смог бы достать экспериментальный препарат из секретной лаборатории.
— И всё же?
— Глеб Морозов.
— Это парень, с которым Коваль закрутила роман в ссылке? — вспоминает полковник.
— Да. Но он бы этого не сделал. Я видел его глаза… Не способен он на такое.
— Люди часто способны на то, чего мы от них не ожидаем, — задумчиво произносит Полянский. — Но я всё же согласен с вами. Парень из глубинки… Нет, он бы не смог достать препарат. Тут кто-то из наших. Или из ваших, — смотрит на полковника.
— Я просмотрел списки всех, кто покупал такие витамины в аптеках города. Список не очень большой из-за ценника. Напряг людей искать хоть какие-нибудь пересечения со знакомыми Ольги в том городе. Но пока результатов нет. Большая часть была продана за наличные.
— Ох, уж эта периферия и её любовь к живым деньгам, — ворчит начальник. — Вениамин Маркович, вы поедете с Тарасом в Питер.
— Хорошо, — бесшумно собирает вещи и исчезает.
— Спасибо, что не подумал на меня, — благодарю, когда остаёмся с полканом наедине.
— Я ещё из ума не выжил, — фыркает громко. — Колись, я же понял, что у тебя есть ещё какие-то мысли, сынок.
— Есть. Но ты должен позвонить в Благовещенск и сказать, что Ольга умерла.
— Зачем?
— Нужно будет отследить все счета служащих местного отдела и их родных. Если тот, кто отравил Коваль, сообщит заказчику о положительном результате, то в скором времени на счёт капнет приличная сумма. Так вычислим исполнителя.
— А если не капнет? Если наличка? Они её там любят, как видишь.
— Не думаю. Везти так далеко огромные деньги никто не рискнёт. Гораздо проще перевести на кого-то, — высказываю свои предположения. — А банки отследят крупную транзакцию.
— Логично. Денису доверишь?
— Естественно. У него чутьё на бабки.
— Не подведите, сынки. А то все вылетим с треском.
— Прорвёмся! Разрешите идти?
— Иди. И чтоб всё мне там было… — теряет слова.
— Так точно, товарищ полковник.
Пока профессор готовится к поездке, захожу к Дэну, он сейчас вместо меня на месте, и даю задание.
— Будут сложности, подтяни Леброна. Он со своими желтоклювыми в курсе.
— Желтоклювые, — скептично хмыкает. — Они всё как орехи ломают.
— Юные гении… Мне пора.
Полянский всю дорогу дремлет. Возраст. Да и понимает, что по приезду придётся пахать усиленно.
А мне тишина только в удовольствие. Есть время подумать.
Прокручиваю в памяти по минутам день, проведённый в Благовещенске, пытаясь ухватиться за малейшую деталь, которая подтолкнёт к разгадке.
Блядь, не помню!
Удар по рулю.
Хоть убей, не помню, сколько пузырьков с лекарствами стояло у неё на тумбочке. На даче — да, а в больнице…
У Морозова при себе витаминов не было, но мог прихватить дома.
Да нет…
Не он это. Нахера ему её травить?
Дурак влюблённый, а не душегуб… Он скорее сам за неё башку оторвёт.
Давай вспоминай, Шип!
Почему Ольга так странно вела себя перед приёмом лекарств? В панику впадала.
Клара говорит, там не настолько жизненно необходимые препараты. Тем более витамины. А у неё истерия.
А если?..
Твою ж! Как я сразу не догадался. И рюкзак с таблетками он в руках держал.
— Дэн, — набираю братишку. — Уделите особое внимание окружению Алексея Аксёнова. Проверяйте всех: дедушек, бабушек, сестёр семиюродных, внучатых племянников. Всех!
— Думаешь, он?
— У него есть причина согласиться — сын. Было бы неплохо за ним проследить, но мы здесь, а он там.
— Отправить кого-нибудь?
— Пока не надо. Дождёмся, когда Коваль придёт в себя. Хочу быть максимально уверен, что это он.
— Хорошо…
* * *
Просыпаюсь от звука хлопнувшей двери.
— Тасс, возьми ключи от моей квартиры и нормально выспись там, — бухтит Варламова, наливая себе в кружку кофе. — Скоро на человека будешь не похож. Не высыпаешься, похудел, осунулся. А это проблемы с нервами, стресс и как следствие — импотенция.
— Моя потенция тебя должна волновать в последнюю очередь, — провожу руками по лицу, разгоняя сон.
— Я о твоём здоровье пекусь. А то проснётся твоя спящая красавица, а ты на чёрта похож. Испугается, разлюбит.
Проснётся… Неделю уже спит. Профессор колдует, но улучшения пока малозаметны.
— Я тебе уже сто раз говорил, что у меня с ней ничего нет, — встаю и наливаю кофе себе.
— Пока… Будет же. Шип, перед тобой ни одна баба устоять не может. Вроде в уши не журчишь, угрюмый всегда, а бабы млеют. По себе знаю. Вот что в тебе такого?
— Без понятия.
В кабинет вламывается запыхавшийся Полянский.
— Пришла! — падает на стул, отбирает у меня кружку и делает большой глоток, морщится и отдаёт обратно. — Гадость.
— Кто пришёл?
— Коваль в себя пришла! Надо срочно назначить дополнительные тесты, — разворачивается к Кларе. — Проверить динамику, степень поражения и восстановления тканей.
Похрен что он там уже нёс, я быстрым шагом направляюсь к реанимации.
Ольга расфокусированным взглядом смотрит по сторонам.
— Привет! — беру в руку холодные хрупкие пальчики. — Ты меня слышишь?
Слегка кивает.
— А говорить можешь?
— Чуть-чуть… — очень тихо.
— Ольга, я попрошу невозможное, наверное, но постарайся вспомнить, как к тебе попал пузырёк с витаминами?
— Вы что творите, капитан⁈- заходит профессор. — Пациентка только в сознание пришла, а вы допрос устраиваете.
— Помолчите, Вениамин Маркович! — затыкаю его. — Оля, миленькая, постарайся вспомнить, — поглаживаю её ладонь.
Приподнимает слегка бровки, смотря на наши руки.
— Тебе их в больнице кто-то дал?
На секунду прикрывает глаза, вспоминая.
— Я не помню… — хриплым шёпотом. — Мне кажется, я их впервые увидела в самолёте. Не знаю… Я не помню… Простите…
— Всё нормально. И последний вопрос. Кто тебе сказал, что нужно принимать лекарства по времени?
— Врач… Кажется… Хотя… Нет… Аксёнов…
Глава 40
— Глебас, ну какого хрена ты пятый раз это место красишь⁈ Краска потекла уже! — срывается на меня Миха. — Уйди, бля! — забирает краскопульт и исправляет мой косяк.
А я не заметил.
Дохера чего последний месяц не замечаю. Просто не особо хочется. У меня такая рана в груди с пустотой, что в неё затягивает всё, как в чёрную дыру, неважное для меня.
Важна только Белка…
И за неё болит. От неизвестности и каких-то необъяснимых предчувствий.
Кто-то приносит и впихивает мне в руки кружку с горячим чаем. Кофе я больше не пью. Она не любит… Ругалась всегда, если я позволял больше двух чашек в день.
Чай обжигает язык, а я словно не чувствую. Болевые рецепторы настолько все в возбуждённом состоянии, что порой не ощущаю даже порезы. Нервы все натянуты и вибрируют. Оголены до предела.
Слепо смотрю в одну точку. В голове звенит от отсутствия мыслей. Они уже все думаны-передуманы, что я их