если временами это и пугало.
Поэтому я вежливо отказался и решил, что картонная коробка в кузове моего грузовика — мой ключ к новой жизни. Это определенно не давало никаких гарантий, но их никогда нет.
Yeah, I’m runnin’ down a dream
That never would come to me
Workin’ on a mystery
Goin’ wherever it leads
Runnin’down a dream
RIP Том Петти, 1950-2017
Милая Вирджиния
«Мне нужно уединение, так что… не меньше 400 акров», — уверенно сказал я.
«Ого! — потрясенно ответила мой агент по недвижимости Конни. — Хорошо! Что ж, я посмотрю, что могу сделать, и вернусь со списком как можно скорее!» Честно говоря, меня немного застало врасплох удивление в ее голосе. Мне это не казалось такой уж необоснованной просьбой, учитывая, что я искал дом для проживания, гостевой дом для группы и сарай, который можно превратить в студию звукозаписи, чтобы я мог уехать в закат, воплощая в жизнь мечту быть полностью самодостаточным в сонном городке Вирджинии.
Но я понятия не имел, какого размера акр.
После семи лет в Сиэтле моя жизнь наконец-то шла своим чередом. Я приехал туда совершенным чужаком, жил в нищете и эмоциональной изоляции, нашел себя в новой группе, которая стала самой известной в мире, после чего у меня вырвали землю из-под ног, и я начал все сначала. Это уже как целая жизнь. Но, как бы я ни любил Сиэтл и друзей, которых приобрел в нем за эти годы, мое сердце осталось в Вирджинии, которая навсегда будет моим домом. Мое детство прошло среди холмов и высоких дубов ее пригородов, и я никогда не верил, что буду жить в каком-то другом месте, как бы сильно ни хотел в детстве вырваться из ее скучного однообразия и предсказуемости. Я всегда думал, что закончу именно там, где начал.
Когда мы начали записывать второй альбом Foo Fighters The Colour and the Shape (и по сей день наш самый популярный альбом) осенью 1996 года в студии под названием Bear Creek рядом с Сиэтлом, я почувствовал, что мое время на Тихоокеанском Северо-Западе подходит к концу. Мало того, что там я всегда чувствовал себя гостем, просто еще одним посторонним в городе, яростно защищающим свои корни, так еще и мой первый брак в муках издавал предсмертный хрип, что не могло не отражаться на наших сеансах звукозаписи в глухом лесу. К тому же впереди ждали только самые темные зимние месяцы (это все темы, которые очевидно просматриваются в текстах песен с этого альбома). Огонь, который Сиэтл разжег в моем сердце, угасал, и, как бы ни раздувал тлеющие угли, я никогда не смог бы снова разжечь былые чувства. «Пора двигаться дальше, — подумал я. — Мне здесь больше не место».
Или как однажды сказал Пэт Смир: «Слишком много призраков».
Но, прежде чем отправиться обратно на восток, туда, где чувствовал себя как дома, я решил сделать двенадцатимесячный пит-стоп в Лос-Анджелесе (что-то вроде моей версии «Потерянного уик-энда»), чтобы прочувствовать новообретенную эмансипацию всего в нескольких кварталах от того тонущего корабля с боями в грязи, откуда мне когда-то с трудом удалось сбежать. Я больше не пересчитывал однодолларовые купюры и консервные банки с фасолью — теперь я мог позволить себе роскошь отдельного жилья (и нормальной еды). Я снял комфортабельный домик с двумя спальнями чуть ниже по улице от Сансет-Стрип и начал пользоваться им с безрассудным рвением, не будучи больше привязанным ни к чему и ни к кому. Foo Fighters к тому моменту стали уже больше, чем просто моим сторонним проектом, — мы стали группой; правда, после записи второго альбома мы оказались в довольно шатком положении (барабанщик, с которым мы начинали, Уильям Голдсмит, ушел, после того как я перезаписал его барабанные партии, но, к счастью, его заменил чрезмерно квалифицированный для нас Тейлор Хокинс; а вскоре после этого временно ушел Пэт Смир). После всего этого мне нужно было где-то выпустить пар.
Я чувствовал себя свободным, и мне захотелось позволить себе все то, от чего я отказывался все эти годы. И сдерживаться я не стал. После долгих лет и многих литров крепкого хефевайцена и крафтовых пивоварен Тихоокеанского Северо-Запада мой товарищ Тейлор Хокинс познакомил меня с гораздо менее претенциозной и гораздо более смертоносной комбинацией из пива Coors Light и текилы. После парочки бутылок текилы Patron и пережеванных долек лайма всякая робость исчезала. Бывший вокалист Scream Пит Шталь на тот момент работал в Viper Room, гедонистическом логове порока, которое очень удачно располагалось недалеко от моего дома. Это стало моим ночным пристанищем, и обычно все заканчивалось тем, что после закрытия мы пили до рассвета в чьем-то доме. Тот год был, мягко говоря, весьма неплох. Но после двенадцати месяцев разгула я понял, что это не тот закат, в который мне суждено уехать. Я нацелился на другой, более благоприятный горизонт: рай сельской Вирджинии.
Я полетел обратно на восток, чтобы встретиться с Конни, и мы начали поиски дома в живописном городке Лисбург, построенном в 1740 году, всего в часе езды от шумного Вашингтона, с красивыми историческими зданиями на каждом углу. Это возвращение к моей юности: я много лет мальчишкой гулял по этим полям, искал пули времен Гражданской войны, летом охотился на голубей в изнуряющей жаре, а зимой до рассвета ставил чучела гусей на застывшую землю, пытаясь привлечь стадо в надежде принести домой обед. Пока мы ехали на просмотр первого объекта, меня захлестывали эти воспоминания, но, когда мы приехали, Конни сказала: «Этот участок немного меньше, чем вы хотели, но сам дом просто великолепный, и здесь есть гостевой дом и сарай, которые вам нужны». Немного разочарованный, я спросил: «Насколько меньше?» «Около ста акров», — ответила она. «Сто акров? Да это же буквально ничего!» — подумал я. Разве я смогу играть ночами со своей группой всего на сотне акров? «Что ж… — сказал я. — Раз мы уже здесь, давайте посмотрим…»
Когда я стоял на крыльце этого удивительного двухсотлетнего особняка, который когда-то был охотничьим замком для охоты на лис, с уходящими в небо огромными колоннами, глядя на бескрайние зеленые поля, я понял, почему мой агент по недвижимости была в шоке от моего первого звонка. Сотня акров — это гребаная ферма. А 400 акров? Это уже целый административный округ. Да уж, геодезия точно не моя сильная сторона.
Я был расстроен