Читать интересную книгу Ритуал - Адам Нэвилл

Разговоры могли лишить их остатков сил, а встреча глазами была способна подавить всякое желание удаляться от холма. Они старались держаться рядом, но в тоже время почему-то избегали друг друга.

Люк не выпускал из руки нож, но от недостатка равновесия и избытка пульсирующей в стенках черепа боли, был уже не способен драться. Если на них нападут, им крышка.

Они просто ковыляли вперед, думая только о следующем шаге. Они оба решили идти, пока не выберутся из леса на равнину, к реке. Либо пока их преследователь не решит забрать сначала одного из них, потом другого.

Когда они нашли Фила висящим на шотландской сосне, то не стали задерживаться. Его тело было еще в худшем состоянии, чем останки Хатча. Больше походило на то животное на дереве, которое они обнаружили еще все вместе, давным-давно.

Дом продолжал хныкать, что-то бормоча себе под нос. Люк шел, опустив глаза. Он только раз взглянул на своего друга, мокрого, распятого между деревьев. Но увидев лицо Фила, больше не смог смотреть. Они с Домом даже переглянулись на мгновение.

Как испуганные дети, они ненадолго обнялись, крепко обхватив друг друга за шеи. Потом, шатаясь, прошли под бледными окоченевшими ногами мертвого друга. И двинулись прочь от него, дальше в лес.

43

Он не мог думать ни о чем, кроме как о воде. Мечтал о прохладной лесной влаге, льющейся в пересохшее горло. Серебристая и пузырящаяся, она бы мчалась, пенясь льдом, по чистому ложе потока, а потом струилась через высохшие губы, орошая пустыню рта. Если б они нашли ручей, он часами насыщался бы до приятной боли в животе, пока каждая клеточка тела не пропиталась бы водой. Вода. Одно это слово прожигало все его естество жаждой.

Перед глазами все плыло. Он посмотрел на свои руки и запястья, которые покалывало словно маленькими иголочками, и увидел стаи насекомых с раздувшимися от его крови черными брюшками. Руки буквально полностью были покрыты ими. Шея тоже. Похоже, это мошки, так как почва была большей частью болотистая. У него не было ни сил, ни равновесия, чтобы сбросить их с себя, поэтому он позволил им кормиться. По крайней мере, хоть у кого-то есть что попить. Он улыбнулся, но верхнюю часть черепа пронзила боль. И ему потребовалось несколько секунд, чтобы согнать с лица улыбку и погасить ослепительную белую вспышку в голове. Он хотел было поделиться мыслью с молча бредущим Домом, но не смог произнести ни слова.

Интересно, осталась ли у него в суставах хоть какая-то синаптическая жидкость? Ужасный скрежет и пощелкивание костей отдавались во всем теле после каждого неуклюжего шага. Перед глазами плясали белые точки. Чтобы обернуться и проверить Дома, ему приходилось останавливаться и разворачиваться всем телом, потому что любое движение шеи вызывало в голове вспышку боли. Поэтому он перестал оглядываться и проверять Дома. А когда он останавливался, чтобы перешагнуть через камень или упавшее мертвое дерево, Дом часто натыкался на него и ворчал. Они шли так близко друг к другу, и настолько медленно, что любая остановка грозила свалить их обоих с ног.

Люк был так измучен и душой и телом, что уже не думал о беднягах Хатче и Филе, которых они оставили позади. Что касается преследовавшей их твари, то он и мысли не допускал о ней в своем изможденном и бредовом состоянии. Здесь он был бессилен. Все равно они снова встретятся с ней, и довольно скоро. Он знал это. И Дом, похоже, это тоже знал.

В два часа дня Люк отбросил костыль и опустился на четвереньки. Он пополз бы дальше и так. Лучше держать разбитую голову ближе к земле.

Дом сказал что-то, но он не расслышал, что именно. Стоя на небольшой возвышенности, Люк указал перед собой в сторону видневшейся среди деревьев прогалины, привлекательно пестревшей светлыми и темными пятнами. Еще там было сыро, и он задался вопросом, можно ли извлечь влагу из торфяной почвы.

У него за спиной Дом щелкал костылем о камни и корни деревьев, продолжая неуклюжий спуск. Каждый шаг его спутника сопровождался недовольным ворчанием.

У подножия возвышенности Люк лег на холодную землю и закрыл глаза. Он осторожно положил распухшие красные руки на повязку, как будто придерживая на месте осколки своего черепа. Ткани мозга, должно быть, раздулись от большого отека, потому что он чувствовал толчки в нижней части позвоночника.

Он представил себе врача, который запретил ему двигаться. Не двигайся. Это худшее, что ты можешь делать при травме головы. Интересно, была ли в словах воображаемого врача хоть доля правды? Он ничего не знал о первой помощи. Ни о выживании, ни о том, как найти воду и пищу, если супермаркеты закрыты. Ни о том, как узнать направление ветра, или какая информация содержится в цвете неба. Он просто реагировал на то дерьмо, которое уже случилось. Он потерял надежду, был сломлен и обречен. — Я представитель поколения засранцев, — беззвучно произнес он и тихо рассмеялся. Мы не смогли найти воду в водохранилище. Мы не вынесли лесной прогулки. Мы всего лишь птенцы, выпавшие из гнезда на суровую землю.

Он подумал, что услышал шум воды, и сел. Но это было всего лишь дуновение ветерка. Поэтому он стал обсасывать листья, на чьи горькие восковые лепестки попали капли дождя. Обошел поляну, как будто она была циферблатом, а он минутной стрелкой. Иногда на язык попадала целая капля воды, но ее не хватало, чтобы смочить горло. Он лизал влажную кору деревьев. Открыл рот и подставил под небо, но дождь падал на лицо, а не в его зияющую глотку.

Краем прищуренного глаза, болевшего даже от слабого света, он увидел размытую фигуру Дома в оранжевой куртке. Тот собирал листья и кусочки коры, и пытался высасывать из них воду. Как будто это были раковины устриц, а он глотал их скользкое мясо. Его лицо превратилось в грязную, заросшую бородой маску.

Люк проверил компас и приложил покрасневшую руку к левой стороне головы, как певец, пытающийся найти ноту. Одним глазом, который словно затянуло коричневым дымом, он увидел, что они ползут в правильном направлении. А потом вспомнил о том, что видел, взобравшись на дерево. Тот дальний край леса. Установленную границу, и плоские мшистые камни за ней. Еще он вспомнил, что он видел там воду. Кажется, видел. Вода, наверняка, собиралась во впадинах между камней, куда он сможет втиснуть свое лицо.

Во влажном воздухе жужжали мошки и собирались как железные опилки на окровавленном тюрбане повязки.

Он встал. Ему захотелось дойти до конца леса. Короткий отдых придал ему сил.

— Пошли. Уже близко, — попробовал он сказать Дому, но вместо слов раздалось какое-то бульканье. Он яростно сглотнул. И он знал, что это был последний раз, когда он что-то говорил.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});