Читать интересную книгу Пуля нашла героя - Андрей Курков

— Так что же? — спросил потерянным голосом народный контролер. — Не будете регистрировать?

Медведев уставился на крашеные доски пола. Задумался.

— Значит, так, — проговорил он, не поднимая головы. — Что важнее: задание Родины или такое личное дело, как брак?

Тут уже Добрынин опустил голову. Ответ на этот вопрос был настолько очевиден, что не было никакого смысла продолжать разговор.

«Да и действительно, когда любишь Родину, разве нужно еще кого-то любить?

— подумал народный контролер и сам скривился из-за своего неполного согласия с этой мыслью. — А Таня Ваплахова?.. Правда, она, кажется, Дмитрия больше Родины любила…» — Ну так что важнее? — настаивал на ответе Медведев.

— Что важнее, что важнее… ясно, что важнее — Родина, — ответил Добрынин, но голос его был настолько тихий и слабый, что можно было усомниться в искренности его слов.

— Вот-вот, Павел Александрович, — капитан поднял глаза и посмотрел на хмурого, внезапно почувствовавшего мыслительную усталость народного контролера.

— Значит, так, — тут капитан Медведев основательно вздохнул. — Передай им, что они женятся… женятся после первого же удачного запуска. Понятно?

У Добрынина после внутренних переживаний, причиненных этим неопределенным разговором, не оставалось сил даже улыбнуться. И он улыбнулся глазами. Даже чуть не заплакал…

— Я давно спросить вас хотел, Пал Александрович, — уже другим, более привычным тоном заговорил вдруг Медведев. — Так, из любопытства, только вы не обижайтесь.. Вы же не член партии… при такой работе и при таком доверии…

— Нет, — спокойно сказал Добрынин. — Может, и не член, но коммунист…

— Да, но если не член партии…

— Ленин был коммунистом еще до основания партии? Ведь так? — перебил народный контролер. — И Тверин был коммунистом задолго до партии!

— А-а… — со все еще немного озадаченным выражением лица, кивнул Медведев. — Значит, вы — настоящий коммунист?

— Ну вот, поняли, — улыбнулся Добрынин. — Член членом, а коммунист коммунистом… Так я могу им передать насчет брака?

— Да, — сказал Медведев. — Найдите Канюковича, и пускай им переведет!

— Хорошо, я и сам… — и тут Добрынин недоговорил, сам себя перебив.

Испугался даже — надо же, чуть сам не проговорился о своих «разговорах» с глухонемыми, не зная, разрешено это или нет…

Капитан ушел из добрынинской комнаты. Через минуту за стенкой раздался монотонный, негромкий американский голос. .

Добрынин обулся и вышел на площадку. Посмотрел на окошко на втором этаже общежития, где жили рабочие. Свет там горел, и народный контролер поспешил к зданию.

Постучался, потом хлопнул себя ладонью по лбу: чего стучать, если они ничего не слышат? Зашел.

Глухонемые сидели вчетвером за столом и играли в лото. Один держал на коленях мешочек с деревянными бочонками-номерами, а трое остальных напряженно смотрели на лежащие перед ними карточки, отрывая взгляд только когда рука «банкующего» вытаскивала и показывала играющим очередной номер.

Добрынин подошел к столу, оценил ситуацию на карточках. Потом дотронулся до плеча Севы. Тот сразу встрепенулся, задрал голову, посмотрел вопросительно на Добрынина.

Добрынин зажал пальцами воображаемую ручку и помахал рукой перед Севой. Тот вскочил, достал карандаш и листок бумаги.

«Я поговорил, — писал Добрынин, даже в пальцах ощущая усталость — и карандаш дрожал у него в руке, и буквы дрожали на бумаге. — Медведев сказал, что женитесь после первого удачного запуска».

Сева несколько раз перечитал записку. Потом как-то напрягся весь — игра уже прекратилась и мешочек с бочонками соскользнул с колен «банкира» на деревянный пол, дробно ударившись о доски. Сева передал записку друзьям. После этого минут пять мелькали над столом пальцы, руки, кисти. Шел оживленный и неслышный разговор, совершенно непонятный Добрынину. Он даже не мог разобраться — хорошая была это новость для Севы или нет.

Надоело сидеть в этой переполненной жестами тишине.

Добрынин встал, чтобы уйти, и тут же Сева шагнул к нему, схватил его за руку, пожал от души.

Павел Александрович облегченно вздохнул. Стало ясно ему, что принес он добрую новость. Снова присел за стол, взял карандаш.

«А где Светлана?» — письменно спросил он.

«На кухне моет посуду для завтрака», — написал Сева.

Добрынин взял у него карандаш, вложил его в почти онемевшие пальцы.

«Совсем скоро будет новый повар, — написал он, и тут же вопрос возник у него к глухонемым: — Вы свинину любите?» Сева прочитал вопрос, перекинулся несколькими жестами с друзьями. Потом написал: «Любим».

«Значит, прав был Вершинин, — мысленно вздохнул народный контролер. — Значит» действительно, если б умели они говорить, то сказали бы…» «Ну, — подумал Добрынин. — Надо спать идти, а то что-то такой нервный день получился».

Махнул глухонемым рукой и ушел, провожаемый внимательными добрыми взглядами.

Дня через два Медведев разбудил Добрынина в пять утра. Глаза капитана были красные от недосыпа. И голос звучал хрипловато.

— Пал Алексаныч, — протараторил он, зайдя в комнату и удостоверившись, что народный контролер уже проснулся от предварительного стука в дверь. — Извините, что рано… Я Сагаллаева вниз поведу. Договорились с Ефимовым обменяться поварами на полдороге, возле кривой сосны. Вернусь часа через три-Так вы уж тут, если что — без меня, хорошо?

Добрынин кивнул, приподнявшись на локте.

Двери закрылись. Добрынин все еще чувствовал в себе присутствие сонной слабости и поэтому решил еще немного подремать, хотя бы до половины седьмого.

На завтрак он пришел первым. Раздаточное окошко было закрыто, но с кухни доносился рабочий шум, да и сама столовая была заполнена запахом немного подгоревшей перловки!

Заглянул на кухню. Светлана как раз размешивала деревянной лопаткой кашу в большой кастрюле. Подошел. Знаком предложил помочь, но женщина, улыбнувшись приветливо, отрицательно покачала головой. Добрынин вытащил из кармана карандаш, стал искать бумагу, но ее нигде не было — ни в карманах, ни на столах в кухне. Тогда он подошел к побеленной стенке и написал на ней: «Медведев пошел за новым поваром». Потом взял Светлану за руку и повел к этой настенной надписи.

Каша опадала комками с деревянной лопатки на пол. Добрынин взял из рук Светланы лопатку и вернулся к кастрюле, где стал помешивать перловку.

В окошко раздачи постучали.

Света засуетилась, выпроводила Добрынина из кухни. Открыла окошко и стала наливать половником порции в глубокие железные миски с двумя ушками.

Добрынин сидел рядом с Канюковичем и ел кашу.

Он видел, как Светлана переговаривалась с Севой, и подумал, что это, должно быть, она о новом поваре сообщила.

— Сегодня новый повар будет, — между прочим сказал Добрынин переводчику.

— Тоже татарин? — как-то с ехидцей спросил Канюко-вич.

— Нет, — ответил Добрынин. — Ковинька с Высоты Ж.

— Да ну! — Канюкович удивился и, не донеся до рта, опустил ложку с кашей обратно в миску. — Как же это? Что, Ефимов согласился?

— Приказ из Москвы, — объяснил Добрынин и тут же подумал, что слишком много говорит.

Быстро доел кашу и ушел в цех.

В цеху было пустынно, и только из комнаты Вершинина доносились какие-то звуки. Народный контролер задумался и припомнил, что Вершинина на завтраке не было.

Осмотрел заготовки. Потом подошел к зарешеченному окну, выглянул на площадку.

Четверо глухонемых рабочих шли из столовой к цеху, размашисто разговаривая.

Из-за дальней горы поднималось солнце.

* * *

С приходом на Высоту Ж. нового повара жизнь приобрела другой вкус. Все чаще вместо каши на столах появлялась картошка, и, к искренней радости инженера Вершинина, практически исчезла говяжья тушенка; и в ежедневном мясном рационе «царствовала» теперь свинина, и надо сказать, что эту перемену ощутил и Добрынин, который хоть и не имел особых привязанностей к пище, но, ясное дело, свинину любил больше, чем говядину.

Как ни странно, но отношение народного контролера к Вершинину односторонне улучшилось, о чем, конечно, сам Вершинин не знал, избегая встреч и разговоров с Добрыниным, а иногда даже одаривая его неуважительным взглядом. Добрынин, впрочем, не обращал внимания на подобные взгляды инженера. Знал он, что инженер, обладая талантом изобретателя, обладал вместе с тем и самыми худшими чертами характера, характера, который с огромным трудом можно было назвать советским, потому что ни энтузиазма, ни какой-то особой правильности в его характере не наблюдалось. Однако польза от его работы для Родины была Добрынину очевидна. А солоновато-жирный, приятный, тающий во рту вкус свинины как бы даже немного оправдывал нетерпимость Вершинина к прежнему повару Сагаллаеву, лицо которого Добрынин почему-то помнил только с синяками и разбитой губой.