ли он таким путем избавиться от конкурента? Нет. Он жесткий, но не жестокий. Он не мог.
Хотя ночью он не брал трубку и вернулся как будто бы сам не свой…
Голова шла кру́гом, аппетит полностью пропал. Благо, что Инна – няня Артема – взяла на себя заботу о сыне, я же металась словно зверь в клетке, не зная, что предпринять.
Хотя что я могла сделать?
Если только мешаться под ногами и нервировать участок своими звонками. Перед уходом Рустам сказал мне, что все хорошо и вечером он вернется домой, и я знала, что если он так сказал, значит, так и будет. Его адвокат – самый лучший в городе, человек, который точно знает свое дело. Но почему же было так неспокойно на душе?
Как будто бы кто-то свыше устроил для нас очередную проверку на прочность.
Не прошли когда-то первую? Тогда, три года назад. Получайте другую.
Мне было страшно, очень, ведь все только-только начало налаживаться.
Почему?
За что?
И самое главное – если этот "кто-то" решил подставить Рустама, кто даст гарантии, что у него точно так же нет за спиной надежного тыла?
У него была фора – тщательно продуманный план и время, что на него ушло.
У нас ничего этого не было. Только надежда, что появятся железные доказательства того, что это был не Рустам. Иначе… думать про это "иначе" я не хотела. Поэтому послушно села и стала дожидаться новостей из участка.
ГЛАВА 22
– И что вы об этом скажете?
Майор Жданов поставил на паузу изображение с камеры видеонаблюдения в холле дома, где жил Залмаев.
На кадре я, застывший с нелепой позе, выходящий из его навороченной квартиры. На часах 23:03, когда как заходил я туда в 23:00. Даже не подумал бы, что пробыл там так долго.
И как только угораздило так нелепо вляпаться.
– А что я могу сказать?
– В кадре вы, верно?
– Не слепой.
Жданов обошел стол и приземлил тощую пятую точку на обтянутый кожзаменителем стул. Прямо напротив меня. Откинулся на спинку и скрестил на груди руки, как в тупом второсортном кино. Не хватало только пончиков и хорошего полицейского рядом.
По правую руку сидел Прохоров, мой адвокат. Настоящая акула. И цепко ловил каждое произнесенное мной слово.
Да, я знал, что могу вообще отказаться говорить, изначально мог не пустить их в дом, потребовать ордер, доказательства, одобрение Папы Римского. Но я ничего этого не хотел, единственное, что мне было нужно – поскорее покончить со всем этим дерьмом, к которому я не причастен.
Конечно, Жданов вцепился в это дело руками и ногами, мечтая сделать на этом процессе сенсацию. Посадив меня, он точно получит повышение.
Не дождется.
– Вы вошли в квартиру Булата Тахировича и что было дальше?
Я шумно выдохнул через нос, умоляя себя не срываться. Хотя так хотелось надавать по этой самодовольной роже.
– Я его позвал.
– И в ответ тишина?
– Именно.
– Почему вы не обошли дом? Не заглянули в комнаты?
– Потому что эта встреча была нужна ему, а не мне.
– Судя по записи, сделанной у входа в ресторан, вы оба хотели этого разговора.
– Если вы о моих словах, что я хочу его убить…
– Чистой воды провокация, – вмешался Прохоров. – Какие у вас еще есть вопросы к моему клиенту?
– Вы точно не заходили в его комнату?
– Я похож на того, кто шарится по спальням мужиков?
– Так да или нет?
– Нет!
Он полистать какие-то записи и остановился на одной. Поднял на меня маслянистые глаза.
– Ваше девушка – Анна Лазарева – как близко она была знакома с убитым?
– Они были едва знакомы.
– А вот мои источники утверждают, что видели их несколько раз вместе. Например, не так давно, в ресторане "Бристоль". Там у нее проходила встреча с меценатами, верно?
– Ближе к делу, – почувствовал, как закипаю.
День выдался крайне напряженным, я устал, меня раздражала эта ситуация и я обещал сыну отвезти его в зоопарк. А из-за этого чертова допроса вынужден протирать штаны здесь.
Этот паршивец даже в мир иной не мог уйти, чтобы не нагадить при этом мне.
– Ваш сын, ему два? – вдруг спросил он, и я ощутил, как глаза наливаются кровью.
– Причем здесь мой сын?
– Нет-нет, конечно, отношение к убийству он никакого не имеет. Да и ещё ведь не доказано, что он именно ваш, не так ли?
И вот тут клеммы сорвало: я подорвался и, уронив стул, резким ударом заехал придурку в табло.
– Какого дьявола, Рустам? Что ты творишь? – шипел на ухо изумленный Прохоров, наблюдая, как, запрокинув голову вверх, покалеченный Жданов сидит на кушетке. Кто-то колдовал рядом с перекисью и пластырем, бросая на меня пропитанные ядом взгляды. – Ты хоть понимаешь, что сделал вообще?
– Не надо трогать мою женщину и сына.
Эта тема – табу. Для любого. Никто не смеет ставить под сомнение мое родство с собственным ребенком. Даже я сам не ставлю, так что какого черта?
– Ты же сам все слышал: этот му…
– Да выбирай ты уже выражения!
– Хорошо, – протяжно выдохнул, глотая отборные маты. – Этот мудозвон намекнул, что Аня крутила за моей спиной с Залмаевым и родила от него.
– Я все слышал, но это не дает тебе никакого права распускать руки, – и забубнил еще тише: – Это полицейский участок! Дать по роже служителю правопорядка – это верные четырнадцать суток. И никакие деньги не помогут. За своего брата они будут стоять как за мать родную. Дело принципа.
– Значит, устрою себе долгожданный отпуск.
Жданов поднялся с установленной у стены кушетки и вернулся на прежнее место. С ватными тампонами в ноздрях он выглядел крайне нелепо, если не сказать больше – смешно.
– А у вас тяжелая рука, – явно храбрился. – Вы же понимаете, чем это для вас чревато?
– Понимаю. И не жалею.
Жданов прищурил и без того поросячьи глаза и, кивнув себе за спину, повысил голос:
– Уведите.
Сразу же в допросную вошли два мента и, скрутив руки за спину, накинули на запястья "браслеты".
– Продолжим допрос позже.
– Я тебя вытащу, – семенил следом Прохоров, ударяя при каждом размашистом шаге по коленям своим кожаным портфелем.