— Разведчики доложили, что на нас прет банда стволов в триста минимум… — впервые за все время этой экспедиции я ехал на заднем сиденье своего «тигра». — И сколько бы мы против такой толпы продержались, а?
— То есть все против нас?
— Кроме мэра… А так у нас будет запас по времени, чтобы сделать ноги. И Гедеван обещал, что «корова» не одна прилетит, а с «охотниками».[70]
— Тогда я молчу.
Расстояние, отделявшее нас от спасительного вертодрома, колонна пролетела минут за пятнадцать — водители неслись как ужаленные, не обращая внимания на рытвины и ямы, благо техника наша позволяла. Стоило нам остановиться у заброшенных и полуразвалившихся казарм вертолетного полка, как Дока, оставленный в арьергарде, сообщил, что на отрезке Первого Кольца, напрямую соединяющем базу бандитов и Малино, слышны взрывы.
«5.58», — машинально засек я время.
— Здесь Второй, — голос Верстакова был спокоен. — Девятый, не вяжись, как увидишь первых «индейцев» — отходи! Как понял?
— Понял тебя хорошо, Второй!
Памятуя подляну, организованную нам на удивление хорошо технически подкованными и оснащенными бредунами, на этот раз мы пользовались только станциями южан. Связь с вертолетами держал сам лейтенант Афанасьев, расположившийся со своей аппаратурой под прикрытием брони в транспортном отсеке нашего второго «тигра».
— Ну, я пошел, ребята, — Иван распахнул переднюю дверь. — Если что…
— Мур, заткнись и не забудь, что мы с тобой всегда возвращаемся! — неожиданный фатализм старого друга внезапно взбесил меня.
Тушканчик в ответ только махнул рукой и, взяв стоявший до этого у него в ногах АК с запасными магазинами (нам особо стрелять, скорее всего, не придется, а ребятам два десятка снаряженных калашовских магазинов лишними не будут), вместе с остальными зашагал к казармам и ангарам. Рядом с ним шел улыбающийся Чпок, одновременно с Ваней вылезший из-за руля нашей машины, который для этого боя вооружился трофейным РПК. Вдогон шли Серега Саламандр и Свистопляс, приехавшие во второй машине.
У покосившейся секции бетонного забора Гриша Седов на скорую руку оборудовал пулеметную позицию.
— Ну, Федь и мне пора, — по штатному расписанию я должен был рулить «тигром», но сам для себя я решил, что сделаю это только по прямому приказу, а пока и от моей «гэшки» польза будет — патронов тридцать у меня еще оставалось.
* * *
Первые выстрелы раздались спустя двадцать минут после того, как бойцы внешнего оцепления заняли позиции. Причем не со стороны Малино или Дубнево, как мы ожидали, а с юго-запада, то есть с той стороны, где наше прикрытие было наиболее слабым.
«Выходит, бредунцы не такие уж и лохи, разведка у них сработала на „четыре с плюсом“! — Я заметил как на соседнем „тигре“ прапорщик-южанин лихорадочно разворачивает „тридцадку“ в направлении новой угрозы. — Значит, и мне придется пострелять раньше».
Морщась от боли в раненой ноге, я вскарабкался на крышу машины.
— Федька, рюкзак передай, — попросил я Говоруна, свесившись в люк.
Получив искомое, я положил видавший виды «РД»[71] перед собой и водрузил на него ствол своей винтовки.
— Илюха, с музыкой или без? — неожиданно спросил Федор.
Бросив взгляд в дальний конец поля, где подходящих бредунов уже можно было ясно разглядеть невооруженным взглядом, я задумался буквально на секунду:
— А давай, с музычкой, один черт, веселее будет!
Словно в подтверждение моих слов голос Верстакова в наушнике скомандовал:
— Полсотни седьмой и полсотни восьмой, здесь Второй! Отходите, прикроем!
Выставив барабанчик «хенсольта» на четыреста метров, я приник к окуляру, а прямо подо мной после начальных веселых рок-н-ролльных аккордов голос незнакомого певца запел:
Я когда-то был псом и на волка похож не слишком,Но нарушил собачий закон, и теперь мне крышка.
Выстрел! — и вылезший из оплывшей канавы на обваловку аэродрома бредун, размахивавший укороченным «калашом», вздрогнул, сложился пополам и сполз обратно.
Мутный свет облаков, злое солнце над лесом встало,И теперь я среди волков, я один из стаи.
Винтовка снова толкает меня в плечо, и дядька в смешной войлочной шляпе, похожей на ведерко, самозабвенно паливший в нашу сторону из автомата, оседает на землю.
Эх, подстрелят меня, да потащат по снегу волоком,Но до этого дня я побуду немного волком.
Волна бандитов выхлестнула из кустов, но серия из пяти осколочных гранат остановила их порыв.
Это вы научили меня выживать,Гнать лося по лесам, голосить на луну,И теперь, когда некуда дальше бежать,Я вам объявляю войну.
За этот куплет я успел расстрелять весь магазин. Времени выбирать уже не было. И я просто стрелял по каждому, кто попадал в прицел.
Я когда-то был псом благородным, с гербом на флаге,Но собачий закон охраняют всегда дворняги.И теперь я в бегах, в пене, в мыле, в крови, в азарте,Волчий бог в облаках намечает мой путь по карте.
Очередная очередь АГСа прижимает противника к земле, а я, меняя магазин, оборачиваюсь и понимаю, что с другой стороны тоже идет бой — то тут, то там в окнах и проломах стен строений мелькают вспышки выстрелов.
Ну, а мне бы волчат, да забиться в нору, где сухо,Только от палача перегаром несло да луком.
Некоторые из нападавших уже прорвались вперед, и я меняю установку прицела на «двести».
Это вы научили меня выживать,Гнать лося по лесам, голосить на луну.
Пятью выстрелами я кладу двоих молодцев в ярких мотокуртках, что почти отрезали нашим дозорным путь к отступлению. Тот, что был в желтой куртке, получил пулю между лопаток, а его напарнику выстрелом раскололо черно-красный шлем.
И теперь, когда некуда дальше бежать,Я вам объявляю войну.
«Что-то давно АГС не стрелял!» — мелькает заполошная мысль, но оборачиваться времени нет — надо стрелять.
Эх, подстрелят меня, да потащат по снегу волоком,Но до этого дня я побуду немного волком.
«Вроде меньше их стало? Ан нет! Вон, по канавке десяток пробирается…»
Выстрел! — шедший первым невысокий бредун в относительно новом и чистом армейском «комке» будто споткнулся, упав ничком в рыжую глину. На лице следующего — долговязого молодого парня с мосинским карабином в руках застыло удивленное выражение. Выстрел! — и прижав карабин к простреленной груди, долговязый исчезает из виду.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});