Читать интересную книгу Толковая Библия. Том 9 - Александр Лопухин

Да святится имя Твое. Вместо всяких хитроумных рассуждений и толкований этих слов легче всего, как кажется, понять смысл прошения из противоположения. Когда не святится среди людей имя Божие? Когда они не знают Бога, учат о Нем неправильно, не чтут Его своею жизнью и проч. Отношение людей к Богу во всех прошениях представляется под образами земных отношений. Нам вполне понятно, когда дети не чтут своего земного отца. То же можно сказать и относительно почитания имени Бога. Бог Сам по Себе свят. Но мы противоречим этой святости, когда с непочтением относимся к имени Божию. Дело, таким образом, не в Боге, а в нас самих. Что касается самого выражения "да святится имя Твое", а не самое существо, или какое-либо из свойств Божиих, то о существе Божием и свойствах не говорится не потому, что оно само по себе свято, а потому, что самое существо Божие для нас непостижимо, и что имя Божие есть обозначение, в смысле, доступном всем простым людям, самого божественного Существа. Не о существе Бога, а о имени Его говорят простецы, об имени думают, при помощи имени отличают Бога от всех других существ. По словам Толюка, слово "святить" соответствует "прославлять" и "славословить" (εύλογεϊν). У Оригена — возвышать, возвеличивать и прославлять. Феофилакт говорит: "сделай нас святыми, подобно тому, как и Ты через нас прославляешься. Как богохульства произносятся мною, так пусть и святится Бог мною же, т.е. пусть прославляется, как Святый".

10. да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе;

Буквально — да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя, как на небе, и на земле. В греч. только слова расставлены иначе, но смысл одинаков. Оба прошения 10 ст. перемещает Тертуллиан, поставляя после "да святится имя Твое" — "да будет воля Твоя" и проч. Слова: "как на небе, так и на земле" могут относиться ко всем трем первым прошениям. Много рассуждений встречается у экзегетов по поводу слов: "да приидет Царствие Твое". Какое царствие? Некоторые относят это выражение к концу мира и понимают исключительно в так называемом эсхатологическом смысле; т.е. думают, что Христос здесь научил нас молиться о том, чтобы скорее совершился страшный суд и настало Царство Божие в "воскресение праведных", с погублением злых людей и вообще всякого зла. Другие оспаривают это мнение и утверждают, что второе и третье прошение имеют между собою близкую связь — воля Божия исполняется тогда, когда приходит Царствие Божие; и, наоборот, наступление Царства Божия есть необходимое условие для исполнения воли Божией. Но к третьему прошению прибавлено: как на небе, и на земле. След., здесь говорится о царстве земном, в отличие от небесного. Очевидно, небесные отношения служат здесь просто образцом для земных отношений и притом одновременных. Это, во всяком случае, лучшее объяснение. Христос едва ли говорил здесь о далеком будущем, в эсхатологическом смысле. Наступление на земле Царства Божия есть медленный процесс, подразумевающий постоянное усовершенствование человека, как нравственного существа, в нравственной жизни. Момент, когда человек осознал себя, как нравственное существо, был уже сам по себе наступлением Царства Божия. Далее, евреям, которым говорил Христос, было известно продолжение и развитие Царства Божия из их предшествующей истории, при постоянных неудачах и препятствиях со стороны зла. Царство Божие есть владычество Бога, когда законы, данные Им, получают все больше и больше силы, значения и уважения среди людей. Этот идеал осуществим в здешней жизни и об осуществлении его научил нас молиться Христос. Осуществление его находится в связи с молитвой о том, чтобы святилось имя Божие. "Пред глазами поставлена цель, которой можно достигнуть" (Цан).

11. хлеб наш насущный дай нам на сей день;

Буквально — хлеб наш насущный дай нам сегодня (слав. днесь; Вульг. hodie). Слово "хлеб" совершенно аналогично тому, какое употребляется в наших русских выражениях: "трудом зарабатывать себе хлеб", "трудиться из-за куска хлеба" и проч., т.е. под хлебом здесь следует понимать вообще условие для жизни, пропитание, известное благосостояние и т.д. В священном писании "хлеб" часто употребляется в собственном смысле (cibus, а farina cum aqua permixta compactus atque coctus — Гримм), но означает также и вообще всякую пищу, нужную для существования человека, и не только телесную, но и духовную (ср. Ин. 6 гл. — о хлебе небесном). Комментаторы совсем не обращают внимания на слово "наш". Это, положим, мелочь, но в Евангелии важны и мелочи. С первого раза представляется не совсем понятным, зачем нам нужно просить себе хлеба у Бога, когда этот хлеб "наш", т.е. уже принадлежит нам. Слово "наш" представляется, по-видимому, лишним; можно было бы просто сказать, "хлеб насущный дай нам сегодня". Объяснение будет дано ниже. "Насущный" (επιούσιος) объясняется различно и принадлежит к числу труднейших. Слово встречается только здесь и еще у Лк. 11:3. В ветхозаветной и классической греческой литературе оно нигде еще не найдено. Объяснение его "было пыткой для богословов и грамматиков" (carnificina theologorum et grammaticorum). Один писатель говорит, что "желать достигнуть здесь чего-нибудь точного — это все равно, что губкой гвоздь вколачивать" (σπσγγφ πάτταλον κρούειν). Пробовали избегнуть затруднений указанием, что здесь — ошибка переписчика, что в подлиннике первоначально было τον άρτον επί ούσίαν, т.е. хлеб для нашего существования. Переписчик удвоил по ошибке τον в слове άρτον и в соответствие этому изменил επιουσιαν в επιουσιον. Так и образовалось евангельское выражение: τοναρτοντονεπιουσιον. На это, не входя в подробности, скажем, что слово ημών (τον άρτον ημών τον επιουσιον) препятствует совершенно такому толкованию; кроме того, у Лк. 11:3 стоит несомненно επιουσιον — как и у Матфея. Поэтому рассматриваемое толкование теперь совершенно оставлено. Из существующих и принятых новейшими учеными толкований можно отметить три.

1. Производят слово "насущный" от греч. предлога επί (на) и ουσία (так в оригинале) от είναι, быть. Такое толкование имеет за себя авторитет древних церковных писателей, и именно тех, которые писали на греческом языке, между ними Златоуста, Григория Нисского, Василия Великого, Феофилакта, Евфимия Зигабена и др. Если слово понимать так, то оно будет значить: "хлеб, нужный для нашего существования, необходимый для нас, дай нам сегодня". Такое толкование, очевидно, принято и в нашей славянской и русской Библии. Против него возражают, что если нигде, кроме молитвы Господней, не встречается слова επιούσιος, то встречается, однако, επεστι и др., слово, сложенное из того же предлога и глагола, но с опущением ι. Поэтому, если бы в Евангелии говорилось именно о хлебе "насущном", то сказано было бы не επιούσιος, а έπούσιος. Далее, ουσία в народном словоупотреблении означало имущество, состояние, и если бы Христос употребил ουσία именно в этом смысле, то это было бы не только "бесцельно" (Винер-Шмидель), но не имело бы и смысла; если же Он употребил его в смысле бытие (хлеб, нужный для нашего бытия, существования) или существо, сущность, действительность, то все это отличалось бы философским характером, так как ουσία в этом смысле употребляется исключительно у философов, и слова Христа не были бы понятны простому народу.

2. Производят слово επιούσιος от επί и ίέναι — приходить, наступать. Слово это имеет разные значения; для нас важно только, что в выражении έπιούσα ήμερα оно означает завтрашний, или наступающий, день. Слово это составлено самими евангелистами и приложено к άρτος в значении будущий хлеб, хлеб наступающего дня. Подкрепление для такого толкования находят в словах Иеронима, у которого, среди его, довольно кратких толкований, встречается следующая заметка. "В Евангелии, которое называется Евангелием Евреев, вместо насущного хлеба я нашел махар, что значит завтрашний (crastinum); так что смысл должен быть таков: хлеб наш завтрашний, т.е. будущий дай нам сегодня". На этом основании множество новейших критиков, включая сюда и лучших, напр., немецких составителей грамматик к Новому Завету Винер-Шмиделя, Блясса и экзегета Цана, предположило, что слово означает завтрашний (от ή έπιούσα, т.е. ήμερα). Такое объяснение дает, между прочим, и Ренан. Совершенно понятно, какая разница в смысле получается от того, примем ли мы это толкование, или согласимся с предыдущим. Однако, если принять толкование Иеронима, то следовало бы признать, не говоря о разных филологических затруднениях, что оно противоречит словам Спасителя в 6:34 — "не заботьтесь о завтрашнем дне;" непонятно было бы также, почему же мы просим: "завтрашний хлеб дай нам сегодня". Указывая на махар, сам Иероним переводит επιούσιος словом super-substantialis. От ίέναι и сложных с ним, по Кремеру, нельзя доказать ни одного производства с окончанием на ιουσιος; напротив, от ουσία таких слов производится много. В словах, сложенных с επί, у которых корень начинается с гласной, слияние избегается через опущение ι, как в слове έπεϊναι; но так бывает не всегда и ι удерживается, напр., в таких словах, как έπιέτης (в других случаях επέτειος), έπιορκειν (в церк. греч. έπορκίζειν), επιεικής, έπίουρος (у Гомера = έφορος). Таким образом, следует допустить, что επιούσιος образовалось от ουσία, подобно аналогичным образованиям из слов, оканчивающихся на ία — ιός (επιθυμία — έπιθύμιος επικαρπία — επικαρπίος, περιουσία — περιούσιος и проч.). Значение же ουσία в рассматриваемом месте будет не философское, а просто — существо, природа, и άρτος επιούσιος означает "хлеб, нужный для нашего существования или для нашей природы". Понятие это хорошо выражается в русском слове "насущный". Такое объяснение сильно подтверждается и употреблением слова, ουσία у классиков (напр., у Аристотеля) в смысле даже жизни, существования. "Хлеб насущный", т.е. нужный для существования, для жизни, есть, по Кремеру, краткое обозначение встречающегося в Притч. 30:8[88] еврейского лехем хок, урочный хлеб, которое у LXX переводится словами: нужный (нужное) и достаточный (русск. насущный). По Кремеру следует переводить: "наш, нужный для нашей жизни, хлеб дай нам сегодня". Обстоятельство, что толкование "завтрашний" встречается только у латинских писателей, но не греческих, имеет здесь решающее значение. Златоуст, конечно, неплохо знал греческий язык, и если не сомневался, что επιούσιος употреблено в смысле "насущный", то это толкование следует предпочитать толкованию латинских писателей, которые хорошо иногда знали греческий, но не так все-таки, как природные греки.