Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Валя дернулась:
— Вспомнил! Иван Михайлович лет десять как умер.
— Надо же… — проговорил Илья, удивляясь, как летит время.
— Квартира пустая стоит. Как умер — дочка приезжала, проститутка… из Казахстана… мужик у нее бывший военный. А сама говорит: я, мол, учительница музыки! Как же… играть-то не умеет. На чем? На барабане, что ли? Шарфик наденет, туфли на таких каблуках… я, говорит, в частном детском саду преподаю. Знаем мы детские сады! Полгода пожили — мужик запил. Работы не нашел… жена — проститутка… сидит тихо-тихо, ни радио, ни телевизор не включает. Только пьет. А потом говорит: меня однополчанин позвал куда-то на Север, на разработки. То ли Тюмень, то ли Сургут… Квартиру продали, уехали. Плюгавый мужичонка приезжал — плохонький, одни усы торчат. Я, говорит, квартиру купил для дочки. А дочке-то десять лет!.. Я, говорит, ремонт сделаю и сдавать буду. Поколотил молотком два дня, мешок цемента приволок… грязь развел на лестнице…. Тем ремонт и кончился. Ремонт! Какие деньги нужны! Пустая стоит… А я боюсь. — Она понизила голос. — Кому он ее в таком виде сдаст? Только диким. Я так и сказала: сдашь диким — по судам затаскаю… на тебя сто жалоб понапишу, хоть в налоговую, хоть куда… не отобьешься и не отмажешься…
— Да, — согласился Илья нейтрально. — Неприятно.
Еще было неприятно, что Валя не спросила, как он живет, как семья и как живут братья, — видно было, что ее это ни капельки не волновало.
Он привез ее на озеро, где была зона отдыха и по выходным дням сдавали мангалы на террасе, а в будний день никого не было. Вода казалась свинцовой, тяжелой, было пустынно, даже птицы не летали, а у самого берега скользили водомерки.
— Смотри, красота, — сказал Илья. — Я тебя устрою со всеми удобствами.
Он достал надувной матрас и принялся накачивать. Валя смотрела на него брезгливо.
— Что такое? — проговорила она. — Хоть бы кресло с собой возил! Мне на этом сидеть?
— Можно и лежать, — кротко сказал Илья. — Очень удобно.
— Гадость, — сказала Валя. — Что ты… как нищий. Небось деньги-то есть. Прикидываешься. Небось Катька твоя отбирает? Правильно… с вами только так…
Он не стал вдаваться в объяснения, а надул матрас и принес из машины плед.
— Отдохни, — сказал он. — Полежи… посмотри. А я пока уху сварю.
— Дует, — сказала Валя, легла и укрылась пледом по горло. — Куда смотреть? Смотри… Что я, елок не видела?
Илья принялся чистить рыбу.
— А как остальные соседи? — спросил он. — Может, кто-то из них чертей разводит?
— С них станется, — отозвалась Валя сквозь зубы. — Сволочи. Сосед внизу — он экспедитор на кондитерской фабрике — сахар ворует и в гараже самогон гонит.
— Почему в гараже? — не сообразил Илья.
— Потому что туда таскается. Не просто так.
Илья не понял неожиданного вывода.
— Откуда знаешь, что ворует?
Валя с опаской покосилась на ножик в его руке.
— Конечно ворует. Как можно работать на кондитерской фабрике и не воровать? Все воруют. А с соседкой на кухне черт знает чем занимаются… у меня труба проходит от отопления, и по трубе слышно… извращенцы. Соседи — один хуже другого. Напротив, прямиком на третьем этаже, девка какая-то — к ней мужики шляются. Еще обмануть пытается! Но я-то знаю… Днем занавески закрывает. Постоянно! А зачем? Зачем днем занавески закрывать? Ясное дело — мужики. Скрыть, главное, думает… чтобы в окно не видели. Мерзавка.
— Почему мужики? — удивился Илья. — Может, один мужик. Ну один ходит.
— Как же, один! Из-за одного занавески закрывать? Меня не обманешь! А в первом подъезде маньяк живет. Правда-правда, маньяк. Он на скамейку сядет и ноги женские разглядывает. Кто мимо проходит — у всех ноги разглядывает!
— Это не маньяк, — вполголоса пробормотал Илья, которого удивили Валины выводы. — Это совершенно нормальный.
— Что-что?
— Я говорю, я тоже люблю женские ноги разглядывать. Я же не маньяк.
— А он маньяк! Сейчас повсюду маньяки, — пожаловалась Валя. — Так устаешь. Раньше не было… Телевизор смотришь целый день — везде маньяки. Выключишь — все равно маньяки…
— Не думай о маньяках, — посоветовал Илья. — О себе думай… о том, как жить с удовольствием.
— Учить меня будешь. Я знаю, о чем думать!
Захрустели горящие полешки, закипела вода в котелке, вкусно запахла рыба, а Валя продолжала и продолжала рассказывать о том, какие гадкие люди окружают со всех сторон, и Илье стало подозрительно — не рассказывает ли она о них с братьями какие-нибудь небылицы. Ему хотелось задать вопрос, но он не решался, не зная, будет ли уместно. Потом все-таки решился.
— А как у Лены дела? — спросил он.
Валя не ответила, часто заморгала, и подбородок у нее некрасиво задрожал. Илье сделалось неловко.
— Ну извини, — проговорил он. — Перестань…
Он подсел и погладил ее по руке.
— Илюша, — пробормотала Валя умоляюще. — Не бросай меня в озеро.
— Что-что? — нахмурился Илья.
— Не бросай меня в озеро… не убивай… не надо.
— Ты что? — поразился Илья. — С ума сошла? Что говоришь?
— А зачем ты привез… так всегда бывает.
Илья всерьез испугался, но ему было бесконечно жаль сестру.
— Фильмы дурацкие смотри поменьше, — рассердился он. — Про маньяков. Мы же семья! Совсем рехнулась… Сейчас уху будем есть.
Валя поджала губы, но Илья заметил, что она успокоилась и повеселела.
— Сейчас… — проговорил он. — Может, это от голода? Рехнулась, мать, совсем рехнулась…
Он боролся с желанием уехать, обругать последними словами братьев, навязавших ему благотворительную акцию, и никогда не видаться с сестрой, которая воспринимала реальность в искаженном виде и легко могла наговорить на него бог весть что.
— Уха хорошая, — сказал он, потянув носом аромат из котелка.
— Рыба какая? — спросила Валя придирчиво.
— Рыба славная… судак… свежий…
— Что ты меня судаком, — сказала Валя с обидой. — Денег, что ли, на хорошую рыбу жалеешь? Судак! Сам ешь судака. Нет бы сестре рыбки красненькой… импортной… дорогой.
— Ее на гормонах выращивают! — возмутился Илья. — Сто раз разморозят и переморозят, пока везут. Травиться… У нас никто из мужиков не ест. А этот свежий… чешуя вон — серебро… сладкий…
— Конечно, конечно, вы богатые… причуды-то можно позволить. А я красной рыбы лет пять не нюхала. Я на пенсию живу. Я вон газировки, которую везде рекламируют, купить себе не могу. — Она скривилась, едва не плача.
— Какой газировки, зачем? — не понимал опешивший Илья. — Где мясо растворяется? Ею чайники чистят от накипи… я девчонкам пить запрещаю вообще. Что ты на старости лет — газировка…
— А что же мне, на старости лет жить не хочется? — Она все-таки заплакала. — Я тоже жить хочу, как человек…
— Куплю я тебе газировки! Хочешь — упаковку куплю!
— Не надо мне одолжений. — Валя всхлипнула и вытерла глаза.
— Как хочешь, — сказал Илья сердито. — Давай есть. Увидишь, вкусная.
Он достал из багажника стальные котелки, которые они с рыбаками использовали в качестве тарелок. Валя, по-своему оценив металлическую посуду, вздернула нос:
— Не хочу… не буду.
Илья опустился на траву.
— Не будешь? Зачем тогда варили?
— Не знаю зачем. Не буду, не хочу. У меня дома каша есть. Подумаешь, одолжение…
Илья посидел и подождал — может, передумает. Но Валя отвернулась. Тогда он пожал плечами, снял котелок и вылил уху в воду.
— Сам-то жрать не хочешь, — прокомментировала Валя ядовито, с сожалением проводив глазами содержимое котелка. — Катьке-то своей небось не повез. Небось она не ест.
— Как везти, — возразил Илья сухо. — В руке? Не надо — значит, не надо.
И он зачерпнул из озера воды, чтобы залить костер.
Обратно ехали молча, и Илья безнадежно думал, как исправить положение, и не видел выхода. Он понимал, что их долг — окружить ее заботой, вниманием… помогать… отвлекать от дурных мыслей… но все это было некогда, и он был уверен, что забота ни к чему не приведет, а будут постоянные придирки и гадости за глаза. Ему было неприятно, и он решил, что расскажет братьям и передаст им эстафету — пускай потрудятся… может, у них получится. Еще он чувствовал себя усталым, точно он много работал, и ему, как никогда, хотелось домой.
- Рука на плече - Лижия Теллес - Современная проза
- Другая материя - Горбунова Алла - Современная проза
- Дом горит, часы идут - Александр Ласкин - Современная проза