Читать интересную книгу Улыбка пересмешника - Елена Михалкова

– Как до свиданья? – поразился Бабкин. – А с этим что делать? – Он указал на Прохорова, не проронившего ни слова и пытавшегося понять, что изменилось для него с полученной новостью.

Вика остановилась в дверях, безучастно обернулась к Даниле.

– С этим... Какая разница? Отпустите его. Он, кажется, хотел меня убить... Вы ведь хотели меня убить, так? – обратилась она к Прохорову. – Можете сделать то, за что вам хотели заплатить.

Трое мужчин заговорили одновременно.

– Не мелите чепуху! – жесткий голос Макара.

– Вика, вы с ума сошли?! – протестующий – Бабкина.

– Да ты дура чокнутая! – возмущенный – Прохорова.

Не ответив ни одному из них, Виктория Венесборг вышла из квартиры и тихо прикрыла за собой дверь.

– Макар, я ее догоню, – встрепенулся Бабкин.

– Нет смысла. Ей нужно прийти в себя, мы тут ничем не поможем.

– Да она в таком состоянии под машину попадет!

Илюшин пожал плечами:

– Она потрясена, конечно, но не до потери инстинкта самосохранения. Хотя меня, признаться, удивляет такая реакция. Ладно... Мы свою часть работы выполнили, на этом дело предлагаю считать закрытым.

Бабкин перевел взгляд на Прохорова.

– А с этим красавцем что делать будем?

– То, что она и сказала.

Сергей пристально посмотрел на напарника и сделал короткий жест, предлагая выйти и обсудить вопрос с глазу на глаз. Макар скептически покачал головой, но подчинился. Они вышли, и до Прохорова донеслись негромкие голоса, но слов он не мог разобрать. Затем закрыли дверь, и голоса пропали.

Оставшись один, Данила Прохоров сделал то, что сильно удивило бы Бабкина, если бы он мог это увидеть, и заставило бы по-другому взглянуть на их пленника. Вскочив, он пружинистыми шагами подошел к письменному столу, подцепил скованными руками стакан, из которого торчали карандаши и ручки, опрокинул его на сиденье кресла, чтобы не загремели, и, поискав, вытащил оттуда канцелярскую скрепку. Разогнув ее зубами, он перехватил скрепку пальцами так, чтобы один конец ее оказался в скважине наручников, и принялся поворачивать, будто прислушиваясь к чему-то.

С первого раза у него не вышло, потому что скрепка выпала, и пришлось повторять все заново: поднимать, пристраивать в пальцах. К счастью для Прохорова, запястья у него были узкие, и наручники, обхватывавшие их неплотно, скользили по рукам, отчего у него появлялась свобода маневра со скрепкой. Данила орудовал импровизированной отмычкой до тех пор, пока не почувствовал, что она встала как надо. Тогда очень осторожно, стараясь не дышать, он нажал на длинный ее конец, как на рычаг, и услышал негромкий щелчок. Секунду спустя он уже сбросил наручники, мысленно благодаря свою полукриминальную юность за полученные навыки.

Из того, что услышал Прохоров, он вывел одно: здесь ему больше делать нечего. У него было ощущение, что теперь он знает еще меньше, чем раньше, и это его не устраивало. Данила понял из разговора, что женщина, которую он едва не похитил, считала виновным в убийстве своего друга кого-то другого, и ее ошеломила новость о том, что убийца – не тот другой. Но что она предпримет, придя в себя, когда перед ней встанет вопрос, заданный здоровяком – кто же настоящий преступник? – Прохоров не знал.

Данила старался рассуждать, встав на ее позицию. Хотела она найти убийцу? Хотела. И даже наняла для этого специального человека. Более того, она, по всей видимости, подкупила следователя, и дело закрутилось с такой быстротой, которая в России обеспечивается исключительно большой личной заинтересованностью, а та, в свою очередь, только хорошим кушем.

Ее догадка не подтвердилась, и женщина ушла... Но по прошествии некоторого времени она, возможно, решит, что не стоит отказываться от поисков настоящего убийцы. И что тогда делать? Как он сможет ее остановить?

Прохоров решил, что ответы на эти вопросы следует искать где угодно, но только не в этой квартире, а каждая секунда раздумий приближала его к вероятности не выбраться отсюда в ближайшее время. Он скользнул к двери, постоял, прислушавшись, и приоткрыл ее. Коридор был пуст. Из соседней комнаты слышались неразборчивые голоса, и Прохоров быстро прошел мимо нее, стараясь ступать бесшумно. Плечом он задел висевшую на стене фотографию в рамке и едва не уронил ее, но в последнюю секунду поймал и осторожно придержал, матеря хозяина квартиры: лучше бы картины вешал – они тяжелые, их уронить куда сложнее.

Разбираться с замком не потребовалось, потому что дверь была открыта – после ухода женщины его сторожа даже не потрудились запереть ее. Вырвавшись из квартиры, Данила, не доверяющий лифтам, рванул вниз по лестнице со спринтерской скоростью и пролетел двадцать пять этажей, даже не заметив.

В холле вязала консьержка, и запыхавшийся Прохоров замедлил шаг, чтобы не вызывать подозрений. Он устремился к наружной двери, как вдруг увидел в окно стоявшую снаружи Викторию. В тот самый момент, когда Данила затормозил, едва не упав на ступеньках, женщина, тряхнув головой, спустилась вниз с крыльца и медленно пошла вдоль дома, не обращая внимания на прохожих, оборачивавшихся на нее.

Дальше Прохоров не колебался. Подчиняясь внутреннему голосу, требовавшему контролировать человека, от которого, как он считал, зависит его дальнейшая судьба, Данила выскочил на улицу и пошел за ней следом, держась на приличном расстоянии и постоянно оглядываясь в опасении увидеть за своей спиной широкоплечего Сергея или его худого и опасного, как кобра, напарника. Но страх его был напрасен: за ним никто не шел, и мало-помалу Прохоров успокоился. Ему требовалось время, чтобы принять какое-то решение, и потому он продолжал идти за женщиной в измятом сером платье и порванных чулках.

Глава 11

Когда Кирилл Кручинин вышел из здания во двор, он зажмурился и неприятно поразился тому, насколько глаза отвыкли от яркого света за короткое время. Американские клены подметали двор пыльными ветвями, и он сорвал один лист, растер в пальцах и понюхал.

– Ты, Кирилл Андреевич, прямо как после долгой отсидки, – раздался сзади бодрый голос. – Лето еще на дворе, лето, не сомневайся.

Обернувшись, Кручинин увидел чернявого Давида, спешившего к нему с распростертыми объятиями, и пошел ему навстречу. За несколько шагов до помощника Кирилл сделал легкое движение, едва заметное, которое было затруднительно трактовать однозначно – что-то вроде подергивания плечами, – но Давид отчетливо осознал, что с объятиями торопиться не стоит, и опустил руки. К шефу он подошел, полностью перестроившись, и крепко пожал ему ладонь.

– Здорово, Кирилл Андреевич! Как ты?

– В норме. Пошли.

Пока они шли к машине, Кручинин то и дело проводил рукой по подбородку. За последние дни у него отросла щетина, и ему хотелось первым делом принять ванну и побриться, но он видел по лицу Давида, что у того есть новости. И подозревал, что они не доставят ему радости, а значит, их нужно услышать как можно скорее.

– Поехали, Сань, – сказал Давид, и шофер тронулся с места. – Ну что, давай сначала тебя домой забросим?

Он не собирался выражать сочувствие шефу, потому что понимал: сейчас это может лишь вывести Кручинина из себя. Вид у Кирилла Андреевича, подумал исполнительный директор, жутковатый: глаза красные, запавшие, в прожилках, черная щетина расползлась по щекам и подбородку, а лицо осунулось так, словно он не несколько дней провел в камере, а пару месяцев. Труднее всего оказалось выдерживать его взгляд – тяжелый, давящий взгляд волка, выбравшегося из капкана и бегущего по следу охотника вместо того, чтобы спрятаться в укрытии.

– Ты погоди домой, – приказал Кручинин. – Сначала говори, что случилось.

– В каком смысле?

– В прямом. Давай, не крути. Что у нас еще?

Давид покосился на шефа, поразившись его проницательности, и, вздохнув, начал рассказывать. Кирилл мрачнел с каждым его словом, похрустывал пальцами, и Давиду стоило больших трудов не дергаться при каждом щелчке, противном, словно давили таракана.

Новости были краткими: банк, в котором Кручинин взял приличную сумму под модернизацию производства, в одностороннем порядке повысил процентную ставку по кредиту.

– Кризис, что ты хочешь, – убитым голосом говорил Давид. – И ни к чему не придерешься!

Оборудование для цехов уже было закуплено у Виктории Венесборг, а возвращать кредит фирме Кручинина было нечем – все деньги он вложил в производство.

– В первый цех вчера приезжали, забрали машины...

– Как?! – не поверил Кирилл. – Да они что, сдурели?! Ты куда смотрел?!

– А я что сделаю?! Не подкопаешься!

– Черт, да невозможно за три дня такое провернуть!

– Ну, как видишь, возможно...

Интонация Давида заставила Кручинина пристально взглянуть на него.

– Что еще? Давай, выкладывай.

– Кирилл Андреевич, ты же понимаешь – бабла на возврат кредита нет... И они это тоже понимают...

– Не тяни кота за яйца.