Рука показалась ему необычно грубой и слишком горячей. Он успел взглянуть на мужчину, но в памяти у него запечатлелось нечто настолько смутное, что чуть позже он уже не смог бы описать внешность этого человека.
Листовка была голубого цвета, и Доннингу сразу бросилось в глаза напечатанное крупными буквами имя Гаррингтона. Он тут же встал как вкопанный и полез в карман за очками. Но достать их не успел – бежавший ему навстречу человек выхватил листовку из его рук и тут же скрылся за углом. Доннинг в растерянности огляделся. Раздававшего листовки тоже нигде не было видно.
Понятна некоторая задумчивость, с которой вошел мистер Доннинг на следующий день в отдел редких манускриптов библиотеки Британского музея. Там он написал запрос на Харлея (реестровый номер 3586)[53] и несколько других книг. Спустя непродолжительное время, получив все заказанное, он водрузил фолиант, с которого хотел начать чтение, на стол – и вдруг ему почудилось, что из-за спины кто-то шепотом позвал его по имени. Он резко обернулся, ненароком смахнув со стола книгу и блокнот для записей. Никого из хоть сколько-нибудь знакомых людей, исключая разве что библиотекаря, он не увидел. Поднять с пола уроненное труда не составило; Доннинг решил, что вернул на место все, и уже хотел приступить к чтению, когда к нему подошел сидевший сзади дородный джентльмен, как раз собравшийся уходить. Он деликатно дотронулся до его плеча и сказал:
– Возьмите. Мне кажется, это вы уронили. – С этими словами он протянул Доннингу еще несколько листков.
– Да, конечно, спасибо вам огромное, – поспешил сказать Доннинг.
В следующий миг мужчина уже выходил из читального зала.
По завершении намеченных на день дел мистеру Доннингу довелось разговориться с дежурным библиотекарем отдела, и он, пользуясь случаем, поинтересовался, как зовут того дородного господина.
– Его фамилия Карсвелл, – ответил библиотекарь. – Кстати, не далее как неделю тому назад он спросил меня, кто из историков у нас в стране – ведущий авторитет по алхимии, и я, естественно, назвал вас. Хотите, я вас с ним свяжу? Ему наверняка будет интересно у вас проконсультироваться.
– Боже упаси! Я как раз всеми силами хотел бы избежать этой встречи.
– Вот как? Что ж, воля ваша! Он здесь бывает редко, и шансов столкнуться с ним у вас немного.
В тот день по дороге домой мистер Доннинг несколько раз вынужден был признаться себе, что вопреки обыкновению перспектива провести вечер в уединении его не прельщает. Возникло ощущение, что некая злонамеренная сила встала между ним и всеми остальными. Ему хотелось побыть в людской гуще, но, как нарочно, и в поезде, и в трамвае оказалось на редкость пусто. Кондуктор Джордж выглядел задумчивым, как будто с головой ушел в подсчет пассажиров. Добравшись до дому, мистер Доннинг увидел Ватсона, своего врача, который ожидал у порога.
– Весьма сожалею, сэр, что пришлось нарушить ваш домашний распорядок, – сказал он. – Обе ваши служанки серьезно больны. Я только что отправил их в больницу.
– Бог мой! Что с ними приключилось?
– Похоже на отравление трупным ядом. С вами, как я вижу, все в порядке, иначе вы бы передо мною вот так не стояли. Впрочем, я думаю, они выкарабкаются.
– Откуда же такая напасть?
– Они говорят, что к обеду купили провиант у какого-то разносчика. Это странно. Я справился и узнал, что в другие дома по вашей улице такой человек не наведывается. Но факт остается фактом – вам теперь какое-то время придется обойтись без прислуги. Знаете, что? Приходите на ужин ко мне. Часиков в восемь. Не тревожьтесь пока без нужды.
Таким образом Доннингу удалось избежать вечера в одиночестве – ценой некоторых неудобств и легкого беспокойства. Он довольно приятно провел время с доктором, совсем недавно ставшим его соседом, и вернулся в личное уединение в половине двенадцатого. Но ночь измучила его; он уже лежал в постели, погасив свет, и думал, придет ли завтра к часу истопник, чтобы у него была горячая вода для ванной, как вдруг отчетливо услышал скрип отворяемой двери в личный кабинет. Шагов в коридоре не слышалось, но Доннинг сознавал – творится что-то неладное. Он хорошо помнил, как вечером запер кабинет, уложив бумаги в ящик письменного стола! Руководствуясь не столько отвагой, сколько стыдливостью за свое малодушие, он выскользнул из постели, вышел в холл второго этажа и, встав у перил лестницы, вслушался в тишину. Он не увидел и проблеска света, но босые ноги ему обдало волной теплого… нет, горячего даже воздуха.
Прибежав назад в спальню, Доннинг заперся там. Однако невзгоды на том ничуть не закончились. То ли местная электрическая станция отключилась на ночь в целях экономии, то ли где-то произошло короткое замыкание – так или иначе, света в доме не было. Нужны были спички. Доннинг хотел взглянуть на часы, чтобы, по крайней мере, знать, долго ли еще терпеть ему до утра. Привычным жестом он сунул руку под подушку, пытаясь найти часы… но вместо этого он наткнулся на нечто неожиданное.
По его последующему, довольно сумбурному описанию, рука наткнулась на нечто, на ощупь больше всего похожее на зубастую, всю в шерсти или волосах пасть, причем вряд ли человеческую. Вопль несчастного прогремел на все здание. Когда его сознание несколько прояснилось, Доннинг осознал себя сидящим в дальней комнате, с ухом у запертой двери. Там он и провел остаток ночи, каждый миг с ужасом ожидая услышать за дверью какой-нибудь подозрительный шорох, но такого не последовало.
С наступлением утра он вернулся в спальню, боязливо озираясь по сторонам. Никаких следов чужого присутствия ему не встретилось. Часы он нашел на своем месте; кругом царил обычный порядок, только дверь гардероба была распахнута, но в этом не было ничего необычного.
В дверь с черного хода позвонили. Доннинг впустил в дом истопника и продолжил осмотр. Он обыскал все помещения, не найдя ничего пугающего.
Начавшись донельзя безрадостно, день специалиста по алхимии в сходном ключе и продолжился. Показаться в Британском музее Доннинг не осмелился; что бы ни говорил библиотекарь, там можно было нарваться на Карсвелла. Дома оставаться тоже не хотелось; сваливаться же, как снег на голову, к доктору неудобно. Некоторое время у него занял визит в больницу, где его несколько ободрило известие, что экономка и горничная уже чувствуют себя лучше. К обеду ноги сами привели его в клуб, где ждала еще одна скромная отдушина – встреча с секретарем Ассоциации Хайтоном, своим закадычным другом. За едой Доннинг пытался объяснить свои неприятности с материалистической точки зрения – единственной,