Читать интересную книгу Орёлъ i соколъ - Лебедев Andrew

Выключил радио.

И принялся глядеть на десятый этаж.

Свет в ее окнах не горел.

И к телефону она тоже не подходила.

Только на пятнадцатом гудке срабатывал автоответчик – ее высоким, почти писклявым голоском прося извинения, за то, что хозяйки нету дома.

Седьмое октября.

Он понял это седьмого октября.

Он понял, что она – смысл его жизни. ….

Что мы знаем о времени?

Avez vous l heur?

Дурацкий вопрос задают французы кстати, однако, когда желают узнать, который час…

Итак, что нам известно о времени?

Ничего!

Ничего неизвестно.

Время – это неотъемлемое свойство нашего мира, через которое мы наблюдаем его изменчивость…

Или, время – это функция нашего мира?

Олег усмехнулся, порадовавшись своей мысли о том, что электронные виртуальные игрушки как бы стали тем необходимым наглядным пособием, тем недостающим доселе детским ящиком с песочком, в котором могли теперь вырасти новые философы…

Ведь компьютерная игрушка – это модель того самого мира, в котором мы живем.

Вон они – бегают там на экране – солдатики… Целые армии… И ты – для них – воплощенная Судьба… Бог…

Ты можешь…

Ты можешь убить и воскресить…

Послать в огонь и в воду.

Сжечь и утопить, а потом – снова вернуть их к исходной точке, где солдатики были живыми и здоровыми.

Но если двигая мышью и гоняя ею по монитору полчища игрушечных воинов не просто тешить свой угнетенный жизнью эгоизм, но и думать… Но и думать, что есть суть модулирование временем игры? Что такое остановка игры? Что такое сохранение позиции игры в памяти компьютера? И что с философской точки зрения модели этого виртуального мира есть возврат на заранее сохраненные позиции, если воин погиб, если погибла армия?

Да!

Олег ухмыльнулся, поднялся из любимого кожаного кресла и пошлепал на кухню, варить кофе.

Что есть эта модуляция времени?

Ведь можно и в кино – убыстрить чередование кадров, а можно и замедлить. А можно и вообще – пустить пленку задом наперед.

Насыпав в высокую турку свежесмолотой арабики, Олег замер, поразившись какому то внутреннему озарению.

Модулируя время в электронной игрушке, изменяя течение внутреннего игрового времени, все эти модуляции замечает только играющий. Только Бог…

Солдатику, бесконечно набегающему на пулемет, строчащий из амбразуры дзота, неведомы все эти модуляции. И даже, если время, темп, скорость происходящего на экране – меняются, для него, для несчастного виртуального солдатика – время течет все с той же скоростью, потому как в его сознании восприятие внутреннего времени – это некая установленная константа. Ведь не могут же солдатики жить на экране по разным законам разного времени?

Ага, вот и сам себя поймал!

Олег стоял возле плиты, задумавшись, и коричневая пена, вздыбившаяся над мельхиоровым кофейником, капала ему на его домашние шлепанцы…

В сознании солдатика ничего не меняется, солдатик ничего не замечает…

Но творец еще должен вложить в солдатика это сознание!

Тем и отличается виртуальная игрушка от реального мира, что солдатик в ней – не живой, он не думает, не страдает…

Но тем не менее, как бы ни была примитивна модель, как бы ни был ничтожен он – Олег в сравнении с Высшим, с Истинным Творцом, как программист, делающий свой мир и наделяющий этот мир некими присущими ему свойствами, модель – эта игрушка, позволяет проводить некие аналоги…

И значит, если в сознании солдатика ничего не отражается, это совершенно не значит, что он не проживает сотни, тысячи повторенных жизней, сто и более раз переносясь в условных временных рамках, придуманной программистом игры, умирая и снова оживая по его – программиста и игрока воле…

А может такое быть с ним самим? С программистом? С игроком?

И что надо сделать, чтобы не только бегать по полю, умирая и воскресая, но оставлять в памяти своей все изменения, произошедшие по воле творца? И даже… И даже – самому влияя на ход временных изменений?

Олег очнулся.

Налил в чашку кофе, прикурил сигарету…

Ага!

Для этого необходимо наделить своего солдатика свойством…

Функцией восприятия и способностью самостоятельно влиять на ход игры.

Но разве ему – Олегу – Творец не дал таких?

Разве не дал?

Разве не говорится в постулатах Веры о Свободе Выбора? …

Послал Маринке эс-эм-эс.

"Давай встретимся".

No reply… …

Одну половину своих солдатиков Олег сделал "верующими"…

Перед тем, как выполнить его команду, перед тем, как выскочить на бруствер и ринуться в атаку, они молились…

И бесконечно штурмуя эту высоту с дзотами, бросая на нее все новые и новые толпы пехотинцев, Олег вдруг заметил, что ему жалче тех, кто молился перед боем… И он щадил их… Больше щадил, чем тех, кто не молился. ….

2.

– Слушай, Василий Иванович, а давай искупаемся, да может и раков наловим что ли? – предложил вдруг Олег.

Их "паккард" мерно рыча своим детройтовским мотором, наматывал километры киевского шоссе.

– Тут Десна скоро будет, – как бы уговаривая своего шофера, добавил Олег.

Василий Иванович Дмитрюков не оборачиваясь, и не дрогнув стриженым затылком, ответил в сомнении, – а как же совещание у товарища Сталина в пятнадцать часов?

– А мы скажем, что поломались, – сморозил было Олег.

– Подставите меня, товарищ маршал, – укоризненно заметил Василий Иванович, – попадет мне…

– Ну, тогда скажем, что у меня мысли появились в голове очень ценные, и я счел необходимым остановиться и эти мысли записать, – уже более уверенно сказал Олег.

– Вам видней, чего товарищу Сталину сбрехать, – ответил шофер.

– Так и сделаем, – обрадовано воскликнул Олег, – сворачивай на проселок, вон там Десна излучину делает! …

У Дмитрюкова в багажнике всегда заначка имелась.

Вдоволь набродившись по песчаному дну ласковой Десны, мужчины устало уселись на высоком бережку.

Припылившийся "Паккард" таинственно побулькивая какими то неведомыми своими внутренностями – остывал неподалеку.

Василий Иванович заботливо расстелил белоснежное льняное полотенце.

Разложил на нем нехитрое – шесть крутых яиц, пол-буханки черного ржаного хлеба, несколько перышек зеленого лучка, соль… Нежно поставил в центр натюрморта пол-литровочку "московской" под картонной сургучной пробочкой.

– Эх, благодать то какая! – воскликнул Олег, почесывая волосатую грудь, обнажившуюся в распахе белой нательной рубахи.

Он сидел босиком, в одних синих диагоналевых галифе. И глубокой космической черноты хромовые сапоги его с развешенными поверх голенищ беленькими портяночками, стояли поодаль – отдыхали. И китель его темно-зеленый с малиновыми маршальскими петлицами – тоже отдыхал – проветривался. И фуражечка, положенная поверх кителька – уже обсохла по ободу от пота…

– Да, хорошо, – подтвердил Василий Иванович, зубами отдирая с горлышка сургуч, а потом, резкими ударами ладони в донышко бутылки, выбивая картонную пробку.

Расплескал по стаканам ровно по сто пятьдесят. Глаз-алмаз!

– Тот не шофер, кто пары чистых стаканов в бардачке не возит, – приговаривал Василий Иванович, закупоривая бутылку.

Олег взял свой стакан, резко выдохнул…

– Ну, за что пьем?

– За хорошее лето, – предложил Василий Иванович.

– Хороший тост, – согласился Олег и одним глотком отправил водку вовнутрь.

Приятно закусить зеленым лучком, макая его в крупную соль. А потом долго чистить сваренное вкрутую яйцо.

В ивняке над излучиной раздухарилась птичья мелюзга. Тень-тень, чик-чирик!

А вдалеке вдруг громыхнуло и раскатисто с треском прокатилось по краю неба.

– Гроза что ли соберется или нет? Туча еще все гуляла – гуляла туда – сюда…

– Гляди, а у меня с двумя желтками яйцо попалось!

– Бывает!

Василий Иванович разлил остатки.

Ровно по сто грамм. Глаз – алмаз.

– Вона, разыскали нас уже, – заметил Василий Иванович, махнув рукой в сторону шоссе.

Там, с крутой насыпи, осторожно опустив тупую морду радиатора, съезжала на проселок черная "эмочка".

– И про Ермака Тимофеевича не успели спеть, – досадливо проворчал Олег.

– Выб достали эту чертову машинку что ли! – напомнил Василий Иванович, отбрасывая в кусты порожнюю бутылку.

Олег поднялся на ноги и ставя ступни ребром, чтобы стерня больно не колола босых ног, смешно запрыгал к их машине.

Взял с заднего сиденья портфель с ноутбуком, вернулся к импровизированному пикнику, достал компьютер, раскрыл…

А тут, подвывая мотором, и "эмочка" как раз подоспела.

Особисты не решились подъезжать слишком близко.

Они остановились на почтительном расстоянии.

Из передней дверцы вышел незнакомый Олегу командир. Стройный, затянутый портупеей, с васильковым околышем, да с наганом над правой ягодицей.

"Он начищен и наглажен к жопе пистолет прилажен не какой-нибудь там хер а дежурный офицер"… вспомнилось Олегу…