Илас блокировал удар, при этом намечая серию своих: сначала в щеку, чтобы окончательно дезориентировать, затем в шею. Не в район солнечного сплетения, куда метят глупые новички, наслушавшиеся рассказов о 'болевых точках', а в адамово яблоко. Потому как в бою, чтобы добраться до солнечного сплетения противника, нужно пробить пресс, а он у тренированных воинов крепкий. Гораздо эффективнее точным ударом сломать хрящи гортани. Убить не убьет, но покалечит. После такого в себя оппонент приходить будет пол свечи точно. А говорить и вовсе до конца дней ему придется фальцетом.
Во время драки время для Иласа привычно замедлилось. Мужчина готов был поклясться, что иногда в такие моменты мог разглядеть каждый взмах крыльев мухи, реши глупое насекомое пролететь рядом. Для окружающих бой длился от силы два вздоха, и, когда бугай рухнул на земляной пол, повисла немая сцена.
Илас, оглядев честное собрание, невозмутимо одернул юбки и рукава. Прядь, выбившуюся из прически и наглым образом квартировавшую на лбу, он попытался сдуть, резко дыхнув вверх. Но локон взмыв на мгновение ввысь снова возвратился на исходную, загораживая обзор. В тишине отчетливо прозвучал голос:
- И эту милую фьеррину Вы, уважаемая, призывали спасти? По-моему, она в состоянии сама о себе позаботиться.
Васса заскрипела зубами. Она в сумасшедшей круговерти пыталась найти выход из ситуации... выбежала на улицу и, приметив респектабельного герра, который мог бы вмешаться в свару, при этом не раскрыв личины Иласа, разыграла перед ним целый спектакль. Исполнение роли отчаявшийся компаньонки, чью госпожу того и гляди снасильничают, было настолько пронзительно-гениальным и шокирующе-коротким, что многие аферистки удавились бы от зависти.
Герр проникся состраданием не столько к старухе-компаньонке и ее подопечной, сколько к размеру приданого, о коем не упустила упомянуть Васса. Новоявленный герой ринулся на помощь попавшей в затруднительное положение девице, аки легендарный Эрлан-драконобрец (во всяком случае мотив наживы у них с рыцарем из баллад был одинаков). Проникнув же в центр толчеи спаситель, право слово, не сразу понял, кто из двоих нуждается в его помощи больше: лежащий навзничь здоровяк, имевший знакомство со щелоком и мочалкой последний раз в грудничковом возрасте или расхристанного вида красотка, поправляющая подол.
Его комментарий ситуации, вырвавшийся непроизвольно, заставил Вассу действовать и думать с утроенной изворотливостью.
-Что Вы, милейший. Моей малышке просто чудом повезло! Что может противопоставить хрупкая невинная девушка этому? - лицедейка ткнула в лежащего пальцем, вовремя скрюченным в характерный старушечий жест. - Пощечину, да и только! А то, что он споткнулся и сам, упавши, ударился - не иначе как Хоганово провидение.
Пылающий праведным гневом взгляд ссутулившейся старухи, ее речь, переполненная материнских интонаций родительницы, переживающей за свое дитятко, заставили многих любителей быстрой халявы, находящихся в подпитии, усомниться в увиденном.
Единственное: призванный спаситель был трезв и его слова Вассы не убедили. Герр мог поклясться на Хогановой плащанице, что видел профессиональный блок, вроде еще и джек был...
Меж тем лицедейка, видя колебания мужчины, начала с достопочтимым герром свой бой без правил. В оном победили женские слезы. Капли влаги сумели достигнуть цели: надавить на качество, коим должен обладать (или хотя бы быть в курсе, что оное существует) каждый герр: стремлением помочь фьерре в сохранении репутации в затруднительной ситуации.
- Я так рада, - запричитала лицедейка, промокая абсолютно сухие глаза (дабы сомнений не было - старушка рыдает от счастья), - что Вы решились спасти мою дорогую Урсулу, вызволив ее из этого гнезда похоти и разврата... - и заглянув снизу вверх так, чтобы поймать взгляд новоявленного героя, проникновенно произнесла: - Вы ведь не позволите свершится надругательству, не позволите, чтобы невинная, знатная и благородная фьеррина пожертвовала честью, не сумев отбиться от приставаний...
В подтверждение ее слов двери еще раз распахнулись, явив на этот раз честному (и не очень) собранию троицу в серых кафтанах. Маришек, узрев наконец-то рыжеволосую бестию, ставшую причиной его внезапно нахлынувших чувств, заорал на весь зал:
- Моя дааарагая! А вот я тебя и поймал! - и с этими словами ринулся в сторону Иласа.
Блондин, увидев вблизи, что это не дознаватели, а всего-навсего пьянь, от которой и убегать-то было в принципе незачем, сжал кулаки. Нехорошо прищурившись, глянул на лицедейку. Васса и сама, донельзя злая на этих выпивох, готова была их придушить. Но, если игра начата, негоже 'менять лицо' посередине партии, а посему, не выходя из роли, она со старушечьим ворчанием в голосе произнесла:
-Герр, ну сделайте же уже что-нибудь! Они сейчас всем скопом надругаются над моей крошкой.
Спаситель, видя, что 'скоп' едва стоит на ногах и опасности (в отличие от нокаутированного здоровяка) не представляет, решил-таки геройски вызволить фьеррину из щекотливой ситуации.
Толпа, которая была охоча до зрелища боев, но уже слегка пресытившаяся традиционными поединками в кругу, где лишь двое мужиков мутузят друг друга за деньги, с энтузиазмом приняла новый вариант расклада: один благородный против троих из рабочего квартала. В отличие от единоборства Иласа со здоровяком, прошедшего в считанные вздохи, на этих 'бойцов' ушлые букмекеры ставки собрать успели. Кто-то из зрителей считал, что трое пьяных это больше, чем один трезвый, кто-то, что хороший хук вырубает лучше кружки самогона. Мнения разделились практически поровну.
Спаситель, в отличие от прелестной фьеррины Урсулы, богатым боевым опытом не обладал, а потому уклонившись от одного, схлопотал по уху от второго.
Илас, заинтересованно глядя на сие действо, произнес:
- Раньше не понимал, что в этом такого. А сейчас ... в этом что-то есть... когда за твою честь дерутся мужчины...
Васса, которая в последнее время приобрела обширный опыт в вопросе: 'когда пора делать ноги', тихонько, пока никто не заметил, начала оттягивать Иласа к выходу. Новая драка была в разы интереснее, поэтому на этот раз препятствий они на пути не встретили.
Покинув столь познавательное и милое заведение, лицедейка отряхнулась, по-хозяйски повернув Иласа к себе спиной, поправила на нем платье со шнуровкой, и выдохнула: