Читать интересную книгу Пассажир последнего рейса - Роберт Штильмарк

Вот и Марфа! Тоже понимает, что рассиживаться нельзя. Надо предостеречь отряд. А как быть с монашкой? Кто с ней-то разочтется за предательство?

И, будто прямо отвечая на эти мысли Стельцова, заговорила сама трактирщица:

— Слышь, господин офицер! — Лицо женщины выражает недобрую и уже неколебимую решимость.

Сухие губы сжаты, вокруг рта резкие складки. Странная пустота во взгляде, будто из этих глаз ушло все человеческое тепло, как из выгоревшего, спаленного пожаром жилья, где только злые искры тлеют в золе и изредка вспыхивают под ветром. — Уж не знаю, как вам и сказать, ваше благородие. Жизнь наша темная, лесная, но свои законы и у нас есть. Мы иудина греха меж собою не прощаем. Сами судим, сами наказуем. Сашка покамест далеко, но и с ним разберемся. А с той, со змеей, скорее рассчесться надобно. Я в долгу оставаться непривычная.

— Правильно ты говоришь, Марфа. Эта монашка, оказывается, хуже ядовитой змеи. Но… за мною погоню ожидать надо, даже если Букетов убит, а Сабурин на допросах молчит. Сама понимаешь: к монашке завернуть — мне не с руки!

— Как не понять. Тебе не с руки — другие руки найдутся. Сама сейчас в женский скит махну. А ты прямо к своим торопись.

— Разве нам не вместе ехать? До болота? Другой дороги к женскому скиту как будто нет?

— Есть еще один брод запасной, ключовский. В холодную пору знаючи, конечно, — пробираемся. Туда и поеду.

— Ну что ж, ни пуха тебе ни пера, Марфа! Прощай!

— Прощеньица просим и мы. Приедешь к своим — передай, чтобы не сумлевались: Марфа Овчинникова сама змею задавила!

Дорогу к мужскому савватиевскому скиту, где квартировал отряд, нынче было различить не трудно. Стельцову путь был надежно проторен: Сашкина охота, монастырский курьер, зуровская группа — все это превратило глухую стежку в зимний проселок.

Стельцов миновал Глухой бор и спустился к Козлихинскому болоту. На карте оно обозначалось как «непроходимое». В обход требовалось бы пятнадцать-семнадцать верст. Но старцы-скитники давно открыли новым «богомольцам» тайну этого незамерзающего болота, где след подводы или всадника терялся в болотной жиже.

В многоверстое Колихинское болото вдавался с севера холмистый полуостров твердой суши, покрытый лесами. Женский скит находился в западной, мужской — в восточной части полуострова. Расстояние между ними — верст восемь.

С юга, то есть со стороны Волги, достичь полуострова можно было только вброд, через болото. Обычно переправлялись потайной тропою, на пол-аршина скрытой под болотной бровкой. Тропа шла гребнем бровки, но и сам этот подводный гребень был местами глинистым и вязким, непривычная лошадь пугалась, могла броситься в сторону, потерять бровку и утонуть в трясине. Проходить или проезжать бровку было непросто, и лучше всего годились для переправы легкие саночки-лодочки, почти плывущие за конем над бровкой. Узнавали эту бровку по береговым створам. Для этого спокон веку служили особо зачесанные деревья на твердом берегу. Проводники умели видеть эти деревья не только днем, но и ночью на фоне светлого неба. Тропа выходила к полуострову в полутора верстах от мужского скита. Лишь нынче Стельцов узнал от Марфы, что есть, оказывается, и прямой брод к женскому скиту, доступный лишь зимой, и то после сильных морозов.

Стельцов определил первый створ и понудил лошадь ступить в жижу. Вокруг саней захлюпала вода, смешанная со снегом.

Сажен через восемьдесят бровка поворачивала, и ориентироваться следовало уже по второму створу. С берега невозможно было найти какие-либо признаки подводной бровки — ни травки, ни комьев грунта, ни кустов из воды не торчало.

Почти полверсты Стельцов следовал прямо и выехал на третий створ, последний. Миновав еще сто сажен, он выехал на твердый грунт. Опять пошла наезженная за ночь дорога. Еще верста лесом — и он у своих…

По выходе из болота на лесную тропу к самому скиту Стельцов увидел совсем свежие следы многих коней. Стал виден высокий тын скита-крепости. Там кричат и громко разговаривают. Даже охранение не выставлено или уже снято? Сквозь скрип полозьев Стельцов слышит мотор самолета. Воздушная разведка?

Тотчас в крепости звучит резкая зуровская команда.

А в других санках-плетушке ехала теми же местами трактирщица Марфа, держа направление к ключовскому броду… В отличие от Стельцова Марфа ехала нехоженой и неезженой целиной, помогала саврасой лошади выбирать дорогу полегче.

Глухой бор она пересекла наискосок, по сеновозной тропе. На пути она знала крестьянский хутор. Там жил на отшибе старик рыболов с немой женой. Они проложили в лесу несколько тропок, одну из них Марфа и выбрала.

После бора, в смешанном лесу, она часто вспугивала зайцев и видела, как мышкует за стогом сена рыжая лисица-огневка. Движения зверя были изящны и точны. Марфа обычно старалась подольше полюбоваться красивым хищником, увлеченным охотничьей игрой. Но нынче не до того ей было! Она приподнялась в санках, легонько щелкнула кнутом, и живой комок рыжего пламени стремительно скрылся за кустом.

Тропа потерялась среди мелколесья — видимо, давно никто не проверял брод в западном краю болота — те, кто посещал скиты, пользовались тайной бровкой в восьми верстах вправо.

Уже открылась Марфе унылая целина трясин и топей, и за ними — как будто на глаз и не больно далеко — лесистый холм на том берегу, уже в Заболотье. Женщина помнила направление брода — сначала брать правее холма, на устье речки, а с середины болота сворачивать прямо на самый холм, как только глаз сможет различить крест на вершине. Там скитское кладбище, а за устьем речки и холмом, на следующем подъеме — самый скит, в полтора десятка келий в виде рубленых домиков.

Большой ручей, откуда скитницы брали воду, назывался Теплым, верно, потому, что рождался от теплого ключа в глухих лесах. На коротком своем пути к болоту Теплый ручей принимал справа студеный приток и, добежав с ним до холма, превращался у самого устья в маленькую речку. Ближе к устью поток этот назывался Ключовкой. В устье поток перемерзал, а с ним и край болота, куда он впадал. Опасно было выезжать из незамерзшего болота на ледовую кромку Ключовки — конь мог обломать кромку льда и угодить в полынью.

Перед началом брода Савраска навострил уши и стал. Бывалый конь будто раздумывал, правильно ли ступил в зыбкую хлябь. Стало так тихо, что Марфа смогла расслышать вдалеке какой-то чужой, нелесной звук… Молотилка, что ли? Или веялка? Нет, трещит звонче, вроде мотоциклета… Господи, в Яшме-то летчики…

Мысль о них еще только мелькнула, а уж вот он, аэроплан ихний… Вынырнул из-за вершин, огромный, стремительный, на миг затмивший небо. На ястреба или сокола похож, а цветом — белый, с голубоватым отливом. Две темно-красные звезды на крыльях. Задрав голову, Марфа углядела, как эти звезды будто покачнулись, белая птица немного накренилась и стало видно пилота. Он был один, перегибался через борт с открытого сиденья. Женщина ясно различила очкастую голову, плечи… Верно, и он заметил с неба одинокую подводу на краю болота.

Взглядом она провожала его до самого окоема в стороне Заболотья, у мужских монашеских скитов. Саврасый испугался мелькнувшей птицы и незнакомого шума, попятился назад, осаживая санки в мокрый снег. Сырость проникла внутрь плетеного кузова, сено на дне отмокло, и Марфа стала на колени, подсунула под валенки край полушубка. Когда конь успокоился, стронул сани и вошел в болотное месиво, Марфе послышался в отдалении нестройный рассыпчатый звук, будто кто-то тряхнул большой погремушкой, потом отдаленный треск и шорох, но сани пошли в бок, и днище покрылось водой, как в дырявой лодке. Все силы Марфы ушли на борьбу с болотом. Кое-как она выправила сани, но валенки намокли.

Вон стал виден крест на холме!

Марфа шевелит вожжами, причмокивает, и лошадь берет левее. Теперь полозья, дровни, плетеный кузов саней, валенки — все быстро покрывается ледяной корочкой на сильном морозе. От конской спины валит пар, и шерсть индевеет, седеет.

Кромку льда в устье Ключовки Саврасый одолел легко. Копыта уже гремят о желтые наледи. По неглубокому надледному снегу сани прошли сотню сажен руслом речки, и наконец Саврасый вытащил их на отлогий берег Ключовки. Да, недаром этот брод заброшен!

В негнущихся, одеревенелых валенках Марфа сошла на твердую землю и отбила кнутовищем ледяные корочки с валенок. Лошадь всхрапывала, отряхивалась, трясла оглобли. Марфа дала Саврасому передохнуть и сама огляделась. Прорубь, откуда берут питьевую воду. Мостки для полоскания белья. Тропа от проруби к лощине. Там уже видны скитские домики, приземистые, малоприметные среди леса.

Марфа не знала, где поселена новая скитница, и поехала на звук маленького колокола. Благовестили в часовне по окончании заутрени.

Строения скита лепились на обратном склоне холма и противоположном откосе лощины. Восьмигранное здание часовни «иже под колоколы»[6] — на отдельном холмике среди лощины, окружено старыми елями и соснами, но по высоте не достигает и половины стволов этих деревьев.