Анжело осекся в нерешительности. Он не хотел затевать с Ником ссору, настаивать или упрашивать, но знал, что должен во что бы то ни стало вырваться в город, пока Ника не будет в доме.
42
Энцио проснулся около пяти утра. Окна его комнаты выходили на бассейн, и Энцио, поднявшись с койки, по привычке подошел к окну и выглянул в сад.
Он чувствовал себя старым и разбитым, как никогда раньше. Через два месяца ему исполнится уже семьдесят. Фрэнку было всего тридцать шесть, мужчина в расцвете сил, ему бы жить да жить.
Ему так хотелось пойти сейчас к Розе, единственной, кто мог бы его понять, разделить с ним его страдание.
Но он знал, что об этом не может быть и речи. Роза поклялась, что никогда в жизни больше не заговорит с ним, а ему было лучше других известно, что раз уж она дала такую клятву, то из нее действительно не вытянешь ни слова.
Может, ему стоит сходить к той девушке, которую для него подыскал Коста Геннас в Нью-Йорке, к этой, как ее там, Мэйбел, нет, Мириам, да, да, Мириам. Он привез ее к себе домой и поселил в той самой комнате, в которой прежде жила Мэри-Энн, но до сих пор еще ни разу не навещал ее.
«Чертовы бабы!» ругнулся Энцио. Те, которых можно было купить, ни на что другое, кроме постели, не годились. Кроме того, сейчас он не испытывал ни малейшего сексуального желания. В его возрасте с этим делом становилось все труднее.
Он снова прилег. Однако воспоминания о покойном сыне отгоняли сои. Фрэнк представлялся ему сначала ребенком, причем в тот самый день, когда у него прорезался первый зубик, потом Энцио отчетливо вспомнил день, когда он учил сына плавать, и даже день, когда он впервые отлупил его. А вот Фрэнку уже тринадцать, и папа впервые ведет его с собой в бордель… Вспоминая это, Энцио тихо смеялся, и на глаза у него наворачивались слезы…
Дверь в его комнату неслышно приоткрылась, и первые мгновения Энцио не мог разглядеть, кто посмел его побеспокоить. Потом он убедился, что это была… Мэри-Энн, собственной персоной! Все было в ее облике как всегда: русые, зачесанные наверх волосы, красные трусики-бикини, длинные ноги и высокая, пышная грудь.
— Привет, мой сладенький, — солнечно улыбаясь, пропела она.
Энцио странно икнул, помотал головой и, ошарашенный, поднялся на постели. Разве он ее не отправлял отсюда? Разве он не давал Алио поручение сбагрить ее куда-нибудь подальше? Ну, погоди, мерзавец!
Покачивая бедрами, Мэри-Энн направилась к нему, расстегивая на ходу бикини.
— Как поживает мой маленький вредный папашечка? — проворковала она.
Энцио чувствовал легкое смущение. Значит, Алио, этот придурок, завалил его поручение. Ну ладно! А вообще-то, сейчас это чудотворное появление Мэри-Энн для него как нельзя кстати, ее-то ему сейчас как раз и не хватает. Эта искусница всегда точно знала, что ему больше по душе, к чему он в данный момент расположен.
И у Энцио как-то сразу прошло ощущение того, что он уже старый и разбитый, он забыл о своем возрасте и почувствовал себя снова молодым Бассалино, настоящим полнокровным жеребцом.
Она вплотную подошла к его кровати и наклонилась над ним. Ее груди соблазнительно покачивались перед его лицом, и Энцио, открыв рот, пытался поймать соски.
Мэри-Энн, нервно хихикая, стала раздевать его, и он с удивлением и радостью почувствовал, как его детородный орган напрягся. Но, когда он, прильнув к ее груди, со вздохом закрыл глаза, она выстрелила ему прямо в сердце.
43
Вскоре после того, как Ник уехал в аэропорт, Анжело улизнул-таки из дома. Сделал он это очень просто. Получив от Ника полномочия старшего в доме, он сел в свой черный «мустанг», подъехал к воротам, приветливо помахал ручкой охранникам — и был таков.
В конце концов, он ведь был сыном Энцио Бассалино, оставленным надзирать за порядком в доме. Кому пришло бы в голову задержать его?
Анжело включил радио. Полилась музыка. Это был Бобби Уомак — как раз то, что надо. От пары сигарет с «травкой» он чувствовал себя прекрасно — был в легком наркотическом опьянении, но ровно настолько, сколько требовалось для хорошего настроения. Трагедия с Фрэнком здорово саданула по его нервам. Взрыв средь бела дня в Нью-Йорке! Он содрогнулся. Чудовищно — вот так, из-за ловко подложенной кем-то бомбы, отправиться на тот свет! Положа руку на сердце, он сознавал, что не очень-то печалится по поводу смерти Фрэнка. Да, он его брат, но Фрэнк всегда относился к нему, как к чужому, и даже от посторонних не укрывалось, что они недолюбливали друг друга.
Мысль о предстоящей встрече с Рио окрыляла его, можно сказать, кружила ему голову. Она сама попросила его приехать к ней. Ему не пришлось накручивать диск телефона, сбивая пальцы, чтобы вымолить у нее возможность увидеться, чтобы еще раз доказать ей, на что он способен. Теперь она сама бегала за ним, жаждала его. Видимое ли дело — прилетела специально в Майами, чтобы только увидеть его!
Анжело прибавил газу. Он не должен заставлять ее ждать, эта завладевшая им дьяволица сама ведь сказала, что ей не терпится увидеть его.
Он увеличил громкость радиоприемника. Диск-жокей представил новую мелодию — ритмический слэнг, затем громким голосом объявил имя исполнителя — Джеймс Браун! Секси, секси, секси!
Анжело засмеялся. Джеймс Браун напомнил ему о его первой встрече с Рио. Тогда, правда, это был зонт «Сексмашина»». Он врубил динамик на полную громкость, так, что музыка совершенно обволокла и затмила его сознание. Он выжал газ до отказа.
Он обратил внимание на знак «стоп», вылетел на огромной скорости на перекресток и врезался в тяжелый грузовик.
Он погиб на месте, а когда подоспела полиция, из разбитой машины все еще продолжала звучать забористая мелодия Джеймса Брауна…
44
— Привет! — Ник взял руки Лары в свои и проникновенно заглянул в ее глаза.
Лара улыбнулась.
— Ты решил сам приехать в аэропорт вместо, как его… кажется Марио?
— Не мог же я сидеть дома и ждать! Тебе еще никто не говорил, что ты самая красивая женщина на свете?
— Я люблю тебя, Ник. Поэтому я здесь.
— Наконец-то я встретил женщину, которой готов поверить. — Он поцеловал ее. — Я тоже люблю тебя, принцесса. У тебя есть с собой вещи?
— Да, один чемодан.
Он взял ее руку в свою, и они медленно направились к выходу, чтобы получить багаж.
— Мне нужно столько рассказать тебе… — начал Ник.
— Мне тоже, Ник, — подхватила она.
— Прекрасно! Времени у нас для этого предостаточно, не так ли?
Он остановился, сжал ее лицо и поцеловал в губы, долго и нежно.