Лизы ко мне не вернется, а значит, никто мне на блюдечке не преподнесет причины нападения на семью Седых. А ведь сейчас это знание – вопрос уже моей безопасности. Велес сказал, что та Лиза умерла из-за предательства близкого человека. Предательства, которое имело очень серьезные последствия и наверняка будет иметь для меня. Но кто он? Или она? Сколько было близких людей у
той Лизы? Мама? Оленька? Юрий? Владимир Викентьевич? Кто-то еще? И были ли двое последних близкими? Почему бы богу не объяснить более определенно хотя бы о предательстве? А то теперь ждать непонятно откуда удара… Или то, что я потеряла память, меня защищает от нового нападения? В любом случае, пока предатель как-то себя не проявит, я ничего не узнаю. Хотя в свете всего, что рассказал Николай, Владимир Викентьевич выглядит крайне подозрительно. Но какие у него могут быть мотивы?
Хомяковы проводили нас до самого дома Владимира Викентьевича, причем Николай вышел, чтобы попрощаться, Оленька лишь грустно помахала из машины. Николай чуть задержал мою руку в своей после ставшего уже традиционным поцелуя и сказал:
– Все будет хорошо.
– Разумеется, Николай Петрович, все будет хорошо, – чуть раздраженно бросил Владимир Викентьевич. – Но сейчас Елизавете Дмитриевне нужен отдых. Это я вам как целитель говорю. Всего хорошего.
Присутствие Владимира Викентьевича ужасно тяготило, поэтому я лишь коротко поблагодарила Николая, пожала ему руку, помахала так и не вышедшей из машины Оленьке и прошла в дом. Пройти сразу к себе не получилось, потому что целитель неожиданно сказал:
– Елизавета Дмитриевна, мне кажется, нам надо поговорить.
– Если вы считаете нужным… – осторожно ответила я, даже не пытаясь догадаться, о чем именно сейчас пойдет речь: слишком много недоговоренностей было в нашем общении с целителем.
– Не здесь. Давайте спустимся в защищенную комнату. Слишком важный вопрос предстоит обсудить.
Тут уж я ощутимо напряглась. Создавалось впечатление, что меня заманивают в ловушку, идти туда категорически не хотелось, но и говорить что-то, возбуждающее подозрения Владимира Викентьевича, тоже. Он понял мои затруднения, укоризненно покрутил головой и сказал:
– Елизавета Дмитриевна, даю слово, что вам ничего не грозит. Просто я не хочу, чтобы хоть кто-то оказался в курсе нашей беседы. Уверяю вас, это и в ваших интересах тоже.
– У вас там такая защитная система, что…
Я хотела сказать, что мне ни в жизнь не выбраться самой, если хозяин дома не захочет, но это уже граничило с оскорблением после того, что мне только что пообещал целитель. С другой стороны, его знания и умения были столь велики, что он вполне мог бы при желании убить меня так, чтобы никто этого не заподозрил. А сейчас всего лишь хочет договориться. Если, конечно, я его поняла правильно.
– Что никто не сможет узнать ни чем мы там занимаемся, ни что мы там говорим, – закончил за меня Владимир Викентьевич.
В защищенной комнате он тянуть не стал, спросил сразу, как только активировал защиту на помещении:
– Велес вам сказал?
– О чем? – насторожилась я, решив до последнего не признаваться.
– О том, что я виноват перед вами… Елизавета Дмитриевна. – Пауза была столь характерной, что, если бы я захотела заблуждаться и далее, у меня ничего бы не вышло. – Да понял я, понял, что он вам все рассказал. У вас лицо было такое…
Он вздохнул, потер лоб и продолжил глуховатым голосом враз отчаявшегося человека:
– Когда тело привезли, уже ничего нельзя было сделать. При таких заклинаниях повернуть вспять можно разве что в первые несколько минут. Дальше все. Но клятва Станиславу… Да не в ней даже было дело, я просто не мог смотреть, как вытекает жизнь из девочки, которую знал всю ее жизнь. – Он вздохнул. – Я должен был хотя бы попытаться. Я не мог просто смотреть, как она умирает, хоть и прекрасно понимал, что ее уже нет. Поэтому я использовал… немного незаконные способы.
Способы бывают или законные, или незаконные, третьего не дано. Но говорить этого я не стала – и без того поняла, что у Владимира Викентьевича будут неприятности, если кто-то узнает.
– И вы притянули меня.
– Не думайте, Елизавета Дмитриевна… – Он выставил перед собой руку останавливающим жестом. – Да, я знаю, что вы не она, но так всем будет проще. Так вот, не думайте, что я сделал это намеренно. Я хотел вернуть именно ее и, пока вы не очнулись, был уверен, что все получилось. Первый звоночек прозвучал, когда Агата Михайловна сказала, что вы очнулись, но твердите, что вы не Лиза. Но я тогда себя успокоил, что после такого потрясения провалы в памяти вполне вероятны. Мой коллега, обследовавший вас, сказал о полном стирании личности, но я-то к тому времени уже понял, что личность была, но не та, что должна быть, а значит, на памяти стоит блок. Учитывая, что Шитов ничего не обнаружил, я решил, что блок поставлен богом, которому не надо, чтобы что-то вылезло раньше срока. Я прав?
Я неохотно кивнула. Отрицать очевидное глупо.
– И что вы собираетесь теперь делать, Владимир Викентьевич?
– Если с вашей стороны нет возражений, я бы хотел вас удочерить, – неожиданно ответил он.
– Удочерить? – опешила я.
– В таком положении вы очутились из-за меня, – пояснил целитель. – Но исправить ничего нельзя, значит, нужно вам как-то помочь. Удочерив вас, я смогу делать это на законных основаниях. Потому что уже сейчас возникают вопросы к вашему проживанию в моем доме.
– От княгини Рысьиной? – уточнила я, сразу получив подтверждающий кивок. – Ой, Владимир Викентьевич, темните вы. Подозреваю, что ей нужно не выгнать меня из дома, а выбить клятву полного подчинения.
Он довольно странно на меня посмотрел и неожиданно восхищенно цокнул:
– Если бы я не был уверен, то сейчас уверился бы окончательно. Той девочке это и в голову бы не пришло. Более того, из опасений за свое будущее она бы уже точно принесла эту клятву. Но вы ошибаетесь, считая, что княгиня действует вам во вред, скорее она действует на пользу клану. Правда, не учитывая, что вы уже не та.
– Вы ей не рассказали?
– Разумеется, нет. Это и не в моих, и не в ваших интересах. Так что вы решили с удочерением? Как вы понимаете, без вашего согласия я не могу начать процедуру.
– Наверное, вам проще было бы разорвать связь души с телом.
– Елизавета Дмитриевна, что вы говорите? В данной ситуации это было бы убийством, – шокированно ответил Владимир Викентьевич. – Это противоречило бы тому, ради чего я вообще живу.
Почему-то я ему поверила. Уверена, при желании Владимир Викентьевич мог