— Она никогда не узнает.
Он попросит прощения за то, что едва не проговорился. Катари простит, не может не простить, если она простила Алву… Справедливо простила. Отвергнутая любовь почти всегда жестока, но Ворон вел себя достойней многих. Подлость Придда и слабость Эрнани превратили Алва в изгоев, Рокэ не мог стать другим. Он заслужил смерть, а не презрение.
— Я так и не ответил на твой вопрос, Дикон. — На лице Штанцлера читалась решимость. — Я не видел ее величество больше года, но я знал ее еще девочкой и не сомневаюсь, что прав. Катарина не может лгать перед лицом Создателя. Она на самом деле вызвала Ворона. Ее величество не любила Алву, боялась его, он ее мучил и унижал, но он верно служил Талигу Олларов, этого у него не отнять. Королева не понимала, что Алва в сговоре с Дораком. Не знаю, подозревала ли она, что ты всех выдал, может быть, и да. Отчаянье — дурной советчик, а ты исчез, ее братья были убиты… Те, кто не погиб на этой проклятой дуэли, наверняка завидовали Ариго и Килеану. Скажи мне, что она могла подумать, зная, как Алва избавил Эгмонта от Багерлее?
— Что он оказал Ариго ту же услугу…
— Верно. Именно это она и сказала, открывая мне Дорогу королев. Она вынудила меня бежать. Это было просто — я знаю себе цену. Я бы не вынес пыток и подписал бы все, что мне подсунули, а самоубийство… В умелых руках оно равноценно признанию, и я бежал, а Катарина осталась. Она надеялась разбудить в Олларе человека и короля. Бедняжка… Поняв, что это невозможно, она обратилась к единственному человеку, который мог остановить бойню в Эпинэ. Не знаю, какие слова она нашла, но ей удалось доказать, что Манрик и Колиньяр вредят Талигу, а Алва, что бы о нем ни думать, Повелитель. Он мог подчиниться Дораку, но не «навозникам», ты это знаешь лучше меня.
— Лучше?
— Вспомни молодого Колиньяра!
Ричард вспомнил, и в кровавом витраже встал на место еще один осколок. Алва решил вмешаться и здесь, но опоздал. Что ему оставалось? Вернуться с неудачей в свою Кэналлоа? Бежать к Фоме и жениться на купчихе? Проскочить на север, поднять армию, смести с лица земли восставших? Он сделал бы это шаля, но решил наконец-то умереть. Не потому ли, что счел себя обманутым единственной женщиной, которую любил? Ненавидел, но любил… Алва учел все, кроме слабости Эпинэ, а потом у него не осталось выхода. Волк огрызается до последнего. Даже не желая жить. Даже видя, какому ничтожеству отдает свою жизнь.
— Спасибо тебе за то, что пришел. — Дикон и не заметил, как они вернулись к одинокому дому в холодном дворе. — Я так и не рассказал тебе о кольце… Робер не мог его узнать. Повелители Молний чтили древние законы. Все знал лишь глава рода и его наследник. Анри-Гийому и в страшном сне бы не приснилось, что знамя с Молнией поднимет не Морис, не Арсен и не Мишель, а самый слабый из его внуков. Робера держали вдали от семейных тайн, а потом стало поздно. Мне тайну кольца доверила королева Алиса… Анри-Гийом был рыцарем королевы. Я бы сказал, последним рыцарем Талигойи, если б не знал тебя…
— Почему?! Почему вы ему не объяснили?
— Я пытался, но Иноходец не из тех, кто слушает то, во что не желает верить, и потом… Его не хватит ни на то, чтобы из милости убить врага, ни на то, чтоб во имя справедливости убить друга, родича, возлюбленную. Такие люди кажутся хорошими друзьями, но я… Я предпочел бы иметь в друзьях Ворона, если б тот был способен на дружбу.
— Господин супрем, — нос торчащего на пороге коменданта покраснел; ему тоже было холодно, — я предупредил Фердинанда Оллара о вашем визите. Он ждет.
Ричард с трудом удержал готовую вырваться грубость. Жирный слизняк мог ждать супрема сколько угодно, супрем его видеть не желал. Особенно сегодня.
— Герцог, я сожалею, что оторвал вас от исполнения ваших обязанностей. — В глазах Штанцлера был приказ. И просьба. Пойти и исполнить свой долг, каким бы мерзким тот ни был. Ричард кивнул.
— Я был рад найти вас в добром здравии, граф. Если вам что-нибудь понадобится, немедленно обращайтесь ко мне. Господин Перт, идемте к Оллару, хотя… Хотя бывших королей надо держать в строгости. Сперва я осмотрю западную стену. Вы, кажется, говорили, что необходимо отвести воду?
Глава 2
Альте-Дерриг
Ракана (б. Оллария)
400 год К.С. 24-й день Весенних Скал
1
За Лурме признаков весны было даже меньше, чем на прежней границе или в Старой Придде. Вдоль обочин мирно спали безлюдные поля, невысокая дальняя гряда блистала нетронутой белизной, но навязанный Кальдмееру эскорт из кожи вон лез, исполняя приказ Бруно. Невзирая на безлюдье. «Безопасность на первом месте», — громогласно объявил фельдмаршал, провожая освобожденных пленников в Эйнрехт. На границе это казалось разумным, но чем дальше от Хербсте, тем очевидней становилось, что командующий эскортом получил еще один приказ: не дать разбитому адмиралу свернуть к морю или в Фельсенбург.
Чего добивался Бруно, Руппи не понимал. Принц числился сторонником «разумной» войны, предпочитая отвоеванную Южную Марагону призрачной державе от Полночного моря до Померанцевого. Ледяной думал так же. Неудача в Хексберг должна была ослабить позиции «Неистового Фридриха» и, похоже, ослабила, но Бруно не спешил выказывать проигравшему союзнику дружеские чувства, хотя если кто и не был виноват в разгроме, то это Ледяной. Увы, что очевидно моряку, сухопутным петухам приходится объяснять, и не всегда вежливо.
От воспоминаний о парочке подмеченных в ставке Бруно взглядов захотелось схватиться за шпагу, но с кем прикажете воевать среди глубинных провинций? На первый взгляд, с адмиралом цур зее обращаются согласно чину, но Олаф вряд ли свободней, чем в Старой Придде. С той разницей, что фрошеры иногда смеялись. Командовавший эскортом кавалерийский капитан, у которого, словно в насмешку, на лице имелся такой же шрам, что и у Ледяного, смеяться не умел, а его люди брали пример с начальства. Эскадрон целиком состоял из ветеранов, выдрессированных просто до безобразия. Нахохлившись в седлах под своими меховыми накидками, они с угрюмой подозрительностью таращились на освещенную низко висящим солнцем дорогу. Словно засветло разбуженные совы.
Общество то ли охранников, то ли конвоиров не доставляло Руппи ни малейшего удовольствия, но не ехать же в карете, когда умудрившийся схватить простуду пожилой родич трясется в седле? Этого не одобрила бы бабушка Штарквинд, и еще она бы не одобрила, что ее побывавший в плену внук прячется от чужих глаз. Ты чист? Так веди себя как ни в чем не бывало, а если кто-то усомнится в твоей правоте, отвечай. Шпагой. Наследник Фельсенбургов так и поступал. Он даже сдружился с двумя кавалерийскими лейтенантами, хотя тем было далеко не только до Зеппа, но и до оставшегося за Хербсте виконта Сэ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});