Вулф подхватил ее, не позволив упасть в третий раз.
— Спокойно, Джесси… Из-за своих кос ты снова оказалась на коротком поводке.
— Вулф? — спросила она как-то неуверенно. — Это на самом деле ты?
Аквамариновые глаза уставились на Вулфа, и дрожащие холодные пальцы Джессики коснулись его щек.
— Да, эльф, это на самом деле я.
Когда Вулф понял, что все обошлось благополучно, это подействовало на него как шампанское. Ему вдруг показалось настолько забавным, что Джессика снова оказалась жертвой своих длинных волос, что он начал хохотать.
— Ты прямо как воздушный змей с длинным красным хвостом который за все цепляется.
Он вспоминал и смеялся, продолжая стряхивать с нее снег.
Эти звуки, как пощечина, окончательно привели Джессику в сознание. Она попыталась вырваться из его рук, но не смогла. Хотя Вулфа сотрясал смех, он поставил ее на ноги так же легко, как если бы поднял седло.
Для Джессики это оказалось последней каплей. Страх, гнев, боль, усталость — все это породило в ней дикую ярость. Она не раздумывала и не колебалась, она просто схватилась за охотничий нож Вулфа, который висел в чехле у него на поясе. Ее движение было настолько неожиданным и мгновенным, что, прежде чем он успел что-то сообразить, расчехленный нож оказался у нее в руке. Со скоростью змеи, бросающейся на жертву, он схватил ее за запястье.
— Что ты собираешься делать? — строго спросил Вулф.
Рот Джессики искривился так, словно она хотела зарычать. Она рванулась, тщетно пытаясь высвободить запястье
— Джесси! Какого черта!.. Или это падение окончательно лишило тебя разума?!
Джессика судорожно вздохнула. Она была измучена, она замерзла, при каждом движении боль отдавалась в правой лодыжке; но более всего ее душила злоба к человеку, который испытывал удовольствие при виде ее неудач.
— Отпусти меня!
Откровенная ярость в голосе Джессики не оставила и следа от веселья и смеха Вулфа.
— Отпущу, если скажешь, что ты собираешься делать с ножом, — обещал он
Пока Джессика молча смотрела на Вулфа, она успела сделать три глубоких вдоха Наконец она взглянула на нож в своей руке, словно удивившись этому Когда она снова подняла взгляд, в ее глазах нельзя было обнаружить ни тепла, ни доброты
— Мои волосы, — сказала она кратко
— Что?
— Собираюсь отрезать эти проклятые волосы.
Он приподнял черные брови
— Если ты будешь действовать с такой скоростью, ты можешь по ошибке перерезать себе горло.
Или ему — и отнюдь не по ошибке.
Но никто из них вслух этого не произнес А тем временем Вулф вынул нож из пальцев Джессики, что подлило масла в горнило ее гнева
— Ты ублюдок, — задохнулась она.
Он слегка улыбнулся.
— Продолжайте, ваша милость.
— Ты ведешь себя так, как и подобает рожденному от случайной связи. Используешь меня как судомойку, не желая видеть моих стараний, да еще издеваешься над моей болью, когда меня сбросила лошадь, потому что я засыпаю от усталости в седле… Ты — выродок!
Лицо Вулфа осталось бесстрастным.
— Скажи слово — и ты свободна. Вы знаете это слово, ваша милость. Произнесите его!
Спокойствие овладело Джессикой, сила и воля вернулись к ней и сделали черты ее лица строгими и суровыми.
— Муж-ж-ж-ж…
Слово прозвучало, словно шипение, а улыбка была холоднее окружающего снега.
— А вот это вопрос, — сказал Вулф сдержанно. — Я твой муж, но ты мне не жена.
— Я предлагаю решение: катись ты в преисподнюю! Там ты увидишь массу страданий — это тебе по душе до такой степени, что ты прямо-таки лопнешь от смеха и умрешь второй раз. И тогда ты освободишься от меня, муж! И не раньше!!!
Джессика повернулась и стала карабкаться вверх по крутому склону. Вулф наблюдал за ней, и слабая улыбка, в которой едва ли можно было отыскать удовлетворение или радость, кривила его губы.
Каждая клеточка души и тела Джессики источала беспредельную ярость. Он видел ее разной, но такой — никогда. Маленькая утонченная аристократка демонстрировала темперамент, подобный пламени, таящемуся в ее волосах.
Вулф не смог удержаться от того, чтобы не задать себе вопрос: придет ли она на ложе к мужчине хотя бы с малой толикой той страсти, которую она только что проявила в гневе? Мысль о том, что он сам мог бы оказаться тем мужчиной и вкусить от чувственности Джессики, вызвала быструю непроизвольную реакцию в теле Вулфа, что привело его в смятение.
Проклиная свою мужскую зависимость от девушки, которая пожелала ему оказаться в преисподней, Вулф отвел глаза от Джессики, давая себе возможность успокоиться. Он почти всегда был в состоянии полувозбуждения, когда находился рядом с ней, и привык к этому. Но напряжение, став привычкой, не перестало быть болезненным.
Когда Вулф снова посмотрел вверх, он увидел, что Джессика споткнулась. Поначалу он подумал, что эта неловкость — результат ее гнева. Но затем он увидел, с каким трудом она вставала на ноги, после чего сделала два шага и упала опять. Что-то случилось с ее правой ногой.
— Подожди, Джесси! — крикнул Вулф. — Я помогу тебе!
Джессика не сочла нужным даже оглянуться. Не прекратила она и свое неуклюжее карабканье по крутому склону.
Пробормотав проклятье, Вулф зачехлил нож и вскочил в седло. Он направил кобылу вверх по склону. Не останавливаясь, он подхватил Джессику и посадил ее боком перед собой. Когда лошадь достигла вершины, он остановился.
— Садись верхом впереди меня, — сказал он коротко.
При этом он поднял Джессику над шоколадной гривой лошади. Юбка для езды имела разрез, что дало возможность Джессике сесть верхом в большом седле. Соприкосновение тел тотчас же отозвалось в теле Вулфа, вновь вызвав желание. Дыхание у Вулфа участилось, и он в сердцах произнес про себя несколько слов, которые никогда не произносил в присутствии женщин
— Оставайся в седле, — голос его был строг.
Джессика не отвечала, но и не пыталась слезть с лошади Вулф соскочил справа от лошади и протянул руку к обутой в ботинок ноге, выглядывающей из-под заснеженного края платья
— Где болит?
Джессика взглянула на Вулфа. Ей было нетрудно это сделать.
Даже сидя на лошади, она не очень возвышалась над ним. Не было у нее также и его силы. У нее не было ничего, кроме уверенности, что она скорее умрет, чем вернется к роли маркера у игрального стола, на котором разыгрываются аристократические браки.
Она скорее умрет, чем станет жить так, как ее мать.
Кошмары прошлого и настоящего переплелись в сознании Джессики, и сердце ее сжалось. Она поняла со всей определенностью, что Вулф никогда не примет этот брак; он станет лишь еще более жестоким и настойчивым в своих усилиях изгнать ее.