Читать интересную книгу Железный ветер - Игорь Николаев

— Сейчас рванут толпой, — даже в чудовищной какофонии боя голос старого взрывника был рассудителен и нетороплив. — Тогда и сделаю, авось, не выдержит. Только бы провода не порвало, не верю я радиодетонаторам…

Несколько прицельных очередей ударили в упор, пробивая «ромб» навылет, но аппарат с комбинированной конструкцией игнорировал попадания, заложив лихой s-образный вираж, он грациозно скользнул между пучками огня и, резко развернувшись, буквально на уровне холмов, атаковал «мамонта» вновь, на этот раз пуском НУРС-ов.

«Близко, слишком близко!» — подумал Зимников. — «Не успеют ракеты встать на боевой взвод…».

Бронированный мастодонт вновь показал завидную шустрость, не обращая внимания на окружающих, он успел развернуться, вновь подставляя «скату» покатый лоб, отливающий свинцовым холодным блеском. При этом «панцер» ненароком задел одного из «Чарли», двадцатитонная машина, обвешанная центнерами бронепанелей, отлетела в сторону как картонная, едва не свалившись в пропасть. Пехота бросилась врассыпную из-под гусениц выписывающего лихие петли бронехода. Но пикирующий «скат» в последнее мгновение чуть качнул носом, и ракетный залп пришелся в самую «морду» узкой башни, в район орудийной маски.

Восторженный рев десятков глоток пронесся над позициями батальона и сразу замолк.

Крылатый ангел дернулся в воздухе, не плавно и грациозно, как ранее, а резко, подобно подбитой птице. Машина резко легла на крыло, клюнула носом и, несколько раз перевернувшись, камнем упала вниз. Вздымая шлейф мокрой земли и тучи опавшей листвы, он проехался по земле и замер меж двух пригорков.

На вражеской территории.

«Мамонт» скрежетал и визжал двигателем, и в самом деле похожий на раненое животное. Ствол печально обвис, словно безвольно опущенный хобот. «Скат» не смог его убить, но, похоже, повредил гидропневматику пушки. Страшный «панцер» остался на ходу, но был обезоружен.

Не обращая внимания на редкий огонь, враги бежали к сбитой машине, быстро, суетливо, похожие на муравьев своей деловитостью, карабкались на корпус.

Майор снял трубку телефона, резко крутнул ручку вызова. Лейтенант, командир минометного взвода, отозвался мгновенно, словно уже держал трубку в руках.

— Сколько осталось? — кратко спросил Зимников.

— Один исправный, — кратко отвечал лейтенант. — К нему семь.

Зимников колебался долго, почти целую секунду.

— Точку падения видишь? Накроешь без пристрелки?

Теперь почти секунду молчал минометчик.

— Чтоб «на верку» — нужен «угол».

— Делай, — приказал Петр Захарович и добавил уже про себя, обращаясь к неведомому летчику. — «Прости, лучше так. Чем в плен к этим…».

Как и обещал, минометчик обошелся без пристрелки, три мины положенные идеальным треугольником разметали на куски и «ската», и всех, кто имел несчастье оказаться рядом.

Прости, еще раз подумал майор с тоскливым отвращением к самому себе. Что за мир, что за война, где свои убивают своих, и это лучшая участь нежели плен?..

Ранее противник был безжалостно деловит и расчетлив. Но теперь, на границе дня и ночи, не сумев одержать победу с ходу, он определенно потерял часть уверенности. «Чарли» оттянулись за холмы, чуть погодя раненый «мамонт» выпустил длинную струю сизого выхлопа и уполз вслед. Зимников ожидал нового обстрела, но то ли враги экономили снаряды, то ли замышляли новую пакость.

Ночь опустилась на берега реки, накрывая серо-черным пологом лес, изрытый воронками, вывороченный разрывами. Голые деревья, потерявшие остатки осенней листвы, протягивали вверх изрубленные осколками ветви, словно умоляли небеса сжалиться.

Поволоцкий уже не шутил и даже не матерился, он молча, яростно боролся за жизни солдат в глубокой землянке, оборудованной под эрзац-лазарет. Санитарный взвод работал как проклятый, «тяжелых» было много, очень много, более половины от общего числа раненых. Хорошо, что сейчас не зима, порадовался хирург, при таком обстреле их было бы еще больше — комья промерзшей земли ранили бы не хуже осколков. Да и шоковые на холоде замерзают мгновенно. Слава богу, у батальона остался на ходу кое-какой транспорт, чтобы отправить в ближний тыл самых «тяжелых» и остальных — кому хватит места.

А майор Зимников считал.

Подбили один броневик противника, убили десятка два вражеских солдат. Сожжен английский броневик, «мамонт» выведен из строя, но это уже не их заслуга. Впрочем, тоже польза. Самое главное — мост удержали, удержали хотя бы на несколько часов. Столкнувшись с Врагом, Зимников теперь отчетливо понимал, насколько драгоценны эти часы для всей армии. Если им еще немного повезет, противник не решится атаковать ночью, несмотря на инфракрасные прожекторы, которые у него наверняка есть. Сутки выигрыша — это уже целое богатство.

Это в плюсе.

В минусе было то, что и так неполный гвардейский батальон уже потерял убитыми и ранеными больше трети личного состава и почти все тяжелое вооружение. Даже если противник не сумеет отремонтировать «панцер» или найти новый, майор мог выставить сотню боеспособных солдат, несколько пулеметов, из них только четыре тяжелых станковых, один миномет с четырьмя минами и чудом уцелевший броневик с двадцатимиллиметровкой. Еще оставался разведвзвод, по-прежнему таившийся на вражеском берегу, но Зимников понимал, что даже при удаче разведчики не смогут переломить схватку.

Батальон отчаянно нуждался в подкреплениях, артиллерии и взрывчатке. Связи с остальной армией не было — на условленной волне прочно обосновались какие-то тыловые службы. Посланные вестовые не возвращались. Подойдут ли французы, что у них будет — оставалось покрыто мраком неизвестности.

Зимников присел на поваленный ствол у землянки Поволоцкого, снял шлем, собираясь с мыслями. Ночной воздух приятно захолодил разгоряченный лоб. Что-то негромко бурчал хирург, угрюмо отвечал санитар. Звякнули инструменты.

— Запиши в карточку — осколочное ранение нижней трети бедра, перелом, артериальное кровотечение. Наложена шина Дитерихса, жгут… — хирург сказал что-то неразборчивой скороговоркой, скорее всего указал время наложения жгута. — Морфий. Пометь йодом на лбу — «М». Триста кубиков плазмы, срочная эвакуация. Следующий.

Тяжелый, мучительный стон донесся из землянки. Зимников невольно поежился и неожиданно подумал, как легко, как просто было бы взять и сняться с позиции под покровом темноты… Батальон сделал все, что было в человеческих силах, кто может — пусть сделает больше.

Визгливый шорох полоснул по небу, взорвался ярчайшей вспышкой. Зимников автоматически бросился на землю, перекатываясь под защиту ствола, одновременно нахлобучивая каску. Слепящий белый свет осветительной ракеты залил многострадальный мост, разделив все пространство вокруг на черное и белое, свет и тень — без полутонов и переходов. В мертвящем белом свете обозначились угловатые очертания сожженного «Кацхена» по эту сторону моста и подбитого аэролетчиком «Чарли» на противоположной.

Новая атака? Нет, просто «светляка» повесили…

Козлы, подумал майор и зло сплюнул. Не на тех напали, твари.

Петр Захарович глубже натянул шлем и пошел готовить остатки батальона к новому бою. Атака могла начаться в любой момент и нужно было очень многое сделать, а людей оставалось наоборот — очень мало.

Его батальон честно и достойно служил имперскому стягу с косым красно-золотым крестом, но видно, их срок вышел.

Что ж, так тому и быть.

Глава 16. Второй день

11 октября

Таланов словно раздвоился. Наполовину он остался капитаном второй роты гвардейского аэродесантного батальона, и эта часть его сознания мыслила сухо, логично, рассудительно. Капитан понимал, что каждая минута ночного времени в их положении драгоценна и старался использовать ее по максимуму. Он успевал получить указания у Зимникова, лично проверить состояние каждого бойца, указать — какие импровизированные дзоты следует восстановить, а какие оставить, где следует выкопать новые стрелковые ячейки, а какие превратить в «обманки» для отвлечения противника.

Но вторая половина Виктора Таланова словно вернулась в детство и истово жаждала наступления утра, так, словно лучи солнца могли развеять морок, обратить вражескую технику в тыквы, а солдат в крыс. Поделать с этим иррациональным, абсолютно детским желанием, идущим из глубины души Виктор ничего не мог, поэтому угрюмо и методично забивал его утомительной работой. Он не спал уже почти двое суток и с определенного момента потерял связную нить событий. Капитан словно включался в определенные моменты и обнаруживал, что он одобряет маскировку бруствера, а затем требует сделать другой пониже. Потом он снова обсуждал с Зимниковым диспозицию последнего батальонного миномета. На мгновение Таланов прикрыл глаза, давая отдых горящим огнем глазным яблокам, и вот он уже выверяет по карте наиболее безопасный маршрут, который, возможно, выведет крошечный конвой с ранеными к ближайшему распределительному пункту какого-нибудь госпиталя.