не ищи. Ее расстреляли немцы. Когда допытывались о тебе, офицер бил ее плеткой по лицу. Мама не стерпела и гордо сказала: "Вы не запугаете меня битьем. Я уверена, что муж вернется назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, отсюда вон". И офицер выстрелил маме в рот… Папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет, и если бы сейчас ты, встретил меня, то не узнал бы свою дочь. Я стала очень худенькая, мои глаза ввалились, косички мне остригли наголо, руки высохли, похожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идет кровь — у меня отбили легкие. А помнишь, папа, два года тому назад, когда мне исполнилось 13-ть лет? Какие хорошие были мои именины! Ты мне, папа, тогда сказал: "Расти, доченька, на радость большой!" Играл патефон, подруги поздравляли меня с днем рождения, и мы пели нашу любимую пионерскую песню… А теперь, папа, как взгляну на себя в зеркало — платье рваное, в лоскутках, номер на шее, как у преступницы, сама худая, как скелет, и соленые слезы текут из глаз. Что толку, что мне исполнилось 15 лет. Я никому не нужна. Здесь многие люди никому не нужны. Бродят голодные, затравленные овчарками. Каждый день их уводят и убивают. Да, папа, и я рабыня немецкого барона, работаю у немца Шарлэна прачкой, стираю белье, мою полы. Работаю очень много, а кушаю два раза в день в корыте с "Розой" и "Кларой" — так зовут хозяйских свиней. Так приказал барон. "Русс была и будет свинья", — сказал он. Я очень боюсь "Клары". Это большая и жадная свинья. Она мне один раз чуть не откусила палец, когда я из корыта доставала картошку. Живу я в дровяном сарае: в колшату мне входить нельзя. Один раз горничная полька Юзефа дала мне кусочек хлеба, а хозяйка увидела и долго била Юзефу плеткой по голове и спине. Два раза я убегала от хозяев, но меня находил ихний дворник. Тогда сам барон срывал с меня платье и бил ногами. Я теряла сознание. Потом на меня выливали ведро воды и бросали в подвал. Сегодня я узнала новость: Юзефа сказала, что господа уезжают в Германию с большой партией невольников и невольниц с Витебщины. Теперь они берут и меня с собою. Нет, я не поеду в эту трижды всеми проклятую Германию! Я решила лучше умереть на родной сторонушке, чем быть втоптанной в проклятую немецкую землю. Только смерть спасет меня от жестокого битья. Не хочу больше мучиться рабыней у проклятых, жестоких немцев, не давших мне жить! Завещаю, папа: отомсти за маму и за меня. Прощай, добрый папенька, ухожу умирать. Твоя дочь Катя Сусанина… Мое сердце верит: письмо дойдет».
Глава 21
Командир продолжал пялиться в сверкающий разноцветьем Портал до тех пор, пока тот окончательно не «затух».
— Кхм… К Виноградову её отправил, Хоттабыч? — откашлявшись и прочистив горло, глухо спросил Александр Дмитриевич.
— Да, — кивнул я, — сразу в Кремлевскую лечебницу. Пусть Никитич её подлечит, а то довели дитя… — Мой голос вновь дрогнул и прервался — поперек горла вновь встал горький «комок». — И ведь это не единичный случай, командир. Сколько таких девчонок и мальчишек в Германию угнали, не считая взрослых? Не должно такого в мире твориться, командир!
— А то я не знаю, старичок? — Все еще поблескивая увлажненными глазами, произнес князь Головин.
— Разве ж это люди, командир? Звери лютые…
— Нет, Хоттабыч, — покачал головой Александр Дмитриевич, — не возводи напраслину — звери на такое не способны! Только человек так может измываться над другим человеком…
— Хорош травить душу, командир! — Я рванул себя за ворот, обрывая верхние пуговицы френча, в который был одет. Отчего-то остро не хватало воздуха, хоть мы и находились на улице, и свежий ветерок обдувал наши разгоряченные головы. — Не поеду я к Хартманам, Петрович, — неожиданно для командира заявил я. — Разворачивай драндулет!
— Это еще почему? — нейтрально поинтересовался князь Головин.
— А если и у него дома такое творится? Я многое могу вынести, командир, но от такого… — Я глубоко вздохнул, стараясь не поддаваться вновь накатившим волнам ярости. — … у меня не только душу на куски рвет, но и голову на раз снести сможет. А тогда, сам понимаешь… могу такого натворить и никакое волшебное лекарство не поможет… А в лагере я выдержу, вот те крест! — Я размашисто перекрестился. — К тому же, там найдется на кого «всех собак спустить».
— Логично, — кивнул командир. — Возвращаемся в «Заксенхаузен». Только ты на всякий случай прими еще своего «успокоительного».
— Нет проблем, командир! — Кивнул я, закидывая в рот очередную дозу. — Меня теперь и из пушки не прошибешь!
— Тогда залезай в машину, — произнес командир, устраиваясь на водительском месте.
Я уселся на пассажирское сиденье рядом с ним, Головин развернулся и мы помчались в обратную сторону, оставляя за собой клубы пыли.
А в это же самое время из Берлина в сторону концентрационного лагеря «Заксенхаузен» мчался другой автомобиль, в салоне которого задумчиво созерцал пролетающие мимо окрестности оберштурмбаннфюрер Роберт Хартман. Вернее, уже не оберштурмбаннфюрер, а целый оберфюрер[80], разом перепрыгнув звание штандартенфюрера СС!
И это, на минуточку, была уже практически генеральская должность! Для обычного горного стрелка, без выдающегося Дара (а Хартман еще и умудрялся скрывать свои слабые Ментальные способности) каким, по сути, и являлся Горный Лев, даже майорское звание для него было практически недостижимым, а уж звание оберфюрера СС — просто сказочным и абсолютно нереальным везением. Но, жизнь странная штука и преподносит подчас такие сюрпризы, что только держись!
Кто бы мог подумать еще пару месяцев назад, он будет вот так ехать из рейхсканцелярии, после приема (заметьте, уже не первого в его жизни) у самого Великого Жреца и рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера в новенькой форме с двумя «квадратными» звездами на плетеных погонах и двумя дубовыми листьями в петлицах? Что его задница, больше привыкшая мерзнуть на каких-нибудь горных перевалах, будет покачиваться на мягком кожаном кресле закрепленного за ним служебного автомобиля, которым управляет его личный водитель и ординарец?
Но и этого мало! Распоряжением Великого Жреца, утвержденного, только подумайте, самим Фюрером и Величайшим Магом Вековечного Рейха, он, Роберт Харман, был признан единственным и неповторимым Внеранговым Магом Удачи со всеми вытекающими из этого привилегиями! А это, ну просто немыслимое дело! На него словно в одночасье просыпался «Рог изобилия», присовокупив ко всему, выше перечисленному, «Рыцарский Крест с дубовыми листьями и мечами», что тоже, в общем-то, было делом абсолютно немыслимым!
А еще рейсхфюрер пообещал приобщение