Читать интересную книгу Серенький Волчок - Сергей Кузнецов

А он говорит: вот ты и есть моя страховочная сетка. Помнишь, когда я голодал, я к тебе пришел и весь холодильник обчистил - а ты мне это ни разу не помянул. А потом, год назад, когда я долги отдал, еле отбился, новое дело хотел начинать, тоже пришел, ты меня к вам пристроил. Вот и получается, ты же спас меня тогда, понимаешь? Спас.

Я отвечаю: да ладно, брось, какое там спас, просто фишка так легла, рядом оказался, руку протянул, а он говорит: давай я еще за пивом сгоняю, у меня деньги есть, не волнуйся. Я отвечаю: давай.

Хотя вообще-то не люблю пиво.

27

Иван приглашал пообедать в "Старлайт", но Маша отказалась. Заезжай за мной, сказала она, тут и решим. Внезапно ее стало раздражать, что москвичи все время едят. В Израиле тоже культ еды, но это еда, которой чрезмерно заботливая еврейская мать - аидише-мама - кормит своих детей. Никому не приходит в голову часами обсуждать, что и в каком ресторане надо сегодня есть. Может, какие-нибудь безумные хай-тековские яппи так и жили, но среди Машиных знакомых их не было.

Иван позвонил с ресепшена, и Маша сказала, чтобы он поднялся к ней: мол, она уже одета, но еще не скоро выйдет. Он появился на пороге, высокий и стройный, в обтягивающей футболке с длинными рукавами и темно-синих джинсах.

– Проходи, - сказала Маша, - я сейчас.

Как и всякий раз, когда он был рядом, она немного волновалась. Какого черта, сказала себе Маша, я что, школьница что ли? Иван стоял к ней спиной, опершись руками о подоконник. Подойдя сзади, Маша его обняла - и Иван сразу замер, тело будто окаменело. Очень бережно взял ее руки, развел в стороны. На секунду она почувствовала, как пальцы судорожно сжались, будто он хотел покрепче удержать ее кисть и уже не отпускать - но в то же мгновение выпустил и повернулся.

– Не надо, - сказал он, и Машу больше всего потрясли его глаза - совершенно пустые, остекленевшие. - Не надо, - повторил он, мягко отодвигая Машу. - Я подожду тебя внизу.

Когда за Иваном захлопнулась дверь, Маша пнула кресло и ругнулась - fuck!- почему-то по-английски. Потом открыла косметичку и еще раз накрасила губы - это всегда успокаивало.

Возможно, чтобы сгладить неловкость, Иван говорил больше обычного.

– Вот все рассказывают, что эти годы были страшно интересными, что деньги было очень легко заработать, что ты упустила свой шанс, когда уехала в Израиль. А на самом деле это было чудовищно тяжелое время. Ты просто общаешься с людьми, которые выиграли, - но ты не знаешь ничего о неудачниках.

– Их убили, - сказала Маша.

– Их не всех убили, понимаешь? Я знаю множество людей, которые сделали миллион, два, три, пять, а потом - оп! - у них нет вообще ничего. Кто-то просадил все в казино, потратил на кокаин и проституток, кого-то кинули партнеры, кого-то выперли из бизнеса бандиты, кто-то развелся с женой, отдал ей все, она все протратила, оба остались ни с чем. На каждого победителя приходится пять лузеров. И почти каждый победитель может тебе рассказать такое, что ты предпочла бы не знать.

– Например? - спросила Маша. - Что было с тобой? Тебе приходилось убивать?

– Боже мой, - вздохнул Иван. - Оставь разговоры про "убивать" "Московскому комсомольцу". Все это ерунда. Я никогда никого не убивал, и никто не убивал по моей просьбе. Зато я голодал, полгода, по-настоящему. У меня не было денег - совсем, у меня висели на хвосте кредиторы, мои должники думали, что им дешевле убить меня, чем отдать хоть что-нибудь, я боялся появляться в своей квартире, а к родителям на всякий случай не заходил уже полгода. Ночевал у друзей и иногда утром, когда они спали, залезал в холодильник и клал себе в сумку сыра, колбасы или хлеба, на обед. Потом, когда все наладилось, они надо мной смеялись: мол, что же ты не попросил? А как я мог попросить? Мне стыдно было, я же не нищий в метро, чтобы жить подаянием. Я всегда старался все сам.

– А Сережа? - спросила Маша.

– Сережа вообще был какой-то удивительный, - сказал Иван. - Ты, наверное, знаешь это лучше меня, девушки это чувствуют. Он вообще ничего не делал, с ним все происходило само собой. Он не дергался, не искал больших денег, не искал женской любви, принимал все, что с ним происходило. Не пойму, как его могли убить.

– Помнишь, ты говорил про деньги, - сказала Маша. - И Лиза мне тоже рассказала. Деньги были у него в тот вечер, все триста шестьдесят тысяч. Ведь многие в конторе могли об этом знать?

– Мне Сережа сам рассказал, - задумался Иван. - Еще знали Гена и Лиза, могла знать Аля, потому что наверно, видела бумаги, еще Светка, потому что она вообще все обо всех знает, скорее всего, знал Безуглов, а значит, и Таня могла.

– Погоди, - встрепенулась Маша. - Ты говорил, что Безуглов лазил в Сережин компьютер, и Сережа его потом отмазал.

– Ну да, - сказал Иван. - Я думаю, потому что ему было неудобно из-за Тани, ты понимаешь.

Маша кивнула.

– Извини, что я об этом говорю, но ты, похоже, все равно уже все знаешь. Сережу женщины любили, тут уж ничего не поделать.

– А ты не пробовал спросить Безуглова, что он делал в Сережином компьютере? - спросила Маша. - Теперь, когда Сережа умер? В конце концов, если он откажется говорить, можно рассказать следователю.

– Следователь куда-то запропастился, - сказал Иван. - Я понимаю, ему заплатили, чтобы он не поднимал шум, но все-таки он мог быть поактивней. А то поговорил со мной и с Вадимом по полчаса - и все.

– Так кризис же.

– Потому и кризис, - с неожиданной злостью сказал Иван, - что все берут деньги черным налом, думают только о себе и работают кое-как. Но ты права: надо Паше позвонить.

– Что мы ему скажем? - спросила Маша, но Иван уже набирал номер.

– Привет, - сказал он, - это Иван. Что ты сейчас делаешь? Это все как мертвому припарки. Лучше приезжай-ка в офис через полчасика. Мне с тобой поговорить надо. Нет, про Сережу Волкова. Да, кое-что выяснить, не по телефону. Короче, жду.

Сунув трубку в карман, Иван сказал:

– Тоже мне, занят он. Беседует с другими обманутыми вкладчиками о том, как им вытащить деньги из "СБС-Агро". Флаг им в руки. Я со своими давно распрощался - не первый раз меня кидают. Рыпаться только хуже.

Как и следовало ожидать, в воскресенье в офисе никого не было. Охранник отпер им дверь, и когда появился Паша, Иван уже вскипятил чайник и разлил чай по кружкам.

– У нас же не допрос, - сказал он Маше. - Надо создать нормальную обстановку.

Паша Безуглов бросил куртку, устало сел к столу и подвинул к себе корпоративную кружку с логотипом "Нашего дома". Потом посмотрел на Машу и спросил:

– Ну?

– Извини, что мы тебя вытащили. Просто после Сережиной смерти пропало до хрена денег, и мы пытаемся понять, может кто-нибудь знает - куда он мог их девать?

– Я думаю, убийца знает, - сказал Паша, - но не скажет.

– Это если убийца их взял, - сказал Иван. - Я же не удивлюсь, если Сережа где-то спрятал деньги. Он мне говорил тем вечером, что их "компактно упаковал". Он вообще не любил держать дома крупные суммы.

– А я тут при чем?

– Ты лазил в Сережин компьютер, мог случайно что-нибудь увидеть.

– Ты тоже можешь сейчас в него залезть и все посмотреть, - сказал Безуглов. - Поверь, Сережины финансовые дела меня интересовали меньше всего.

– Могу я спросить, что же тебя интересовало?

– Можешь, но я не отвечу. Это сугубо личное дело.

– Хорошо, - сказал Иван и, услышав это "хорошо", Маша вдруг поняла, что этот мужчина может быть очень неприятен и агрессивен. Не хотела бы я иметь такого начальника, подумала она.

– Хорошо, - повторил Иван, - тогда, вероятно, этот вопрос тебе задаст следователь. Потому что Сережа убит, у тебя были с ним личные дела, думай сам, что это может значить.

Минуту Паша молчал. Иван смотрел на него в упор, и Маше сделалось не по себе. Зря я это затеяла, подумала она.

– Ладно, - сказал Паша, - я должен это рассказать прямо сейчас, вам двоим?

– Да.

– Я бы предпочел, чтобы девушки тут не было. - И он кивнул на Машу, будто она - неодушевленный предмет, который можно вынести в другую комнату.

– Я могу уйти, - сказала она.

– Сиди, - отрезал Иван и добавил, обращаясь к Безуглову: - Она имеет право знать правду.

– Правда никому не нужна, - сказал Безуглов. - Она разрушительна. Я потратил год жизни на то, чтобы не знать правды и, если бы Волков был жив, эта милая девушка так же потратила бы остаток своей жизни. Он был чудовищный бабник, твой Волков. Я бы сказал иначе, если бы мы были вдвоем, но, я думаю, ты понял. Он трахал все, что движется. Все, до чего мог дотянуться. Удивлюсь, если на его похоронах была хотя бы одна девушка, которую бы он не оприходовал. Я научился узнавать запах его спермы, я чувствовал, как им несет от любой, кто прикасалась к его грязному члену.

– Он умер, - сказал Иван.

– Мы все умрем, - сказал Безуглов, и Маша увидела, что глаза его стали белесыми, почти прозрачными. Теперь они сидели друг перед другом, словно забыв о ней. - Мы все умрем, но это не повод прожить свою жизнь как последнее говно. Прожить так, чтобы после тебя осталось выжженное поле. Посмотри на Таню, посмотри на Свету, посмотри на нас всех! Что сталось с Вадимом Абросимовым? Что стало с Лизой Парфеновой - на ней лица нет, она выглядит так, будто вот-вот умрет на бегу.