Читать интересную книгу Возвращение Матарезе - Роберт Ладлэм

– И вы поверили в эту брехню? – сердито воскликнул Прайс. – Прошу прощения за свою речь, но это чистейшей воды брехня – пустые слова, если вам так больше нравится.

– В эту брехню, или в пустые слова, я поверила потому, что привыкла подчиняться приказам. Согласна, что в таком подходе также есть свои недостатки, однако плюсов в нем гораздо больше, чем минусов. Информация в руках человека неопытного или несведущего может быть очень опасной.

– Постарайтесь быть поконкретнее.

– По-моему, лучше всего эта мысль выражена в плакате времен Второй мировой войны: «Болтливые языки топят корабли».

– Даже если речь идет о тех, кто ведет эти корабли в море?

– Если им необходимо что-то знать, они это знают.

– А вам не приходило в голову, что если капитана хотя бы одного судна держать в неведении, он может наскочить на другой корабль?

– Не сомневаюсь, подобные соображения всегда принимаются в расчет… Но к чему вы клоните, мистер Прайс?

– Подполковник Монтроз, вы являетесь одним из ключевых игроков, и если у вас нет полной картинки… значит, вы должны ее получить. Я полагал, вы сами потребуете объяснений – после смерти Эверетта Брэкета, если точнее, его убийства. Как-никак, он ведь был вашим другом, близким другом. На вашем месте я был бы переполненным горем и злым как черт.

– Мистер Прайс, я скорблю, но по-своему. Я потеряла мужа, вы не забыли? А что касается гнева, поверьте, он вот здесь… Так что у вас за предложение? Кажется, вы что-то говорили об этом.

– И вы только что укрепили меня в мысли любыми средствами убедить вас принять его.

– Прошу прощения?

– Четкое выполнение приказов, от которого вы в таком восторге… так вот, все это было самым грубым образом нарушено и растоптано. Имеется договоренность о встрече с участием меня, Скофилдов и Кранстона; на этом настоял Шилдс. Но вас на ней не будет.

– Вот как? – В глазах Лесли отразилось непроизвольное подозрение, тотчас же сменившееся соглашением с неизбежным.

– Лично я считаю, вам обязательно нужно присутствовать на этом совещании, – тихо продолжал Камерон. – Повторяю, вы являетесь одним из ключевых игроков, у которого на карту поставлено очень много. И вы должны видеть общую картину, а не отдельные, разрозненные фрагменты. Иногда стремление довести число посвященных до абсолютного минимума доходит до абсурда, когда левая рука перестает знать о том, что делает правая. Поверьте, мне самому доводилось бродить в потемках, и я знаю, что это такое. Вы должны присутствовать на совещании.

– Тут я ничего не могу поделать, – деланным небрежным тоном произнесла Монтроз. – Решение принял советник президента Кранстон. Не сомневаюсь, у него были на то причины.

– Совершенно глупые. Его беспокоит то, что вами движут личные чувства. Он боится, что вы можете сломаться.

– Мне очень неприятно, что он так обо мне думает.

– И мне тоже. Но еще больше мне не нравится то, что Кранстон фактически сводит на нет ваш возможный вклад в общее дело.

– Чем же я могла бы помочь?

– Все зависит от того, что именно говорят вам звонящие. Вы не смогли записать хотя бы один из разговоров?

– Нет. Те, кто мне звонит, а это разные люди, предупредили меня, что у них есть оборудование, способное определить наличие звукозаписывающей аппаратуры, и если подобная аппаратура будет обнаружена, последствия будут самыми суровыми. Однако все до одного разговоры дословно отпечатаны у меня в памяти и, кроме того, записаны в блокноте, который хранится в сейфе у меня дома.

– Кранстон видел этот блокнот или хотя бы снятые с него копии?

– Нет, я просто пересказала ему содержание разговоров в общих чертах.

– И он этим удовлетворился?

– Больше он ни о чем не просил.

– Да он не глупец, он просто полный идиот! – возмутился Прайс.

– Я считаю его умнейшим человеком; и он принял мое горе близко к сердцу.

– Может быть, так оно и есть, но при этом он полный идиот. Ну как вы этого не понимаете? Кранстон не пригласил вас на важное совещание, которое напрямую связано с судьбой вашего сына.

– Я повторю еще раз, – сказала подполковник Монтроз, – у него были на то свои причины. Быть может, Кранстон прав; насколько объективным может быть мое отношение?

– А я скажу, что вы продемонстрировали выдающееся самообладание. Не знаю, что значит быть родителем в вашем положении, но зато я могу сказать, что я никогда не говорил матери, отцу, брату или сестре, куда отправляюсь и чем занимаюсь… Неужели вам не хочется присутствовать на совещании?

– Мне бы хотелось этого всей душой…

– В таком случае, вы на нем будете, – решительно прервал ее Камерон. – Для этого мне достаточно будет пойти на небольшой шантаж.

– Ничего не понимаю. Какой еще шантаж?

– Черт побери, самый настоящий. Я пригрожу Шилдсу, что мы со Скофилдами отказываемся встречаться с Кранстоном без вас, и ему придется надавить на помощника президента.

– С какой стати он на это пойдет?

– Во-первых, мы им нужны, и, что гораздо важнее, во-вторых, Кранстон не просил у вас блокнот с записями разговоров, удовлетворившись пересказом их сути. Одного этого хватит, чтобы Шилдс, опытный аналитик, и Скофилд, бывший оперативник, полезли на стену.

– А разве пересказов недостаточно?

– Об этом не может быть и речи.

– Но почему? Все необходимое они передают. А что еще нужно?

– Подбор слов, странные обороты речи, упоминания каких-то фактов – все, что угодно, от чего может быть хоть какой-то толк, – профессиональным тоном ответил Прайс. – Насколько я понимаю, – тихим голосом продолжал он, склонившись к сидящей рядом Монтроз, – этот Кранстон, наверное, чертовски хороший стратег в геополитическом плане, вроде Киссинджера, но сам он никогда не был на оперативной работе. Есть лес, а есть отдельные деревья. Вероятно, Кранстон лучший специалист по защите зеленых насаждений, но он не отличит настоящее дерево от пластмассового муляжа с заложенной внутрь тонной взрывчатки… Вы будете участвовать в совещании, мадам… прошу прощения, подполковник Монтроз.

И он сдержал свое слово.

Турбовинтовой самолет военной авиации поднялся в воздух с военно-воздушной базы «Эндрюс» в пять часов утра, имея на борту двух пассажиров, помощника секретаря президента Томаса Кранстона и заместителя директора ФБР Фрэнка Шилдса. Точкой назначения был частный аэродром в Чероки, штат Северная Каролина, расположенный в семи милях к югу от поселка Соколиное гнездо, затерявшегося в горах Грейт-Смоки. Оба пассажира не хотели торопить события в преддверии встречи, до которой оставалось уже меньше двух часов, поэтому разговор велся на отвлеченные темы, но тем не менее определенная информативность в нем присутствовала.

– Ребята, как вам удалось отыскать такое место? – спросил помощник секретаря.

– Одна строительная компания размахнулась, возводя приют для игроков в гольф, позволить себе который могли только самые состоятельные. Но, к несчастью, самые состоятельные, как правило, слишком стары, чтобы переносить высокогорье и трудную дорогу, – усмехнувшись, ответил Шилдс. – Компания разорилась, и мы выкупили поселок за символическую плату.

– По-моему, Конгресс не напрасно беспокоится, обсуждая бюджет вашего ведомства. У вас чертовски крепкая деловая хватка.

– Увидев выгодную сделку, мы не проходим мимо, господин помощник секретаря.

– И на что это похоже?

– Очень уютное и элегантное местечко, и очень уединенное. Мы держим там минимальный штат обслуживающего персонала, который обеспечивает полную безопасность объекта. В былые дни здесь научились играть в гольф многие советские перебежчики.

– Такая игра – один из символов капитализма…

– Большинство агентов КГБ привыкли к ней так же быстро, как и к прожиганию фондов своего ведомства в роскошных вашингтонских ресторанах.

– Да, помню, мне показывали копии этих счетов на баснословные суммы. В былые дни… Где состоится встреча?

– В так называемом владении номер четыре, туда нас доставит гольф-кар. Это с четверть мили вверх по горной дороге.

– Мне не понадобится кислородная маска?

– В вашем возрасте – нет. Вот в моем, возможно, и понадобится.

Все устроились в уютных креслах гостиной роскошного коттеджа, затерявшегося в предгорьях Аппалачей, среди отрогов хребта Грейт-Смоки. Скофилд сидел рядом с женой, Прайс и подполковник Монтроз уселись слева от них. Молодая женщина переоделась в штатское: на ней были темная юбка в складку и белая шелковая блузка. Заместитель директора Шилдс и помощник секретаря Кранстон разместились напротив.

Томас Кранстон оказался мужчиной средних лет, немного полноватым, с лицом, словно высеченным Бернини. Довольно мягкотелый, но с орлиными чертами, он чем-то напоминал университетского профессора, который успел услышать все, но сохранил здравый скептицизм. В его огромных глазах, еще больше увеличенных стеклами очков в роговой оправе, читалось стремление понимать своего собеседника, на конфликт с которым нужно было идти только в случае крайней необходимости.