Находясь под водой, мы удивлялись тому, что наш радар не подавал никаких сигналов опасности. Мы провели в погруженном положении более получаса. Затем всплыли, но только на очень короткий промежуток времени.
12.25. Срочное погружение при появлении двухмоторного самолёта. Никаких признаков использования пилотом радиолокатора.
12.50. «У-230» всплыла.
13.32. Тревога. Самолёт. Никакого радиолокационного поиска. Четыре бомбы взорвались недалеко от лодки. Заклинило кормовые горизонтальные рули.
14.05. Всплыли на большой скорости.
14.22. Тревога. Четырехмоторный «сандерлэнд». Резкие перекладки рулей. Разорвались ещё четыре бомбы.
Стало очевидно, что англичане усилили патрулирование авиацией Бискайского залива. Зигман решил следовать днём в погруженном положении и всплывать на поверхность только ночью, когда «томми» для обнаружения нас будут вынуждены использовать радары. Однако эта ночь мало чем отличалась от дня. Мы трижды производили срочное погружение, уклонившись на грани гибели от двенадцати бомб. Весь следующий день мы оставались под водой, двигаясь со скоростью три узла, и насторожённо вслушивались в шум пропеллеров самолётов британской эскадрильи, направленной в район, который примыкал к нашим базам на побережье Франции. Мы постоянно слышали отдалённые разрывы глубинных бомб. Поразительно, сколь оживилось судоходство в Бискайском заливе.
После рассвета на следующий день мы были вынуждены шесть раз производить срочное погружение, за которым следовал неизбежный сброс кассеты из четырёх бомб. Однако каждый раз нам удавалось избежать поражения смертоносным зарядом и всплывать на поверхность. Следующий день мы двигались под водой на глубине 60 метров, не избежав, однако, спорадических и необъяснимых бомбардировок. В сумерках мы всплыли и около полуночи вошли в зону промысла сардин большой флотилии французских траулеров. Их присутствие спасало нас от дальнейших бомбардировок. Когда мы слышали ненароком рёв авиационных двигателей, то прижимались к рыболовным судам, пугая своим манёвром французских рыбаков. Вскоре после полудня мы вышли на место встречи с нашим эскортом, однако море в этом месте было совершенно пусто. Всё складывалось не так, как нам хотелось. Мы не возлагали больших надежд на скорое прибытие в порт базирования, но даже малые надежды на это показались неосуществимыми, когда стало известно из перехваченной радиограммы, что «У-655» была потоплена бомбардировкой с воздуха за час до встречи с эскортом.
Совершив очередное погружение, мы стали ждать. Через шесть часов, перед полуднем, судно береговой охраны наконец прибыло. Зигман подождал до тех пор, пока корабль не приблизился настолько, что в окулярах перископа можно было увидеть его капитана. Затем мы всплыли. Из корпуса лодки выбрались наружу изнурённые подводники, жадно вдыхая свежий воздух. Одни принялись заряжать зенитки и пушку, другие, сделав первые неуверенные шаги, падали на палубу. Едва различимая фиолетовая полоса по правому борту свидетельствовала о нашем приближении к берегу. Вскоре при ярком солнечном свете стали отчётливо видны участки зелёных насаждений, белые стены и красные крыши домов. «У-230» без единого выстрела вошла в порт.
Командир, напоминавший своей длинной рыжей бородой викинга, с удовольствием курил сигару. Команда собралась на кормовой палубе, покуривая и перебрасываясь шутками. Лица людей выглядели пожелтевшими. Когда я вёл лодку к бетонному причалу, переполненному встречающими, внутренняя бухта взорвалась бурей аплодисментов. Заиграл духовой оркестр. Наши подводники, впервые участвовавшие в боевом походе, были ошеломлены столь восторженным приёмом. Даже мы, небольшая группа ветеранов, находили его после восьми недель противоборства со штормом, морскими волнами и противником весьма трогательным.
Прямо перед нами у кромки моря высились гигантские бетонные сооружения – непробиваемые авиабомбами навесы, которые укрывали более 40 подлодок. «У-230» осторожно подошла к одному из причалов.
– Средний назад. Застопорить двигатели. Закрепить концы.
Публика на берегу затихла. Команда лодки выстроилась на палубе. Я доложил о построении капитану, а Зигман отдал рапорт командующему Девятой флотилией подводных лодок. После того как мы, исхудавшие бородатые герои, пройдя по сходням, осторожно ступили на твёрдую землю, нас засыпали цветами и зацеловали всегда находчивые девушки из административных органов базы.
Пошатываясь с непривычки на твёрдой земле, мы перенесли свои пожитки в одно из многоэтажных зданий, которое принадлежало флотилии. Я обратил внимание на то, что наш огороженный комплекс зданий содержался в хорошем состоянии и бдительно охранялся. Некоторые постройки были закрыты маскировочной сеткой, чтобы ввести в заблуждение пилотов бомбардировочной авиации неприятеля. Этот военный городок должен был стать моим домом во время наших стоянок в порту.
Перед тем как побриться, нам пришлось принять участие в приёмах и торжествах, которые окончились далеко за полночь. Гордые боевыми успехами и жадные до удовольствий, мы проявляли сверхусердие во всём. Объедались обильной пищей Бретани, пили много французского вина, чересчур громко пели, шутили и смеялись. Никто не упрекал нас за излишества. Было приятно сознавать, что окружающие понимают наше состояние после пережитых испытаний.
Утром в 8.00 я построил экипаж лодки на асфальтированной площадке. На перекличку явилось лишь несколько человек. Остальные были недееспособны. Несколько часов я занимался приведением их в чувство, особенно Риделя и Фридриха, а также подготовкой документов для доклада командира в штабе. Только проведя в заботах на берегу 16 часов, я смог подумать о себе. Принял продолжительную горячую ванну, тщательно выбрил девятинедельную чёрную бороду, надел свежую форму и подстригся в парикмахерской. Затем в обновлённом состоянии я отсортировал почту и принялся читать адресованные мне письма. Первыми вскрыл розовые конверты от Марианны. Судя по одному из её писем, в Берлине было неспокойно.
«На прошлой неделе снова были воздушные налёты англичан, – писала Марианна, – четыре раза ночью и два раза каждый день. Они ужасны. Как ты знаешь, я работаю в центре Берлина и на прошлой неделе провела много времени в бомбоубежище в подвале под зданием, где расположен наш офис. Пока я там пряталась, бомба угодила в здание напротив и полностью его разрушила. Никто не спасся. Все были похоронены заживо в подвале – какой смысл прятаться в таких убежищах? По дороге домой я видела пожары, разрушения и погибших людей. Всё время плакала. В этот день под обломками погибла моя лучшая подруга. Не могу понять, почему мы не можем отогнать „томми“. Ведь это столица страны, она должна быть лучше защищена. Трудно сказать, до чего мы дойдём. Геринг обещал, что ни один вражеский самолёт не пролетит над Германией. Куда он делся со своим обещанием? О нём ничего не слышно в последнее время.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});