и ещё.
— Жанна пока хватит, через полчаса мама даст тебе ещё. — Я, наконец, разглядела хозяйку незнакомого голоса. Женщина оказалась врачом, судя по белому халату и стетоскопу, перекинутому через шею. Удерживая мой лоб, мне в глаза бесцеремонно посветили фонариком, на что я задёргалась из стороны в сторону. Голова продолжала болеть, и этот режущий яркий свет причинял существенный дискомфорт.
— Голова болит? — сочувственно произнесла докторша-мучительница. Неужели дошло, наконец?
— Очень сильно, — я решила внести ясность, чтобы избавить себя от последующих врачебных экзекуций, которые мне в моём вялом состоянии вряд ли придутся по душе. Голос мой оказался чересчур сиплым, а горло драло от каждого глотания слюны, будто в нём недавно подралась парочка бешеных котов, знатно располосовав когтями.
— Потерпи, скоро пройдёт. Пара дней и забегаешь как молодая козочка, — врач панибратски похлопала меня по плечу, а я зашлась в судорожном кашле, выпучив глаза. Даже стороннее невинное похлопывание, ощущалось с десятикратным увеличением силы тяжести. Докторша даже не обратила внимания на мои хрипы, обратившись к матери: — Я зайду через пару часов, а сейчас пришлю медсестру, пусть возьмёт анализы. — Моя мать в ответ лишь энергично закивала головой.
Я прикрыла глаза, восстанавливая дыхание, и попыталась прочувствовать и расслабить каждую клеточку своего тела от макушки до самых кончиков пальцев на ногах. Неприятно чувствовать себя полуразвалившейся престарелой клячей. Раздражает.
— Как ты себя чувствуешь дочка? — ощутила на своём лбу прохладную мамину ладонь.
— Так себе, будто трактор пару раз проехал по мне, потом вернулся и повторил экзекуцию, — прохрипела в ответ, — как давно я здесь, и, кстати, где это здесь?
— Ты два дня провела без сознания, только бредила. Дома тебе стало совсем худо, и я вызвала скорую. Врачи настояли на госпитализации и привезли нас в городскую больницу. Тебе сделали несколько процедур по-женски. Устраняли последствия осложнения после аборта. Затем была целая вереница из всевозможных капельниц. Зато сейчас ты как новенькая, — мама всё подробно объяснила. Но что-то в её словах царапнуло меня. Но я не поняла, что именно.
Внимательнее всмотрелась в её лицо. Мама выглядела уставшей и не скрывала этого. Лицо совершенно без косметики, под глазами тёмные круги, волосы без укладки, одета в спортивный трикотажный костюм тёмно-серого цвета. Почти брат-близнец моей спортивки в чёрном исполнении. Да и весь её внешний вид сигнализировал о крайней степени усталости, даже привычный волевой не терпящий возражений взгляд исчез. Мама крайне редко позволяет себе так выглядеть. На моей памяти…, пожалуй, ни одного похожего случая я не припомню. Она носит спортивную одежду или джинсы, но в сочетании с немытыми волосами и отсутствием макияжа — такое впервые. Неужели моё состояние так сильно повлияло на неё? Как знать…. Сейчас я уже ни в чём не уверена.
Она начала несильно разминать мои онемевшие руки, помассировала каждый пальчик, неспешно прорабатывая каждую косточку и мышцу вплоть до самого плечевого сустава. Осторожно повернула меня на бок и проделала то же самое с другой рукой. Затем занялась ногами, начиная со ступни, и заканчивая ягодицами, я в это время лежала на животе и тихо млела от удовольствия. Такой нехитрый массаж, не причинил мне значимой боли, но после него я смогла самостоятельно шевелить всем своим телом. Даже боль в голове и шее отступила.
— Спасибо, мне лучше, — улыбнулась ей с благодарностью.
— Попей ещё, — мама протянула мне знакомый пластиковый стаканчик с ярко-розовой трубочкой, предварительно наполнив его холодной водой из кулера, установленного в палате. Хм, неплохие нынче условия в больницах, подумала про себя. Оглядела палату — на противоположной от меня стороне стояла белая металлическая кровать, застеленная синим одеялом, нынче пустующая, в ожидании очередного болезного. У изножья моей кровати была вторая дверь, ведущая, судя по всему, в туалетную комнату. Наверно мама устроила меня в платное отделение, сделала вывод. Вряд ли в наших больницах можно часто встретить платы на двух человек, да ещё с собственным санузлом.
С маминой помощью посетила приглянувшийся мне туалет. При передвижении голова кружилась знатно и к горлу подступала омерзительная тошнота. Из-за этого приходилось дышать, широко открывая рот и жадными глотками, как рыба на берегу.
Следующие два дня слились в череду нескончаемых уколов, капельниц, поедания полужидкой противной бурды, гордо именуемой полезной диетической едой. И сном в перерывах между этим. Как ни странно, плакать я перестала совсем. Даже слезинки не проронила. И заметила я это не сразу. Мысль только промелькнула тенью и тут же исчезла. Я пожала плечами, решив, что видимо слёзный запас наконец-то иссяк, чему я, безусловно, очень рада. Так как рыдать в таких количествах, это сомнительное времяпрепровождение, да и обезвоживание от такого слёзо-водопада недолго получить.
На третьи сутки знакомая мне уже врач, хотя (к своему стыду) я так и не запомнила её имя, разрешила мне выписаться, надавав целый ворох рецептов на таблетки и уколы. Но я уже привычно (в этом случае даже не устыдилась, да и совесть моя принципиально молчала) повесила всё на маму и даже не вникала ни в названия лекарств, ни в график их приёма.
Одев меня, так как иногда голова сильно кружилась, мама также собрала все мои нехитрые пожитки и как маленькую за ручку вывела на улицу. Сегодня небо было низким и хмурым и предвещало дождь. Но я всё равно радовалась оказаться вне стен больницы и вдохнуть полными лёгкими свежий городской воздух. Не такой свежий, как хотелось бы, но главное со вкусом свободы. Пахнущий особенно приятно после унылых больничных стен, пропитавшихся запахами лекарств, хлора и больных людей с такими же унылыми лицами, как и стены больницы.
На такси мы быстро добрались до дома, я даже не сильно устала за время поездки. А вот подъём пешком по лестнице на этаж дался мне не просто. От слабости коленки дрожали, заставляя подкашиваться ноги, по вискам и спине струился холодный липкий пот. Одной рукой мне пришлось вцепиться в лестничные перила, а другой рукой — в мамину кисть. Так совместными усилиями мы впихнули мою тушу в квартиру, и я с размаху плюхнулась на банкетку, стоявшую в коридоре. Дышала я как загнанная лошадь с хрипами, которым позавидовал бы практикующий пульмонолог. А ноги и руки сотрясала мелкая дрожь. Хм, как-то не так представляла я своё эпохальное возвращение домой.
— Ма-ам, а почему у меня такая слабость? Это нормально? — задалась вопросом, который следовало задать лечащему врачу ещё пару дней назад.
— Ты четыре дня не ела после прерывания беременности, плюс нервный срыв. Это физическое и эмоциональное истощение так влияет на