лестнице. — Их возраста.
Меня ее слова ужалили в самое сердце. Каким-то образом я жил, отрицая саму идею того, что Аманда Маккриди выросла. Что она может быть кем-то еще, кроме четырехлетней девочки, которую в последний раз я видел в квартире ее матери — на экране мелькала реклама собачьего корма, отбрасывая на ее лицо разноцветные блики.
— Шестнадцать, — повторил я.
— Даже не верится, — улыбнулась Беатрис. — Куда время ушло?
— В чью-то еще жизнь.
— Это точно.
Мимо прошла еще одна группа спортсменов и несколько школьников, на вид — ботаников.
— По телефону ты сказала, что она опять пропала.
— Ага.
— Сбежала из дома?
— Ну, с такой матерью это не исключено.
— А есть повод думать, что все… я не знаю… серьезнее?
— Ну, как минимум Хелен отказывается признать, что она пропала.
— А в полицию звонили?
— Конечно, — кивнула она. — Они спросили Хелен, Хелен сказала, что с Амандой все в порядке. Больше они и спрашивать ничего не стали.
— Почему?
— Почему? Да потому что в девяносто восьмом как раз копы ее и похитили. Хелен наняла юриста, он засудил и копов, и их профсоюз, и муниципальные власти. Выбил из них три миллиона. Один прикарманил, а два достались Аманде — то есть ее доверительному фонду. Копы и к Хелен, и к Аманде, и вообще ко всему этому делу близко даже подходить боятся. Когда Хелен говорит им, что «с Амандой все в порядке, отвяжитесь», как ты думаешь, как они поступают?
— А с кем-нибудь из прессы ты не разговаривала?
— Разговаривала, — сказала она. — Они тоже не хотят связываться.
— С чего бы?
Она пожала плечами:
— Видимо, есть темы поинтереснее.
Бред какой-то. Она явно чего-то недоговаривала, хотя чего именно, я понять не мог.
— И чем я могу помочь?
— Не знаю, — сказала она. — Чем?
Ветерок трепал ее седые волосы. Не было никакого сомнения, что она винит меня в том, что ее мужа подстрелили, а потом арестовали — пока он валялся на больничной койке. Однажды он вышел из дома, чтобы встретиться со мной в баре в Южном Бостоне. Оттуда попал в больницу. Из больницы — в КПЗ. А оттуда — в тюрьму. Вот как вышел в четверг вечером из дома, так до сих пор и не вернулся.
Беатрис смотрела на меня так, как смотрели монашки в начальной школе. Мне и тогда это не нравилось, и сейчас не понравилось.
— Беатрис, — сказал я. — Мне очень жаль, что твой муж похитил твою племянницу, потому что считал, что его сестра — не мать, а дерьмо.
— Считал?
— Ну, он все-таки ее похитил.
— Для ее же блага.
— Ага, ага. Может, тогда вообще позволим всем решать, что лучше для чужих детей, а? Почему бы и нет? Эй, детишки! Если у вас хреновые родители, милости просим к ближайшей станции метро. Мы всех вас отправим в Вонкавилл, где вы будете жить долго и счастливо.
— Все сказал?
— Хрена лысого. — Я чувствовал, как закипает долгие годы копившаяся внутри ярость, которую с каждым годом держать в себе все труднее. — Сколько лет меня с говном мешают за то, что я хорошо выполняю свою работу! Меня наняли, Беа, и я сделал что от меня требовалось.
— Бедняжка, — сказала она. — Никто тебя не понимает.
— И это ты меня наняла. Ты сказала: «Найди мою племянницу», и я ее нашел. Так что если хочешь винить меня и презрительно вскидывать брови — ради бога. Я все сделал правильно.
— И многие пострадали.
— Я им никакого вреда не причинил. Я нашел Аманду и вернул ее домой.
— Это так ты себя оправдываешь?
Я прижался спиной к стене и выдохнул — долгим, усталым выдохом. Засунул руку в карман и вытащил Магнитку.
— Беа, мне надо на работу. Рад был с тобой повидаться, извини, что ничем не могу помочь.
— Дело в деньгах, да? — спросила она.
— Что?
— Мы же так и не заплатили тебе за то, что ты ее нашел, но…
— Что? — удивился я. — Нет. К деньгам это никакого отношения не имеет.
— А что тогда?
— Слушай, — сказал я как можно мягче. — У меня, как и у всех после кризиса, дела идут хреново. Деньги для меня не главное, но работать забесплатно я себе сейчас позволить не могу. К тому же сейчас я еду на собеседование к человеку, который, может быть, даст мне постоянную работу, так что и халтуру я взять тоже не смогу. Понимаешь?
— Хелен себе нового мужика нашла, — сказала она. — Сидел конечно же. Знаешь за что?
Я мотнул головой и попытался отмахнуться от нее.
— Изнасилование.
Двенадцать лет назад Аманду Маккриди похитили — ее дядя Лайонел с парой копов. Не с целью выкупа и не чтобы нанести ей вред, нет. Они всего лишь хотели найти ей семью и мать, которая не пила бы так, будто ей принадлежат акции ликеро-водочного завода, и не выбирала бы себе приятелей из каталога извращенцев. Когда я нашел Аманду, она жила с семейной парой, которая искренне ее любила. Они были готовы костьми лечь, чтобы обеспечить ей здоровую, стабильную и счастливую жизнь. Вместо этого они оказались в тюрьме, а Аманда — у Хелен. И это я ее вернул.
— С тебя должок, Патрик.
— Чего?
— Я говорю, с тебя должок.
Я снова почувствовал прилив ярости — тихое тик-тик, которое нарастало, превращаясь в гул тамтамов. Я правильно поступил. Я знал, что правильно поступил. Без всяких сомнений. Вместо сомнений была эта ярость — мутная, бессмысленная, растущая все последние двенадцать лет. Я засунул руки в карманы — чтобы не врезать кулаком по белой стене с наклеенной на нее картой метро.
— Я ничего тебе не должен. Я не должен ничего ни тебе, ни Хелен, ни Лайонелу.
— А что насчет Аманды? Ей ты тоже ничего не должен? — Она вытянула руку, почти прижав друг к другу большой и указательный пальцы. — Ни чуточки?
— Нет, — сказал я. — До свидания, Беа.
И направился к турникетам.
— А про него ты так и не спросил.
Я остановился. Засунул руки еще глубже в карманы. Сделал глубокий вдох. Обернулся к ней.
Она переступила с левой ноги на правую.
— Про Лайонела. Он уже должен был выйти, знаешь? Он же нормальный человек, не бандит. Юрист сказал, если он признает себя виновным, ему дадут двенадцать лет и он выйдет через шесть. В этом он не соврал