кружевной галстук, белая бархатная маска. Его нелегко узнать с первого взгляда даже без маски, поскольку со времени нашей последней встречи минуло уже десять лет. Но годы, разумеется, не изменили его полностью. Если бы он приподнял белую маску, мы бы убедились, что его темные глаза все так же близко посажены, а неправильных очертаний нос резко выдается вперед. Тристано сделался, пожалуй, выше, чем можно было ожидать, хотя рост его на дюйм или два уступает среднему. Недостаток роста происходит из-за короткого туловища; ноги и руки у Тристано достаточно длинные, стройные и изящные. В нем не заметно ни малейших признаков ожирения, столь обычного у людей его профессии. Он идет по fondamento (гондола уже прибыла к palazzo ) шагами широкими и медленными, словно бредет по воде.

Татарский воин проводил его в portego , где уже было людно. Подобно гусару, он поднялся по лестнице неузнанным. Являться инкогнито было для человека в его положении особым удовольствием. Стоило Тристано войти в зал, подобный этому, и его обступали со всех сторон дряхлые герцоги и молодые люди в военной униформе, с тонкими, как игла, шпагами и натянутыми самодовольными улыбками. Еще более яростной атаке он подвергался со стороны их дам, скучающих особ, которые, поймав его взгляд, мгновенно оживлялись. Шелестя шелками и атласом, ему навстречу шла волна золотых стол, бумажных вееров, розовых кисточек, леопардовых муфт, тявкающих пуделей. К несчастью, супруги этих дам ничего не имели против того, чтобы доверить их попечению Тристано. Среди итальянских мужей такое равнодушие не редкость, они готовы сбыть супругу на руки первому встречному, чтобы самим невозбранно предаться любимым занятиям: сосанию трубки, азартным играм и ухлестыванию за чужими, такими же заброшенными женами. Вследствие этих милых семейных обычаев Тристано приходилось вечер за вечером слушать болтовню о непослушных дочерях, нерадивых служанках, цехинах, проигранных в фараон, еще более крупных суммах, оставленных у модистки, и богатых родственниках, назло не желающих отправиться на тот свет.

Нынче же он вступил в зал свободный, как ветер, потряхивая голубыми перьями на шляпе. Но был ли он действительно свободен? Тристано перехватил пристальный взгляд, брошенный на него из-под шлема римского центуриона. Следил тот за ним или нет? Взмахнув полой красного плаща, центурион скрылся в толпе.

У чаши с пуншем Тристано осадила дама в костюме пастушки. Приглашение к танцу он отклонил, но она воспользовалась случаем, когда толпа стала напирать, и прижалась к нему, попутно сбросив на пол своим длинным посохом его украшенную перьями треуголку.

— Тогда стаканчик, любезный сэр, — протянула она, когда он поднял шляпу. — Я умираю от жажды…

Пастушка подняла пустой стакан, дрожание которого свидетельствовало о том, что свою жажду она утоляла уже не один раз.

Но вновь наполненный стакан, отчасти из-за нетвердости руки пастушки, отчасти по вине чьего-то локтя, почти полностью выплеснулся на пол. При этом несколько розовых капель попало на кружевную кайму ее одеяния и одну из лайковых туфель.

— Ну, вот, — жалобно заныла она, блестя через прорези маски полными слез глазами.

Тристано, локоть которого не имел ни малейшего отношения к несчастью, склонился, тем не менее, на колено и принялся вытирать пятна своим носовым платком.

— Идем, — произнесла пастушка, с силой, противоречившей прежней вялости ее движений, мешая Тристано встать. Она все еще балансировала на одной ноге, блестящие глаза в прорезях маски смотрели твердо. — Идем… я знаю место.

Тристано мог бы и согласиться, так как щекочущее прикосновение пальцев ее ног было довольно приятным. Раболепная поза, однако, позволила ему заглянуть за маску, и, увидев там рябой подбородок со следами синевы (скрыть их не смогли ни острейшая бритва, ни толстый слой свинцовой пудры), он содрогнулся и вывернулся из пространства, ограниченного пастушеским посохом. Отвоевывая себе свободу, Тристано наткнулся спиной на украшенные оборками юбки какой-то дамы, и та с визгом упала на него. Когда он помог даме встать на ноги (пастушка тем временем исчезла), та уверила Тристано, что ничуть не пострадала, приняла извинения и протянула ему шляпу с перьями (головной убор в суматохе с него свалился и криво сел на голову этой самой дамы). Дама заметила добродушно, что шляпа неплохо сочетается с ее костюмом, поскольку она тоже была наряжена в стиле Ван Дейка: высокий кружевной воротник, верхние юбки в рюшах, разрезные рукава с искусственными цветами и маленькими розовыми ленточками.

— А вот, signore, — произнесла она с очаровательным смехом, — если бы на вас была меховая шляпа гусара…

Они вместе выпили пунша, и дама, до тех пор милая и скромная, шепнула:

— Идемте… я знаю место. Наверх, signore. — Она потянула его за руку. — Прошу вас, пойдем.

Она рывками повела его по лестнице и не ослабила хватки даже после второго марша, где Тристано; и без того не особенно сопротивлявшийся, окончательно покорился. Упираться его заставило не воспоминание о пастушке, а скорее вид римского центуриона, который откровенно сопровождал их взглядом, когда они с дамой спешили по стертым терракотовым плиткам огромного portego.

— Туда, — распорядилась дама, заведя Тристано за угол и указывая на дверь слева. — Быстрее.

Даме удалось скрыться в самый последний момент: едва она, придерживая руками свой костюм (ей не хватило времени, чтобы надеть его — ни через ноги, ни через голову), выскользнула в дверь, как туда вошел еще один мужчина. Тристано, тоже в неглиже, отказался от идеи нырнуть под кровать с балдахином, натянул только что снятые штаны и кафтан и в последнюю секунду выскользнул на балкон. Заслышав на лестнице шаги, Тристано склонялся к тому, чтобы остаться в постели, потому что они были бы не первой и не последней парой, застигнутой в таком положении, тем более во время маскарада. Пусть даже посторонний войдет в комнату, он тут же удалится, бормоча извинения. Кроме того, даже не видя лица дамы, все так же скрытого маской, Тристано успел уже запустить руку в ее распущенный корсет и понял, что она не из тех, кого можно покинуть так просто, без сожаления. Поэтому при первом стуке каблуков он лишь нагнулся и коснулся губами неглубокой ложбинки на груди, всколыхнувшейся от испуга.

— Кто-то идет…

— Миледи, — пробормотал он с упреком, возобновляя любовный контакт губ с грудью. На точке схождения этих нежных округлостей Тристано приметил странное созвездие родинок, похожее на букву W. Кассиопея, подумал он. Распуская шнуровки корсета и обнажая грудь, он припадал к ней все более страстными поцелуями.

Однако дама по неизвестной причине не желала подвергать риску свою репутацию. Пока Тристано сражался со складками и застежками ее костюма, она, казалось, не переставала прислушиваться к шагам, которые очень скоро подобрались к самой двери. Несомненно, страсть, заставившая ее марш за маршем волочить кавалера по лестнице, иссякла в тот миг, когда они оба оказались под балдахином. Быть может, это приближался ее супруг — необузданный ревнивец. Может, центурион? Да… после бегства дамы Тристано ожидал увидеть в дверном проеме шлем с забралом, но как же он был удивлен, когда в треугольнике света показалась отделанная мехом шляпа гусара. Он подумывал отступить в глубь комнаты и дать о себе знать, поскольку дама благополучно удалилась и скрываться уже не было смысла. Однако по тому, как держалась дама, Тристано заподозрил, что она боится не только за свое доброе имя, и счел разумным оставаться на балконе, полуголым и дрожащим. Он молча прятался в тени, даже когда гусар подошел так близко, что можно было протянуть руку и ущипнуть его за нос.