Читать интересную книгу По прозвищю "Царь" - Александр Мостовой

Второй вариант появился перед самым чемпионатом Европы. У меня в кармане уже лежали билеты на самолет, но я не полетел. Тоже не решился.

Правильно ли я поступил? Однозначного ответа у меня нет. Может, верно, а может, и нет. Но все дело в том, что последние три-четыре года моей карьеры можно было поделить на две части — футбольную жизнь и нефутбольную. Проблемы в личной жизни тоже повлияли на мое решение. Свой развод со Стефани, я переживал очень тяжело — как будто бы мне отрубили правую руку. И я решил не уходить из «Сельты».

Мать, Людмила Васильевна:

— Конечно, мы очень переживали, когда брак со Стефани распался. С другой стороны, общение с детьми не прекращается. Саша сказал, что обязательно привезет их в Москву. По-русски они говорят с акцентом, но достаточно уверенно. Недавно прилетала к ним, говорю: «В следующий раз поедем с вами в Виго, где папа играл». А они говорят: «Нет, бабушка, папа сказал, что повезет нас в Москву». Смеюсь: «Туда же пять часов лететь!» А они: «Ну и что! А мы любим летать!» Раньше их не было смысла сюда привозить. Что они тут запомнят? Поддерживаем мы отношения и со Стефани. Про них нельзя сказать, что разбежались и стали врагами. Кто знает: может, пройдет время и они снова будут вместе?

…Многие говорят: все, что ни делается, к лучшему. Возможно, лет через двадцать я тоже так скажу. Но тогда, в 2004-м, все, что происходило, точно было не к лучшему. Может, в свое время и стоило отказаться от настоящего футбола, как сейчас многие это делают, и цинично отдать предпочтение чисто меркантильным интересам. Тем более что у меня каждый год имелись предложения от каких-то клубов. Надо было только решиться и в определенный момент сказать: «Извините, меня здесь не устраивает». И уйти. Кто знает, может быть, моя жизнь повернулась бы по-другому?

Юра Белоус после чемпионата Европы еще несколько раз говорил мне:

— Ничего страшного, что у тебя произошли такие события в карьере, давай приходи к нам.

Но я не рискнул. До конца чемпионата России оставалось три-четыре месяца, и я был в депрессивном состоянии. Мне действительно в тот момент ничего не хотелось делать. Друзья не дадут соврать: я в течение пяти месяцев вообще не играл в футбол, даже в любительский, хотя меня часто звали на различные турниры. Я не хотел, чтобы мяч попадался мне на глаза.

А тут надо все бросить, все свои одиннадцать лет Испании, и уехать в Россию. Если бы я по натуре был человеком, легко решающимся на перемены, и поехал бы. Но я не такой. По характеру я человек закрытый. Мне нравится годами создавать свое домашнее тепло и уют. Очень тяжело потом это терять.

У меня было два предложения из Англии. Звали и из Голландии, из команды «Хераклес», которой руководил бывший второй тренер «Барселоны».

— Приезжай, — говорил он, — и уже через три дня ты будешь играть в матче чемпионата. Нам нужен такой опытный игрок, как ты.

— Я бы с удовольствием, — говорю. — Но не могу. Морально не могу.

Хотя порой мне очень хотелось на поле — особенно когда видел футбол со стороны. Я действительно раздваивался. Поначалу даже не до конца осознавал, что вот те парни играют, а я уже нет. Опять хотел туда, на зеленый газон. Тем более когда видел сверху, с трибун, что могу сыграть лучше, чем те, на кого я смотрел. Это были импульсы, вспышки. Но шли недели, месяцы, и постепенно приходилось свыкаться с мыслью — я уже не вернусь.

Но возращение, как ни странно, состоялось. Правда, получилось оно мимолетным. Я уже семь месяцев был без футбола. И вдруг зимой мне звонит один агент, испанец, которого я давно знаю. Спрашивает:

— Ты что делаешь?

— Да в принципе ничего особенного: отдыхаю, провожу время с друзьями.

— А почему не хочешь играть в футбол? Давай попробуем возобновить твою карьеру.

— Ну давай. Мне, конечно, надо себя физически подтянуть. Но если ты сейчас что-то найдешь, я в принципе готов еще поиграть.

Через день он перезванивает и говорит, что разговаривал с президентом «Алавеса», который тогда выступал в первой испанской лиге. Президент этот, Дмитрий Питерман, очень оригинальный человек. Про него много писали в испанской прессе — что он со странностями, не из футбола, любит делать все сам, меняет часто тренеров. Правда, забегая вперед, скажу, что лично я все эти странности на себе не ощутил.

В тот момент меня удивило другое. Оказывается, после чемпионата Европы многие вообще не знали, что я делаю. Некоторые думали, что я уехал играть куда-то за тридевять земель — в Америку или в Китай. И когда Питерман узнал, что есть возможность меня пригласить, он сразу же сказал агенту:

— Конечно же, да! Я хочу его видеть здесь, нет проблем. Пусть прилетает хоть завтра.

Буквально через день я вылетел в Алавес. Там познакомился с Питерманом, пообщался и подписал контракт на хороших условиях. Месяц набирал физическую форму, а потом после одной из тренировок Питерман подходит ко мне и говорит:

— Нам предстоит очень важная игра с «Кадисом», поэтому я включаю тебя в заявку на матч.

Я пытаюсь убедить его, что еще не готов физически. А он стоит на своем:

— Какая разница? Главное, что ты должен быть с нами, чтобы народ тебя видел.

В итоге меня выпускают на замену за десять минут до конца матча. И я за это время забиваю гол, а потом едва не делаю дубль. Народ в шоке. Казалось бы, все — вернулся. Но нет: на следующий день я сам подхожу к Питерману и прошу, чтобы тот отпустил меня из команды.

Почему, спросите вы? Ну не мог я в тот момент долго быть далеко от семьи, от детей. Когда я переходил в «Алавес», не думал, что мне будет так тяжело. Конечно, люди из клуба и сам Питерман были в недоумении. Но как объяснить им, что творилось у меня на душе? Это не передать словами. Будь я двадцатипятилетним парнем, я бы, может, и не грузил себя этими мыслями и остался. Но мне было уже тридцать шесть.

«Алавес» же в том году вышел в Примеру. Потом мне еще несколько раз звонили люди из клуба, передавали приветы, говорили огромное спасибо. Мол, как раз с того момента, как я появился в команде, они выдали серию в двенадцать игр без поражений — как будто команда заново родилась. В момент моего прихода она была на шестом месте, а закончила чемпионат на первом.

Я подождал еще полгода. Думал, колебался: может, все-таки сыграю еще. Но летом понял: наверное, это действительно все. Звали еще из второй английской лиги, но это было несерьезно. И я смирился с тем фактом, что моя карьера закончена.

Отец, Владимир Яковлевич:

— О конфликте с Ярцевым мы узнали из газет. Саша по-своему прав, а тренер явно погорячился. Ярцев — он очень резкий. Может сразу послать на три буквы. Всех строит. Саша не раз говорил нам, что за рубежом прислушиваются к мнению футболистов, особенно такого уровня, успешно игравших столько лет. А у нас с советских времен все еще зажатые. Раньше попробуй только сказать слово поперек начальству. Выскажи свое мнение на каком-то собрании. Мигом лишат или премии, или тринадцатой зарплаты. Спрашиваешь их: «Почему?» Отвечают: «А помнишь, ты тогда ляпнул на собрании!»

Мать, Людмила Васильевна:

— Мы были уверены, что Саша прав. Он же не оскорблял Ярцева. А свое мнение имеет право высказывать каждый игрок.

Владимир Яковлевич:

— У Саши было большое желание еще годика три-четыре поиграть в России. Но скандал на Евро очень сильно ему помешал. А когда страсти улеглись, было уже поздно. Хотя он мог и не ехать на тот чемпионат Европы. Он еще не до конца залечил травму. Кто же знал, что турнир закончится для него таким образом?

Я знал, что Ярцев долго не протянет на своем посту. Он должен был уходить еще после чемпионата Европы, но делать этого не стал. Как не стал писать заявление об отставке после унизительного поражения от португальцев — 1:7. Но в конце концов его убрали силой, когда вместо Колоскова президентом РФС стал другой человек. Кому-то в жизни что-то дано, а кому-то нет. К Ярцеву эти слова тоже относятся.

Что еще меня очень удивило тогда, на Евро-2004, так это реакция доктора команды Юрия Василькова, которого я знал двадцать лет. Он ополчился на меня едва ли не так же сильно, как Ярцев. Да еще в прессе попытался задеть. Мол, Мостовой замучил всех своим нытьем. Впрочем, чему удивляться? Васильков, дорожа своей работой, хотел выслужиться перед Ярцевым. Как существовала раньше система подхалимства и стукачества, так она сохранилась до сих пор. Меня, конечно, шокировали те слова Василькова, но я не обиделся на него. Каждый зарабатывает деньги так, как считает нужным. Я рад, если он своим интервью продлил трудовой стаж в сборной.

Вы спросите: что бы я поменял в той ситуации, если была бы возможность вернуться назад? Наверное, я не поехал бы на тот чемпионат Европы. Однако в тот момент у меня все сплелось в один клубок — и проблемы в семье, и вылет «Сельты», и не самые лучшие ощущения от пребывания в сборной. Поэтому психологическое состояние было далеко не оптимальным. А на такие турниры надо ехать с холодной головой. Но сейчас легко рассуждать. А тогда я рассчитывал, что тот чемпионат многое мне даст. Получилось же все наоборот. По сути, он завершил мою футбольную карьеру. И далеко не так, как бы мне того хотелось.