Читать интересную книгу "Могусюмка и Гурьяныч - Николай Павлович Задорнов"

выход. Долго ли сказать Ивану Иванычу… и башлык окажется в руках полиции — конец ему.

Султан, уложив гостя, пошел через двор в домик молодой жены Зейнап. Он был бодр и оживлен оттого, что дело завязывалось и что так удачно подтрунил над «святым». Теперь Султана ждала хорошенькая молодая жена.

Утром он был несколько бледен, но весел и показался на дворе, как обычно, рано. Под глазами набежали маленькие мешки, и лицо, казалось, пожелтело немного. Он переступил закон пророка и пил ночью.

После утренней молитвы он пришел к Рахиму.

Рахим ночью не пил, но был еще бледней и желтей Султана. Он плохо спал, ожидая обещанной встречи с исправником.

За завтраком Султан познакомил его с Иваном Иванычем.

Рахима он представил как паломника, вернувшегося из странствия и собиравшего на построение мечети, и даже попросил для него у Ивана Иваныча вид на жительство, сказавши, что ручается за этого человека.

Исправник покосился, но сразу ответил, что Рахиму будут документы.

«Морда твоя мне не очень нравится, — думал Иван Иваныч про Рахима. — Посмотрим, посмотрим, что они тут затевают».

— Слушай, а этот твой паломник не имеет отношения к этим подговорам о мусульманском государстве? — спросил Иван Иваныч, когда Султан вышел проводить его.

— Никакого! Ручаюсь… Конечно, они все толкуют темные речи, — добавил Султан, — но это добрый человек, я его знаю. Я скажу вам откровенно, Иван Иваныч, что сселению нукатовцев надо придать вид законности. Я представлю вам, как это надо сделать.

Расстались они, как всегда, друзьями.

«Любопытно, как Султан сгонит нукатовцев? — думал Иван Иваныч по дороге. — Хитер, хитер!.. Наверно, втравит меня! Провокатор первой статьи».

Темирбулатов дал Рахиму поручение.

— Иди в Нукатову. Надо объяснить там, что вынуждают нас продать землю. Дело не моих рук, но иначе нельзя. Объясни, что с меня требуют. Все видят, кто ко мне ездит, и что я помогаю правоверным. Поговори там о долге, о вере, об аллахе, утешь народ, объясни, что в будущем вся надежда на торжество веры.

Рахим обрадовался поручению: продается земля, сгоняют людей — тут можно будет разжечь ненависть.

Потом говорили о политике.

— Хива — могущественное государство. Она заодно с Турцией и Англией. Хива, Англия и Франция! — твердил Рахим.

Султан один раз слышал, что Могусюмка проходил степью. В городе, где был в то время Темирбулатов, знакомые татары смеялись, что теперь Султану конец. Темирбулатов еще тогда испугался и долго не ехал в Юнусово. Но Могусюмка прошел мимо, не задержался: торопился, видно.

Потом шел слух, что Могусюмка хотел ограбить Султана, но русские его спугнули. А говорили еще, будто бы он, узнав, что Султан помогает народу, хвалил его и поэтому пощадил. Слухи, как всегда, разные. Вообще, будь Могусюм не дурак, дело бы пошло. И Рахим ушел бы скорей и осчастливил бы своих восточных повелителей известием, что тут мусульманство верно вере и ждет. И русские власти были бы довольны. А исправник, пожалуй, когда-нибудь и коньячку бы выпил с Могусюмкой.

Глава 25

ЖЕНЫ

Когда казаки похоронили Ирназара и ушли из стойбища, Зейнап и Гильминиса покинули свое убежище в пещере, которой не было конца. Помолившись на могиле Ирназара, обе женщины решили, что надо уходить с пепелища, искать родню.

На одной из ночевок в пути встретил их Султан Темирбулатов. Этот старый человек был поражен красотой Зейнап. «Какие волосы!» — подумал он. Султан пожалел Зейнап, когда узнал от старушки Гильминисы ее историю…

Он пригласил обеих женщин в свою кибитку, угощал их и расспрашивал. Зейнап не пила и не ела, как ни любезен был бай, но в душе ей приятно было, что такой богатый, добрый и почтенный человек выказывает внимание и так ее жалеет.

Старая Гильминиса оказалась женщиной хитрой и изворотливой.

— Молчи, не говори, что было на самом деле. Никогда не говори, себя погубишь. Скажи, что была оспа, отец умер, ты жила с ним в лесу. Он был охотник. Где жила — не знаешь… Совсем молоденькая была, ничего не понимаешь. Притворяйся, что все видишь в первый раз, что впервые вышла из лесу… — так учила Гильминиса молодую девушку перед тем, как войти в кибитку богача.

— Ее отец умер от оспы, а она еще совсем глупая и не понимает ничего. Кроме отца, за всю свою жизнь не видела ни одного мужчины, — рассказывала старуха баю.

— Где же вы жили? — настороженно спрашивал Султан, обращаясь к Зейнап.

Та смотрела ему в глаза наивным и открытым взором.

— В лесу… — тихо ответила Зейнап и вдруг густо покраснела.

«Какая прелесть! — подумал он. — Ничего не знает…»

Чем сильнее она смущалась, тем больше нравилась баю. Ему казалось, что она стыдится и волнуется потому, что рядом с ней сидит незнакомый мужчина. А Зейнап стыдно стало за бабушку, которая так расписывает про оспу, и она склонила голову застенчиво.

— Она дитя, бедное дитя… Умерли все от оспы — приговаривала старуха.

Если бы бай знал, как это бедное дитя вихрем скакало на полудиких конях, как ссорилось с женихом, как капризничало и заставляло его унижаться, как выбрасывало в окно его подарки, как лихо плясало по-башкирски и по-русски, как стреляло из ружья в цель, не хуже молодых охотников!..

А сейчас Зейнап сидит тоненькая и нежная, стыдливо краснеет, прячет лицо. Баю кажется, что она тает под его взором, и старое сердце бьется чаще; ему представляется, что она несчастна и слаба, ее хочется пожалеть и приласкать.

«Я богат, — думает он, — и волен сделать все, что захочется. Я не обижу ее. Я ее пожалею, и она будет моей, я возьму ее с собой».

Бай увез ее и старуху в Юнусово.

Султан на самом деле понравился Зейнап. Он сильный, красивый и мужественный человек. Она чувствует, что он добр к ней и жалеет ее искренне. И душа ее, лишенная поддержки, потрясенная несчастьем, невольно потянулась к нему.

Она не знала, где Могусюм, и старуха заклинала ее не расспрашивать.

А старик становился все ласковее, и когда приходил к Зейнап и приносил ей подарки, его лицо оживлялось сухой, несколько неприятной улыбкой, но глаза сверкали ярко и горячо.

По его просьбе юнусовский мулла нашел в коране подходящий стих: «Если опасаетесь, что с сиротами женского пола не можете поступать по правде, берите в супружество из них, которые вам понравятся: две, три, четыре и не больше, ибо вы не можете исполнить долга своего со столь многими…»

Султан расплылся от счастья, услыхав, как все мудро предусмотрено в