Через неделю после возвращения от Босфора, пришла телеграмма из Петербурга, что для командования минными силами Черноморского флота направляется контр — адмирал Колчак.
— Вот этого «АДМИРАЛЪа» мне здесь, конечно, остро не хватало! — почти выматерился про себя Андрей. — Он ведь, со своими амбициями, запросто начнёт в бутылку лезть и орган зрения на ягодицы натягивать… И как его Эссен отпустил? Такой ценный кадр…
Ну да — мастер минных постановок, но на Чёрном море они уже не особо актуальны — устье Босфора давно заблокировано почти наглухо, сколько-нибудь крупные корабли оттуда пытаются проскочить в единичных случаях.
— Как считаешь, Андрей Августович, — Плансон словно прочитал мысли своего начальника, — почему именно Колчак?
— Понятия не имею.
— Но ты ведь его раньше знал. Так?
— Нет. Встречались пару раз в Порт — Артуре, но мельком. Знаю, что полярник, гидрограф, Николай Оттович Эссен о нём отзывается весьма благожелательно. Офицер, конечно, очень достойный, но почему нам не позволили назначить на место покойного Покровского кого-то из черноморцев — не понимаю.
— Разрешите, ваше высокопревосходительство? — в салон зашёл Кетлинский.
— Слушаю вас, Казимир Филиппович.
— Авиаторы сообщили, что готовы продемонстрировать действие новых бомб.
— Спасибо! Выезжаем через пятнадцать минут. Прикажите подать мотор к Графской.
Через час командующий прибыл на полигон и летающие лодки с «Алмаза», который именно для этой цели и был оставлен в Севастополе, пока весь остальной флот ходил к Босфору, начали свой бенефис.
В качестве мишени соорудили земляной периметр, по форме и размерам повторявший среднестатистический турецкий форт в устье пролива, и именно по нему отрабатывали русские морские лётчики.
Пикированием это, конечно, назвать было нельзя, но атаковали «алмазные» гидросамолёты не с горизонтального полёта, а под углом градусов в двадцать к горизонту.
Внутрь «укрепления» попало около двух третей зажигательных бомб, но и этого хватило, чтобы понять: за двадцать минут бомбардировки внутри уже не могло оставаться ничего живого.
— Ну что, поедем, полюбуемся, — Эбергард первым направился к авто.
Издали «форт» действительно выглядел как филиал ада на Земле, но когда подъехали поближе и заглянули за бруствер, то обнаружили, что на площади приблизительно в гектар сиротливо пылают восемь «луж» огня. Не внушало… Хоть «лужи» были и приличного размера…
— Но копоти много, — мрачно бросил Плансон.
— Да уж… Подобные бомбы оружие скорее психологическое… Дмитрий Борисович, — повернулся Андрей к флагарту, — попробуйте на эти зажигалки хотя бы свистульки какие-нибудь пристроить, чтобы выли в полёте как-то по — особенному. На предмет того, чтобы наши визави, османские батарейцы, уже заранее морально готовились к огненному подарку.
Колечицкому до жути хотелось объяснить адмиралу, что у него и с артиллерийскими вопросами проблем предостаточно, но когда у тебя на погоне один просвет, а у оппонента аж три орла, особо не поспоришь.
— Есть, ваше высокопревосходительство!
Эбергард по выражению лица своего главного артиллериста понял, что сморозил полную чушь, что на предмет «свистулек» следовало договариваться с «летунами», но не отменять же свой приказ! Не поймут — с… Но категоричность стоит убрать:
— В первую очередь, Дмитрий Борисович, занимайтесь, конечно, артиллерией флота. Но именно вам я хочу поручить общение с авиацией по этому вопросу.
— Будет исполнено, ваше высокопревосходительство! — боднул воздух головой старший лейтенант.
— Благодарю! Можете идти! Константин Антонович, — обернулся адмирал к Плансону, — не возражаешь, если я тебя на сегодняшний вечер покину? Моя благоверная уже, наверное, забыла, как выглядит её муж.
— О чём речь! Когда тебя ждать на эскадре?
— Завтра к подъёму флага буду на Графской. Если что, конечно — вызывайте в любое время дня и ночи.
— Надеюсь, что никакого «если что» не произойдёт, а вот для Елизаветы Сергеевны я уже почти стал главным врагом семьи, — улыбнулся начштаба. — Ещё недельку домой не придёшь, так и она меня больше вообще никогда на порог не пустит. Пару дней можешь смело отдыхать. И передавай мой поклон своей очаровательной супруге.
Обнимать любимую, даже если не виделся с ней всего несколько дней (да даже, если несколько часов или минут) — непередаваемое блаженство. Так и хочется просто «растереть» по своему телу эту нежную и хрупкую плоть, нырнуть в неё и не выныривать никогда…
— Ну что, мой адмирал, — поинтересовалась Елизавета, как только прервался первый поцелуй, — как сплавали?
— Моряки не «плавают», а «ходят», — не преминул заметить командующий Черноморским флотом своей жене. — Жена адмирала таких гаффов допускать не должна.
— Ну да, ну да, — она должна лишь терпеливо ждать на берегу… Ужинать будешь?
— А чем угощаешь?
— Гречей с тушёной свининой.
— Пойдёт!
— Ты что, совсем дурак?
Слово «дурак» прозвучало в данный момент, и в данном контексте совсем необидно.
— Разумеется, запекли индейку. Оранжерей у нас не имеется, так что просто кислой капусты натушили. Я что, по — твоему, не знаю, что муженёк домой вот — вот пожалует?..
— Всё, всё, родная, — потчуй своего благоверного тем, что приготовила, а потом пошли уже спать ложиться.
— Как тут тебя, соблазнить во время моего отсутствия, не пробовали? — попытался пошутить за ужином Андрей.
— Будешь смеяться, мой адмирал, — приняла шутливый тон мужа Елизавета, — пробовали.
— Не понял… — набычился Эбергард.
— А тут и понимать нечего. Только не начинай Отелло из себя разыгрывать. Не я ему нужна, а ты. Хотя «подъехать» собирался именно через меня. Какой шикарный гарнитур из рубинов он пытался мне всучить, чтобы только побеседовать с тобой! — Лиза лукаво посмотрела на мужа.
— И что ты?
— Ответила, что в дела своего супруга не вмешиваюсь. Я его даже не видела. Но вот его визитка, — жена подала адмиралу картонный прямоугольник.
— «Попугайцев Михаил Исаакович»… Кто это? И что за фамилия мерзкая? Какого дьявола ему от меня надо?.. Извини!
Андрей встал из-за стола, и, дожёвывая кусок индюшатины направился в кабинет.
— Соедините с ротмистром Автамоновым! Немедленно!
Начальник контрразведки отреагировал именно «немедленно»:
— Здравия желаю вашему высокопревосходительству!.
— К моей жене вчера приходил некто Попугайцев.
— Мы в курсе, ваше высокопревосходительство.
— Да оставьте вы титулование! Кто это такой, и что ему может быть нужно от меня?
— Он давно у нас в разработке. Тип подозрительный, но пока брать его не за что. Следим. Занимается игрой на бирже.
— А если я вас попрошу избавить от его внимания меня и мою семью?
— Ваше высокопревосходительство…
— Я же просил!..
— Простите! Но я бы вас тоже очень попросил всё-таки принять этого Попугайцева…
— Чтооо?
— В присутствии нашего офицера. За ширмой, конечно.
— Чёрт с вами. Завтра в десять.
— Здравия желаю вашему высокопревосходительству! — в девять часов утра в кабинет командующего флотом шагнул достаточно возрастной поручик. — Поручик Леонидов. Честь имею!
Офицер контрразведки выглядел… Никак. То есть описать его внешность, в случае чего было бы серьёзной проблемой: среднего роста, лицо… никакое. Усы и борода отсутствуют…
— Здравствуйте, поручик, — адмирал пожал руку офицера. — Распоряжайтесь, пока у нас есть время.
— Если не возражаете, ваше высокопревосходительство…
Андрей кивнул, что не возражает.
Контрразведчик, поймав согласие адмирала, хищно задвигался по кабинету: 'Здесь что?', 'А это куда?', ''Что за дверь?'…
В конце концов решил разместиться за дверью, ведущей в спальню.
— Ваше высокопревосходительство, — в непонятно уже какой раз повторил поручик, — умоляю вас не сорваться до того момента, когда я сочту нужным появиться. До тех пор постарайтесь быть максимально… если не любезным, то терпимым. Это очень важно!..
Попугайцев действительно выглядел мерзко: он, как будто, реально стремился соответствовать своей фамилии — был плешив, но хохолок из нескольких десятков волосинок над голой кожей головы сохранил. В обрамлении 'волосиков' вокруг черепа.
Кожа на лице была, как будто натянута с затылка упирающимся в позвоночник 'палачом' — иного слова не подберёшь. Скулы торчат, улыбка готова проглотить собственные уши, морда красная… А выражение этой морды просто обещает всё, что даже просто невозможно — вплоть до 'жены и дочери на ваше ложе…'.
— Что вам угодно, сударь?
— Ваше высокопревосходительство, — залебезил вошедший, — прошу прощения, но при входе в ваш дом, меня обыскали, и отобрали всё, что я нёс с собой. В том числе и небольшой презент для вашего высокопревосходительства…