считают подобные амбиции реалистичными. Проведенное Брюсом Яковски (научным руководителем финансируемого НАСА исследовательского проекта по Марсу) и геологом Кристофером Эдвардсом исследование утверждало, что углекислого газа на Марсе недостаточно, чтобы создать на этой планете атмосферу. Есть еще одна проблема: возможно, когда-то у Марса и было расплавленное ядро и магнитное поле, как у Земли, но сейчас это уже не так. А без этого практически невозможно создать достаточно плотную атмосферу для таких животных, как мы.
Майкл Рассел, будучи ученым, посвятившим всю свою жизнь изучению происхождения жизни, и ветераном НАСА, считает, что «у нас больше шансов решить проблему бедности, чем построить где-то вторую Землю». Он полагает, что одержимость Марсом – это отказ признать, что «невозможно победить законы термодинамики». Римская империя распалась, потому что у нее закончилась древесина. Промышленная революция стала возможна из-за большого количества свободной энергии поблизости от центров индустриализации, но наши источники энергии обернулись проблемой для сегодняшних обществ. Современные люди твердо намерены найти новые способы производства большего количества энергии для своих нужд. И мы, несомненно, этого добьемся. Но за все придется платить.
Возможно, позже, в этом столетии, при поддержке Земли у нас будут поездки на Марс в один конец. Но на создание атмосферы уйдет огромное количество денег. И, вероятно, нам понадобятся такие технологии, как восстановление ДНК, чтобы выжить в условиях радиации на поверхности планеты. Можно сказать, что в желании отправиться вглубь Солнечной системы нет ничего такого, и, возможно, эта идея кажется нам волнующей. Но могут быть вопросы к причинам, ради чего это делается. Сейчас полет на Марс – это спонсируемый миллиардерами авангард. На Земле важнейшим ресурсом является вода. Что если у нас будут компании, которые захотят, чтобы сообщества платили за воздух на Марсе? Разве то, как сейчас управляются с финансами на нашей планете, не позволяет предположить, что на Марсе тоже не будут следовать правильным принципам финансирования?
Роб Лиллис – один из специалистов по Марсу, занимающийся исследованиями в Университете Беркли при финансировании НАСА. В целом он не против идеи отправиться на Марс, но беспокоится, не являются ли люди, которые больше других хотят туда попасть, частью либертарианской культуры, выступающей против регулирования. Нет никаких очевидных признаков, что те, кто пытается построить где-то в другом месте новые общества, задумывались над совершенствованием наших нынешних этических структур. «А если и задумывались, – сказал он мне, – разве они не инвестировали бы в первую очередь в устранение неравенства, свойственного жизни на Земле? Почему они не пытаются направить свои деньги и изобретательность на добычу пластмасс из океана или на изобретение новых, более экологичных материалов? Почему вместо этого они так одержимы бессмертием и колонизацией?»
Но сейчас мы стремимся убежать не только с Земли. Для нашей эпохи характерно и стремление сбежать из собственных тел. Когда Йейтс писал в стихотворении «Плавание в Византию» о своем сердце «желанием больное, / Привязанное к умирающему зверю»[67], он озвучил практически универсальное чувство. Но его мольбу «и заберите / Меня в творений вечных мастерскую» инженеры начала XXI века восприняли всерьез. В мире, где есть огромный разрыв между богатыми и бедными, гигантские суммы передаются из рук в руки в погоне за вечностью.
Некоторые стремились к биологическому бессмертию с помощью фермента под названием «теломераза», который удлиняет последовательности ДНК, теряемые нами с возрастом. Другие обратились к электронному бессмертию, слиянию нашего сознательного опыта с машинами. В фильме Спайка Джонза «Она» рассказывается история романа между интеллектуальной компьютерной программой Самантой и молодым человеком. «Я раньше так волновалась о том, что у меня нет тела, – говорит Саманта, – но теперь… мне это на самом деле нравится… то есть, меня ничего не ограничивает. Я могу быть одновременно везде и нигде. Я не привязана ко времени и пространству так, как если бы я застряла в теле, которое неизбежно умрет».
Не задумываясь о том, что это может значить для общего баланса жизни на нашей планете, исследования продолжаются. Первой громкой историей успеха была таблетка под названием RTB101, изобретение бостонской биотехнологической компании resTORbio, которая, казалось, снижала влияние старения на наши иммунные системы, повышая устойчивость к вирусам простуды и гриппа. RTB101 появилась в результате крупных инвестиций в инициативы по борьбе с ограничителями продолжительности нашей жизни. Недавние исследования команды из Калифорнии предполагают, что может быть возможно обратить вспять эпигенетические часы организма – биохимический тест, позволяющий определить биологический возраст человека. Используя смесь лекарств, ученые обнаружили снижение предполагаемого возраста иммунной системы и возрастных маркеров в геноме участников.
Коммерческие стартапы, превращающие страх смерти в выгодный продукт, внезапно появились по всему миру – от компании Rejuvenate Bio в Гарварде, которая надеется перейти от продажи продления жизни собак-питомцев к тому, чтобы позволить людям жить сотни лет с «телом двадцатилетнего», до индийской компании Advancells, которая намерена использовать «безграничные возможности стволовых клеток человека для создания естественного лекарства против любых недугов, от которых страдают наши тела». Никто не сомневается, что подобные компании уверены в явных преимуществах увеличения продолжительности жизни и улучшения здоровья стареющих людей, но какой ценой? Похоже, эксплуатация нашей биологии считается новым рубежом прогресса и спасения. Но фактически мы должны убить идею самих себя, чтобы провести исследование, которое нас спасет. Вопрос стоит не только о том, какую жизнь стоит прожить, но и о том, каким образом стоит умереть.
Google – крупнейшая интернет-компания, расположенная в Калифорнии, – используется по всему миру миллиардами людей, посылающих через эту платформу более триллиона поисковых запросов в год. В культуре Google нас в первую очередь должно интересовать ее влияние. Это важно, потому что один из главных инженеров Google совершенно четко заявил о своей стратегии – «не умирать». «Смерть – огромная трагедия, – сказал Рэй Курцвейл, – значительная потеря… я ее не приемлю… я думаю, что люди обманывают себя, когда говорят, что они спокойно относятся к смерти». Если Курцвейл не сможет решить проблему смертности за свою жизнь, его тело будет плавать в жидком азоте в Alcor Life Extension Foundation[68] среди песков Аризоны, пока кому-нибудь не удастся сделать это. И он будет не один. Там, в ожидании своего воскрешения, в мешках для хранения находятся сотни тел, а иногда и просто голова или мозг. В «КриоРус» на окраине Москвы, в Институте Крионики на равнинах Мичигана люди и их питомцы сдерживают свой распад. В своем исследовании о трансгуманистах «Быть машиной» журналист Марк О’Коннелл цитирует Наташу Вита-Мор, известную участницу этого движения: «Мы – вид неврастеников, потому что смертны, потому что смерть всегда дышит нам в затылок».
Тем временем, пока мы ждем своего шанса жить вечно, есть