все эти религии Маркс писал?
– Все я знаю! Уймись уже.
– Не уймусь! А ты вообще, чего это за него тут заступаешься? А… знаю, почему. Наш Сапог ведь тоже верующий. Я ведь видел, что ты под рубахой крестик носишь.
Хромов рефлекторно прижал руку к груди, Войнов зло продолжал:
– Ты ведь, наверное, потому и в партию и не стал вступать, когда тебе предлагали. Не стал, потому что верующий?
– Да иди ты! – огрызнулся Хромов. – Не желаю я с тобой на эту тему больше разговаривать.
Мишка рассмеялся, и вслед за этим его лицо вдруг затвердело.
– Эх вы! Один мясо есть отказался, другой вообще разговаривать со мной не желает. Я вас не как бывший командир, а как старый друг на эту охоту позвал, а вы рожи воротите. Говорил же я тебе, Ильдар, что кабаны у нас расплодились? Говорил ведь?
– Говорил, – хмуро ответил Арсланов.
– Ну вот, свалили бы мы лося или косулю, так был бы и для тебя шулюм, а так что я тут могу поделать?
– А не надо ничего делать. Я ведь сюда не только за мясом ехал. Мне, может, просто вас снова увидеть захотелось, вспомнить былое, как воевали и все такое прочее.
– Ну ладно хоть так, – Войнов зевнул. – А раз так, то и не кисни. Охоту я вам организовал? Организовал. На место доставил? Доставил. Вон берите пример с Фимы. Он, кстати, у нас, как сами знаете, еврейской нации, а иудеи ведь тоже свиней не едят?
– Иудеи не едят, только я не иудей! У меня мать русская! – спокойно ответил Трусевич.
– То есть хочешь сказать, что ты у нас русский? – Войнов ухмыльнулся.
– Конечно, русский, у нас национальность по матери определяют…
– Мин арыды́м, арыды́м![17] – Илдар швырнул в котелок еще одну картофелину и поднялся. Он вытер руки о шарф, висевший у него на шее, и взял свое ружье.
– Куда ты? – тут же спросил Войнов.
– Ноги затекли. Прогуляюсь! Может, утку подстрелю или зайца.
– Давай, давай! Удачной охоты! – крикнул вдогонку уходящему в лес Ильдару Войнов и принялся чистить ногти спичкой.
Ильдар вернулся спустя несколько часов, усталый и голодный. Остальные же уже давно сидели вокруг наполовину опорожненного котелка с похлебкой. Повсюду валялась грязная посуда, под кустом лежали четыре пустые бутылки из-под водки. Войнов уже не сидел, а лежал на расстеленной поверх лапника шинели. Один из убитых кабанов был разделан, разрублен на куски и переложен в мешки.
– Ильдарка явился! – воскликнул Войнов заплетающимся языком. – А зайцы твои где?
– Не видел я ни зайцев, ни уток, – ответил Ильдар.
– Столько по лесу бродил и ничего не видел. Странно.
– Тропу кабанью видел. Пошел вдоль нее и к дубовой роще вышел, там в кустах вся земля перекопана. Большое стадо паслось, видимо, в том месте у них лежка.
Войнов поднялся и взял с брезента свое ружье.
– Пошли, покажешь, где там твое большое стадо!
– Ты ему хоть поесть дай! – проворчал Хромов.
– Потом поест! Пошли, двух кабанов взяли, теперь свинку хочу, а то у этих мясо уж больно пахучее.
– Если еще одного кабана возьмем, как мясо потащим? До твоих Славковичей верст пятнадцать топать, – запротестовал Трусевич.
– Донесем, Сапог у нас вон какой здоровый! Он за раз два мешка унести сможет. А ну пошли! Поели, попили, нужно животы растрясти! Далеко идти-то?
– Километра четыре, – ответил Арсланов.
– Ну так пошли! – Войнов подтолкнул Ильдара и двинулся за ним. Трусевич и Хромов нехотя встали и пошли следом.
Хромов замолчал и впервые посмотрел на жену. Та все так же стояла в дверном проеме. Хромов продолжал:
– Где-то на середине пути Мишка и Ильдар оторвались, а мы с Фимой отстали и потеряли их из виду. Когда я услышал выстрел, мы ускорили шаг. Тогда еще ничто не предвещало беды. Пройдя метров сто, я увидел Войнова, его ружье валялось на земле. Ильдар стоял на коленях, и мы не сразу поняли, что он делает. Когда я подошел ближе, то увидел в ногах Ильдара того мальчишку. Он дергался в судорогах, из его шеи сочилась кровь. Рядом на траве лежало лукошко, повсюду валялись рассыпанные грибы. Мишка Войнов, шатаясь, бродил туда-сюда, давил грибы сапогами и матерился. Признаюсь, я тогда растерялся. Ильдар же своим шарфом пытался зажать кровоточащую рану.
– Выходит, что Войнов услышал шелест в кустах и выстрелил не целясь? – уточнил Зверев.
– Там повсюду были кабаньи следы. Мишка принял мальчишку за кабана и пальнул наудачу. Его ружье было заряжено картечью, и лишь одна картечина попала в цель. Однако этого хватило.
Хромов снова замолчал, Зверев поторопил здоровяка:
– Продолжай! У нас мало времени.
– Ильдар делал все, что мог, но мальчишку было уже не спасти. Картечина повредила артерию, и спустя несколько минут Войнов дернул Ильдара за плечо: «Хватит, его уже не спасти». Войнов был бледен, но уже успел немного протрезветь. В тот момент он снова заговорил с нами как командир: «Мы отнесем его туда, где собираются кабаны, и оставим на том месте, где Ильдар видел кабанью лежку». Мы не сразу поняли, что он имеет в виду, и в тот момент Мишка стал говорить про войну. Вспоминал тот бой, когда мы остановили колонну, говорил про Ваську Якута, про Вербу и Муравьева. Что-то сказал про войсковое товарищество и много чего еще. А потом еще сказал, что все уладит. После того как Мишка закончил свою речь, мы с Фимой отнесли мальчика в дубовую рощу. Мы свернули лагерь и вскоре вышли из леса. Войнов отправился в Славковичи, а мы трое поймали попутку и разошлись кто куда. Я добрался до дома.
– И с тех пор вы все забросили охоту и больше не общались друг с другом? – продолжил рассказ Хромова Зверев.
– Скажите, – вмешался в беседу Костин и показал Хромову газету с фотографией у пушки. – Здесь вы, Войнов, Арсланов и Трусевич, а что стало с остальными?
Хромов взял газету и какое-то время тупо смотрел на снимок.
– Ванька Муравьев погиб спустя месяц под Варшавой. Там же в следующем бою был тяжело ранен Костя Верба. Мы оставили его врачам, а позже я узнал, что он так и не оклемался.
– А старик с трубкой? – Веня указал на пожилого азиата.
– Его фамилия Мичи́л, но мы называли его Васька Якут. Он тоже вскоре погиб.
– То есть эти трое никак не связаны с нашим делом? – не унимался Веня.
– Говорю же, они все погибли. – Хромов вернул газету Вене, тот снова отошел к окну.
В этот момент в дверь постучали.
– Это, наверно, Колька, – пояснил Хромов.
В комнату вошел плотненький пухлощекий паренек лет десяти. Жена Хромова тут же засуетилась:
– Пойдем, тут у нас люди…