Раньше Теду часто казалось, что она лишь терпит его поцелуи, отвечает на них, никогда сама не проявляя инициативы. Только теперь он понимал, какого труда ей поначалу стоило просто лишний раз прикоснуться к нему...
…Они ее всю жизнь под себя ломали, а она угодить им старалась. И не потому, что слабачка — не-ет, она в бабку, характера ей не занимать. Просто она думала, что если будет такой, как им надо — так они ее больше любить будут. А того не понимала, что они любить-то просто не умеют! Мать — упокой Господи ее душу, сука была еще та — никого, кроме себя, в жизни вообще не любила, отец занят очень был, а бабка... та на свой лад, пожалуй, и любила — да только на свой лад. Гордилась ею: растет, мол, будущая глава фирмы... а то что просто растет хорошая, добрая девчушечка — это ей вовсе неважно было...
Виктора Робер ненавидел куда больше, чем сама Рене. Та хоть не подвергала сомнению его способность управлять фирмой, считая именно это причиной их брака — а старик имел свою версию происшедшего:
— Ты думаешь, ее мать из-за фирмы все это сделала? Не-ет, я так думаю — по-другому дело вышло. Этой гадине просто бес в ребро на старости лет ударил, а парень ее лет на пятнадцать моложе был. Вот она и решила ему фирму посулить... и этим при себе удержать — до конца. А девчоночка — что ж, девчоночка просто в придачу к фирме пошла.
Так ли это было? Иначе? Сейчас уже неважно: скоро все это останется в прошлом и будет вспоминаться лишь изредка, как страшный сон...
В субботу утром, сразу после завтрака, Рене уселась на полу и, положив собаку на колени, начала методично выдирать из нее шерсть тупым столовым ножом. Песик оказался явным мазохистом: он спокойно лежат и даже закатывал глазки от удовольствия!
Тед втайне ревновал, хотя поменяться с псом местами не согласился бы ни за какие коврижки.
К обеду собака преобразилась: вместо клубка черной взъерошенной шерсти перед ним предстал элегантный холеный песик с гладкой спинкой и аккуратно подстриженной мордочкой, на которой четко выделялись лохматые брови, усы и бородка. Ноги скрывала тщательно расчесанная «юбочка» — Рене сказала, что именно так называется у собаководов эта густая бахрома внизу.
К этому времени Тед понял, что и его терпению есть предел, и предложил поехать куда-нибудь погулять — а вечером поужинать в бистро у тети.
Предложение было встречено с радостью. Как он подозревал, Рене, кроме всего прочего, жаждала похвастаться тете Аннет образцом своего «парикмахерского искусства». Собака и впрямь была великолепна — хоть сейчас на выставку!
Сначала он покатал Рене по городу, решив хоть мельком показать ей места, о которых она наверняка читала и слышала. К этому добавлялись и его собственные воспоминания:
— Видишь, вон Эйфелева башня. Я туда как-то на пари лазал ночью — метров на двадцать наверх забрался, потом еле слез...
По правде сказать, максимум на двенадцать! Пари, естественно, проиграл, и было очень стыдно перед следившими снизу девчонками.
— ...Вон там — Триумфальная арка. Раньше это место называлось площадь Звезды, а теперь — Шарля де Голля. Мне старое название больше нравилось...
— ...А это Пале-Рояль — помнишь, в «Трех мушкетерах»? Тут под колоннами есть один интересный магазинчик, я в детстве иногда специально сюда смотреть приходил. Там оловянных солдатиков продают — самых разных, от средневековых до современных. И пушки всякие, танки — даже стенобитные машины!
Интересно, каким он был в детстве? — внезапно подумала Рене. Представила себе худенького мальчишку, упрямого и самоуверенного, с нахальными серыми глазами и заразительной улыбкой. Наверное, таким мог бы быть его сын...
Оставив машину у бистро, они поднялись на Монмартр, снова немного посидели на лестнице перед Сакре-Кер, а потом спустились вниз на бульвар Рошешуа.
Вначале Тед держал Рене за руку, а потом обнял и повел, прижимая к себе и лавируя между заполнявшими эти места по выходным туристами.
Они обошли обещанную в прошлый раз Пигаль — Рене с интересом (при этом стараясь, чтобы он не заметил) косилась по сторонам и круглыми глазами пялилась на откровенные фотографии, выставленные в витринах. Теду было смешно: все это он видел с детства и не считал чем-то особенным — но ее явно воспитывали куда более строго.
Собака деловито трусила впереди — он почти забыл о ней, болтая обо всем, что приходило в голову, и вспоминал только когда Рене притормаживала у какого-то облюбованного псом столбика.
Тетя с первого взгляда просекла характер их отношений и прокомментировала короткой фразой — вроде себе под нос, но так, чтобы ему было слышно:
— Сожрал кот канарейку...
Тед еле заметно пожал плечами, что означало «No comments».
Собачка вызвала подобающее восхищение. Увидев, что ее труды кто-то оценил, Рене расплылась в улыбке и с гордостью продемонстрировала Теду умение пса стоять на задних лапах. Вручив песику приз — соленый сухарик, тетя присмотрись к ней и заявила:
— Пошли наверх! Надо кое-что в прическе поправить! Чтобы тетя Аннет сама, без уговоров, предложила это!
Тед был в шок — к такому он не привык...
Прихватив в холодильнике лучшее средство от стресса — кусок вчерашнего торта, он тоже поднялся наверх и еще с лестницы услышал:
— Ой, да что ты?! Теди терпеть не может готовить — только на сухомятке и живет, когда-нибудь желудок испортит, помяни мое слово!
— Разве? Но по-моему, он очень вкусно все делает... и меня даже научил немножко.
Все ясно — обсуждают его персону...
На самом деле Тед был рад, что две близкие ему женщины так быстро нашли общий язык. Правда, к радости примешивалось и удивление: почему ему самому это так важно? Смешно... словно он привел знакомиться к тете свою невесту!
Его появление было встречено объяснением:
— Мы тут решили цвет поменять. А то чуть-чуть отрастет, и сразу заметно становится.
Рене, обмазанная краской, смущенно заулыбалась. Незаметно махнув тете Аннет рукой, Тед отозвал ее в соседнюю комнату и тихо предупредил:
— Только ты ее, пожалуйста, ни о чем таком не спрашивай!
— О чем таком?
— Ну о муже там, о разводе.
— Да что я — не понимаю?! — шепотом возмутилась тетя, хотя Тед был уверен, что она как раз собиралась исподволь подобраться к этой теме. Тут же, в последней попытке выведать хоть что-нибудь если не у Рене, так у него — бросила вроде бы невинную реплику: — А по новостям ее больше не показывает...
— Ничего, — утешил он, — еще покажут.