– Да… Кстати, Джули записывает для тебя домашнее задание. Я сделала бы для тебя записи по химии, но мы ничего не писали. Если верить Джессике Харли. Сама я на уроке не была. Узнала, что они все просто сидят без дела. Тебе бы это не понравилось. То есть если б ты была там, мы вряд ли стали бы сидеть в классе целый день… не бери в голову. Ты должна поскорее поправиться, а то синяк у Джейка заживет, и ты его не увидишь. Шикарный синяк! Джулия врезала ему от всей души. Он аж со стула свалился. Может, и ты ему синяк поставишь. О боже, это было бы здорово! Он стал бы похож на панду! Кстати, вы все еще вместе? Он сказал, что вы поссорились. Никто не знает, что происходит, Лиз. Надеюсь, вы расстались. Надеюсь, ты к нему не вернешься. Лиз, он тебя не стоит.
Кенни на мгновение умолкает, бросает взгляд на дверь, потом с заговорщицким выражением на лице смотрит на Лиз. Именно так бы она и поступила, если б Лиз была в сознании, и неподвижность подруги, ее закрытые глаза приводят Кенни в замешательство. Она заставляет себя продолжать, но комок в горле меняет ее голос. Он ей самой кажется каким-то незнакомым.
– Ты ведь знаешь Лиама? Ну да, он с приветом, и мы, конечно, по-свински поступили с ним в девятом классе. Но вообще-то он милашка, как ты думаешь? Глаза у него красивые. И, ладно… ты ему очень нравишься, Лиз. В школе он постоянно наблюдает за тобой. Даже не верится, что ты раньше не замечала. Это так клёво… совсем не противно. Ну, может быть, наблюдает – не совсем верное слово. Но он не выпускает тебя из виду, Лиз. И, знаешь, он ведь умный парень. Помнишь, как в четвертом классе он выиграл конкурс по правописанию? Хотя нет, тебя ведь здесь еще не было. В общем, в четвертом классе он выиграл конкурс по правописанию. Из вас получилась бы отличная пара. Это я так, к слову. Ты давай поправляйся поскорее. Потом помиришься с ним и нам расскажешь, ладно?
Тут ее голос срывается. Трещина, появившаяся в горле, удлиняется, удлиняется, и Кенни начинает терять самообладание.
– Ты давай поправляйся поскорее, – повторяет она. – Лиз, возвращайся к нам. Мы отремонтируем твою машину. Конспекты для тебя сделаем, все, что на дом задают, вообще все. Мы все исправим, слышишь?
Кенни сдавленно сглатывает слюну. Прислоняется щекой к прутьям кровати, смотрит в лицо Лиз и шепчет:
– Ты прости, что я на тебя злилась. Я знаю, что ты не виновата, с… ребенком. Я… я расстанусь с Кайлом. А Джулия… Не знаю, сообщила она уже тебе… в общем, мне она сказала, что, если тебе станет лучше, она обратится за помощью. К доктору или еще к кому. Лиз, все наладится. Все будет хорошо.
Кенни моргает – быстро, насколько это возможно: липкими, утяжеленными тушью ресницами быстро не поморгаешь. Тыльной стороной ладони отирает глаза.
– Прости. Я не плачу. Не плачу. Ладно, помнишь, в конце седьмого класса я купила нам те дурацкие одинаковые колечки и мы поклялись навсегда оставаться друзьями? Мое до сих пор у меня, знаешь? И у Джулии ее колечко осталось. А твое, я знаю, лежит на дне шкатулки. Я видела его там, когда брала у тебя ожерелье на бал. Ой, оно ведь еще у меня. Напомни, чтоб я его тебе вернула… В общем… Лиз, навсегда – это значит навсегда. То есть ты не вправе бросить нас. Лиз…
Всхлип подступает к горлу, застревает в нем, и следующие слова она уже выдавливает из себя через силу:
– Лиз, ты должна выжить. Обязана. Ты не можешь бросить нас. Мы… мы без тебя не справимся. Боже, Лиз. Прошу тебя.
Потом Кенни начинает плакать, потому что даже самый сильный человек не в состоянии удержать в себе столько слез.
Глава 75
Самое ужасное
Лиз так ни с кем и не попрощалась.
Пока она беседовала с мистером Элизером, Джулия ушла из школы. Последний раз Лиз видела ее в коридоре. Она направлялась на урок испанского, Джулия – в спортзал. Джулия ее не заметила – слишком занята была тем, что пыталась собрать в узел свои длиннющие волосы. В душе Лиз понимала, что она видит подругу в последний раз. У них больше не было совместных уроков в этот день, не было никаких других занятий, на которых они могли бы пересечься, поэтому, заметив Джулию, Лиз остановилась посреди коридора и просто смотрела на нее, стараясь запечатлеть в памяти это мгновение, не думая о том, что через несколько часов все ее воспоминания перестанут существовать.
Позже, когда она увидела Кенни, плачущую у своего шкафчика, ей так захотелось подойти к подруге и обнять ее. Но Лиз понимала, что она может выдать себя. Кенни слишком хорошо ее знала. Она что-нибудь заподозрит. Поэтому Лиз развернулась и пошла прочь.
Мама, конечно, была в самолете, летела домой, но, выезжая с парковки, Лиз все равно ей позвонила. Ее звонок приняла голосовая почта, и она послушала голос мамы в последний раз. Лиз хотела попросить прощения. Ей за многое следовало извиниться. Но она нажала «отбой».
Она только раз отклонилась от своего последнего маршрута. По пути к месту автокатастрофы, за двадцать минут до конца, Лиз съехала с автострады и направилась к национальному парку.
Она не вышла из машины. Сидела за рулем и смотрела на макушку живописной башни, торчавшей над кронами деревьев. Сидела и вспоминала все желания, которые она загадывала, стоя на ней. Вспомнила, как наперегонки с отцом бегом поднималась на ее вершину, и он всегда специально немного отставал. Вспомнила, как некогда она отчаянно любила небо, и наконец произнесла те два коротких слова, что так давно рвались из нее:
– Простите меня.
Глава 76
Тревога
Кенни все еще в палате Лиз, когда приборы начинают тревожно пищать.
Вскоре в комнату влетают врачи и медсестры, что-то говорят, но Кенни ни слова не понимает. Она плачет, видит, что происходит что-то ужасное, а она понятия не имеет, что случилось.
Медсестра в униформе с рисунком в виде розовых динозавров отводит Кенни в сторону, чтобы не путалась под ногами.
– В чем дело? – истерично всхлипывает Кенни. – Что происходит?
Медсестра обнимает Кенни, объясняет:
– О, детка. У нее сердце опять отказывает. Пл… плохо дело.
– Нет, – лепечет Кенни, вырываясь из рук медсестры. Кричит: – Лиз, это неправда! Ты нас не бросишь, черт бы тебя побрал! Ты выкарабкаешься. Лиз. Лиз!
Глава 77
За две минуты до того, как Лиз Эмерсон разбилась на своей машине
Она вспомнила меня.
Вспомнила маленькую девочку, какой она когда-то была, ту девочку, которая верила в волшебство, в любовь, в героев, ту девочку, которая хоронила червяков, найденных мертвыми на подъездной аллее. Она вспомнила то время, когда была счастлива, а мир был красочным и светлым. И вспомнила воображаемую подругу детских лет.