Читать интересную книгу Тайный советник вождя - Владимир Успенский

И это не все. Специальной шифрованной телеграммой Владимир Ильич Ленин приказал Реввоенсовету Республики подготовить авторитетное обращение-манифест для офицеров врангелевской армии с гарантией полной безопасности в случае перехода на нашу сторону. Подписи: председатель ВЦИК М. И. Калинин и председатель Особого совещания при Главкоме А. А. Брусилов.

Отпечатанное в виде листовки, обращение это было распространено в Северной Таврии, в Крыму. На многие умы повлияло оно, помогло спасти много жизней.

Популярность Брусилова была огромной, роль его выступления — тоже. Вот красноречивый факт. В августе 1920 года на фронте сложилось критическое положение. Наше наступление в Польше приостановилось, белополяки активизировались. 13-й армии грозил разгром. На юге теснил нас Врангель. Страна напрягала для борьбы все силы. И в эти дни линию фронта перешел врангелевский офицер. Потребовал доставить его в штаб Юго-Западного фронта и там сообщил: в Крыму создана тайная организация, объединяющая большую группу офицеров, занимающих высокие должности. В их числе — значительное количество генштабистов (были и мои однокашники по учебе). Организация готова произвести переворот, сбросить Врангеля, объявив Крымскую армию Красной Крымской армией. Условие одно: командовать этой армией в течение года будет А. А. Брусилов, который, дескать, сумеет отстоять справедливость, защитить солдат и офицеров от гонений и преследований, добросовестно решит все наболевшие вопросы.

Сообщение о перебежчике ушло в Москву. Известно, что Ленин встретил новость заинтересованно, предложил обсудить в ЦК партии. Не знаю, почему назревавшее событие не произошло, а свершись оно — и не было бы кровопролития в Северной Таврии, на Сиваше, на Перекопе. В составе наших вооруженных сил оказалась бы еще одна большая, хорошо оснащенная армия. Наверняка иначе развернулись бы события на берегах Вислы.

Если кто и был противником всего этого, то в первую очередь Троцкий со своими приспешниками. К тому времени он привлек из западных местечек большое количество своих собратьев, направив их на средние руководящие посты в государственный аппарат и в армию. Эти кадры готовы были выполнить любое указание Льва Давидовича. Однако сии полуграмотные дельцы не шли ни в какое сравнение с образованными, принципиальными, честными офицерами, которые могли бы прийти на службу новой России. Они преградили бы путь потоку, хлынувшему из местечек во все города и районы страны. Разве Льва Давидовича устраивало такое положение?!

И вот Крым, ценой больших жертв и усилий, отвоеван. Множество офицеров, юнкеров, бывалых казаков и солдат сдались в плен. Своим же, русским. Многие (почти все из числа сдавшихся) прошли через две войны, мировую и гражданскую, были, можно сказать, профессиональными воинами. Превосходнейший боевой материал! Но как им распорядиться?! Брусилов предлагал сформировать офицерские, казачьи эскадроны, даже полки, отправить их в Среднюю Азию против басмачей. Этим достигались две цели: недавние белогвардейцы доказали бы лояльность новой власти, начали бы служить ей, да и с басмачами было бы разом покончено, профессионалы быстро посшибали бы их с седел. А то ведь потом борьба с басмачами растянулась до тридцатых годов, было погублено много мирных жителей, вырублено много молодых и неопытных красных бойцов. Все жертвы и жертвы…

Но нет, не послали закаленных воинов в Среднюю Азию. С ними поступлено было примитивно и варварски. Их уничтожили в Крыму. Сколько? По примерным подсчетам от 50 до 60 тысяч человек! Целую армию! Цвет российского воинства, который мог бы послужить укреплению новых вооруженных сил, который сыграл бы свою роль и в будущих войнах! Готовый костяк командных кадров для войны с теми же фашистами! Но этих людей использовали лишь на то, чтобы полить кровью, чтобы их телами удобрить сухую крымскую землю. Говорю об этом не с сарказмом — с глубочайшей горечью.

Кто виновен в крымской трагедии? Кто распорядился уничтожить десятки тысяч пленных? Во всяком случае, не Сталин, на которого принято сваливать все грехи. Сталин не имел к этому никакого отношения. Секретный приказ отдал Троцкий. За исполнение отвечала «пятерка», руководимая Пятаковым. Его сообщники Розалия Землячка и венгерский еврей Бэла Кун удовольствие, вероятно, получали, наблюдая, как косят из пулеметов русских юношей — юнкеров, вчерашних гимназистов, студентов. Расчищали пространство для своих единородцев.

Особое коварство и подлость проявлены были в Краснодаре. Там под видом регистрации собрано было более 7 тысяч ранее сдавшихся врангелевских офицеров, отпущенных для свободного проживания на Северном Кавказе. Но недолго пожили. С регистрации никто не вернулся, все были расстреляны.

Истребляли пленных тайком, до нас с Брусиловым доходили лишь запоздалые слухи…

Различными делами занимался тогда Алексей Алексеевич в Красной Армии, но я выделю лишь то, что знакомей мне. Сам бывший кавалерист, Брусилов, как и Егоров, не считал, что конница изжила себя. Наоборот, он говорил, что у кавалерии есть будущее, надо только разумно подходить к ее использованию. И первым долгом — восстановить в стране конское поголовье, которое за годы войны уменьшилось с 35 до 11 миллионов голов, причем исчезли лучшие, самые выносливые, самые породистые кони. Эту работу и возглавил Алексей Алексеевич, став главным военным инспектором коннозаводства и коневодства и одновременно начальником Управления инспектора кавалерии РККА, то есть главным руководителем и организатором всей нашей конницы. Вместе с ним, по совету Иосифа Виссарионовича, работал и я.

Почему и для чего — это будет понятно из дальнейшего рассказа. В апреле 1922 года Сталина избрали Генеральным секретарем Центрального Комитета партии. Конечно, в ту пору пост этот не был столь важным, решающим, как впоследствии. По-прежнему недосягаемой вершиной был в стране Ленин. По-прежнему значительную роль в военных делах играл Троцкий, но и Сталин, если и не шагнул дальше Льва Давидовича, то, по крайней мере, шел вровень с ним. Забот у Иосифа Виссарионовича значительно прибавилось, занимался он, естественно, в основном партийными, политическими делами, но и связь с войсками продолжал укреплять, постепенно оттесняя Троцкого.

Вскоре после победы над Врангелем Иосиф Виссарионович настоял на том, чтобы я перешел под крыло своего старого учителя Брусилова; помогал бы ему, семидесятилетнему, в трудах и заботах, даже в писании мемуаров, в коих могло быть много поучительного. Сталин хотел, чтобы я, как и прежде, был в курсе всех дел военного ведомства, знал все теории, веяния, даже слухи. И еще: находясь при «главном кавалеристе» Республики, я мог заботиться о сохранении опоры Сталина — Первой Конной армии, о тех ее людях, которых Иосиф Виссарионович считал надежными соратниками. Это было особенно трудно, потому что началась послевоенная массовая демобилизация войск.

За мной числилась тогда большая четырехкомнатная квартира неподалеку от Кремля со стороны Боровицких ворот. Но занимал я только две комнаты, остальные, за капитальной стенкой, использовал для своих нужд Иосиф Виссарионович. У него имелся свой вход со стороны двора, своя кухня. Общались мы через дверь в стене, совершенно звуконепроницаемую, и с моей, и с его стороны скрытую портьерами.

Появлялся Сталин нечасто — раза два в неделю, и в самое разнообразное время: и днем, и вечером, и поздно ночью. Приезжал либо в хорошем настроении, либо (почти всегда) в дурном расположении духа, а в обычном состоянии — очень редко. Наверное, не желал показывать свое расстройство людям, в семье, хотелось ему скрыться, уединиться, отдохнуть душой или поразмыслить над чем-то. Вот и искал одиночества. А я, значит, не был ему в тягость. Впрочем, он не всегда приглашал и меня.

В плохом настроении Иосиф Виссарионович не пил, усаживался в большое кресло и молча курил трубку, долго и сосредоточенно глядя в одну точку. Лишь по движению бровей можно было понять, что он напряженно размышляет, сомневается, ищет…

Будучи доволен чем-то, радуясь чему-либо, Сталин обязательно приглашал на свою половину меня, много говорил, не прочь был выпить. Иногда — коньяк, но чаще — сухое вино, которое не доставляло мне особого удовольствия, и я не отказывался лишь для того, чтобы не огорчить Иосифа Виссарионовича, не разрушить компанию.

Хозяйство на половине Сталина вел Николай Власик. Заботился о еде, о чистоте, по-моему, даже пол мыл сам, никого не допуская в эту тайную обитель. Не знаю, имелась ли у Власика другая должность, но он явно не переутруждал себя и от спокойной малоподвижной жизни начал жиреть: выперло пузо, а главное — раздались, набухли щеки. От безделья или для того, чтобы придать солидность своей внешности, Власик принялся отращивать бородку. Дело шло быстро, однако борода была хоть и большая, в завитках, но какая-то жидкая, розовая кожа просвечивала сквозь нее. Новым своим украшением Власик тешился, гордился и явно хотел услышать мнение товарища Сталина или мое. Я помалкивал, так как вообще избегал беседовать с этим неприятным человеком, у которого были две крайности: услужливость перед начальством и пренебрежение, подозрительность ко всем остальным. А Иосиф Виссарионович однажды, придя в плохом настроении, вскинул голову, внимательно осмотрел комнату, будто видел ее впервые, и сказал: