Читать интересную книгу Сказки под ивами - Уильям Хорвуд

Супруге Племянника не пришлось долго ждать подходящего момента. На следующее же утро, когда сам Племянник ушел по делам, Кроту принесли письмо. Откуда оно пришло, можно было не спрашивать; достаточно было одного взгляда на египетские почтовые штемпели и переадресовку из Кротового тупика.

Крот вскрывал конверт со странным предчувствием: дело в том, что адрес и его имя были написаны чьим-то незнакомым почерком. Но вложенный в конверт лист был исписан знакомой рукой Рэта, однако — судя по строчкам и буквам — Рэта тяжело больного, страдающего от какого-то жестокого недуга.

Дорогой Крот!

Я подхватил смертельную лихорадку в Каире — совсем как когда-то Мореход. Скорее всего до завтра мне уже не дожить. В последние месяцы мне стало очень не хватать тебя, Реки, наших Ив, и я ужасно захотел вернуться домой. Если я поправлюсь, то непременно так и сделаю, что, впрочем, маловероятно. Пожалуйста, попрощайся от меня с нашими местами, и особенно с Рекой. Посиди на берегу и попытайся поговорить с Нею, как это любил делать я.

Всегда твой Рэтти.

И тогда Крот заплакал. Плакал он горько и долго, изливая все слезы, накопившиеся с тех пор, как Рэтти уехал с берегов Реки.

Он плакал, шмыгал носом и вытирал слезы, потом поговорил о старых добрых временах, а потом немного поел и попил свежезаваренного чаю.

Наконец он вытер последние слезы и сказал:

— Я, наверное, просто старый глупый Крот. В конце концов, все проходит, и все мы не вечны в этом мире.

— Вы вовсе не глупый! — твердо возразила супруга Племянника. — Никому из нас и в голову не придет назвать вас так.

— Подай мне, пожалуйста, пальто, — попросил ее Крот. — Что-то мне захотелось прогуляться вдоль нашей Речки.

— Можно я пойду с вами?

— Я был бы очень рад, если, конечно, у тебя есть время и тебе не скучно со мной.

Крот, благодарный и растроганный, повел невестку к Речке, которая текла в этих местах быстрее, чем старая Река, а вместо ивовых зарослей по ее берегам росли другие — высокие, раскидистые — деревья, листья которых только-только начали окрашиваться в осенние тона.

Он долго стоял у самого берега, глядя в журчащую воду, сжимая в одной лапе прощальное письмо Рэта, а другой опираясь на трость.

— Рэтти умел и любил говорить с нашей Рекой, — вздохнул он, — и частенько повторял, что она может рассказать все, о чем ты ее спросишь. Надо только… только…

— Только что? — спросила его спутница.

— Несколько раз я и сам слышал ее голос, ее беззвучную песню, — почти шепотом сказал он. — Наверняка я уже рассказывал, что это она посоветовала мне настоять на том, чтобы Рэтти уехал. Я послушался ее, послушался. А потом я слышал ее, когда она пела прощальную песню в тот день, когда Рэт уплывал вниз по течению. Но даже тогда…

— Что тогда? — переспросила невестка.

— Даже тогда в голосе Реки, в ее песне не было слышно слов прощания навеки. Наоборот, Река пела мне о счастливом возвращении моего друга, о том, что, наплававшись по морям и чужим странам, он непременно вернется домой живым и здоровым. Я уверен, уверен, что правильно понял ее! И что? Вот смотри, что написано в письме.

Развернув листок, Крот поправил очки и перечитал письмо.

— Нет, все равно я не верю! — не столько слушательнице, сколько самому себе сказал Крот. — Письмо написано полгода назад, и, как бы тяжело ни болел Рэт, я уверен, что он выздоровел, как в свое время Мореход. Река не могла обмануть меня, не могла ошибиться. Я уверен в этом!

Потоптавшись на месте, он вдруг сел на траву у самой кромки воды. Супруга Племянника собиралась уже последовать его примеру, но подошедший Племянник поспешил отвести ее в сторону.

— Давай дадим ему побыть одному, — сказал он. — Пусть он попробует поговорить с Речкой, как это делал Рэт и как это иногда удавалось дяде. Пусть он посидит и постарается снова услышать ее беззвучную песню.

Крот сел, прикрыл глаза, поднял лапы, как обычно делал Рэт, и прислушался к Речке, пытаясь расслышать ее безмолвную песню, в которой поется о судьбах тех, кого она любит.

Долго сидел он так, почти неподвижно, а когда встал и обернулся, в глазах его светилась уже подзабытая решимость и целеустремленность.

— Рэтти, — прошептал он, а затем, стряхнув с себя оцепенение, пояснил: — Он возвращается. Я знаю. Он жив, но ему плохо, очень плохо. Я должен его встретить, должен быть там, дома, когда он вернется.

Племянника не пришлось долго убеждать. Крот, столько раз помогавший друзьям и знакомым в самых рискованных предприятиях, теперь сам нуждался в поддержке, потому что совершить предстоящее путешествие одному ему уже было явно не под силу.

— Договорились, — кивнул Кроту Племянник. — Я все организую, и к твоему дню рождения мы будем на месте.

— К дню рождения! — воскликнул Крот. — Рэт никогда не забывал про этот день. И если он спешит домой, то наверняка приложит все усилия, чтобы не опоздать к очередной годовщине. Я… мне очень нужно быть там вовремя…

* * *

Племянник собрал для разговора Портли, внука Барсука и Мастера Тоуда. На этом совещании было единогласно решено, что вся компания поедет вместе с Кротом туда, где все они жили раньше. Одно путешествие с такими сопровождающими должно было стать для Крота прекрасным подарком на день рождения.

Еще одним подарком к предстоящему празднику оказалось для Крота возвращение после очередной поездки на светские курорты самого Тоуда домой — для тихого отдыха и лечения. И хотя в последнее время Тоуд передвигался по большей части в кресле-каталке, он заверил всех, что примет личное участие в церемонии прощания с уезжающим Кротом.

— Крот, старина! — вопил Тоуд в день отъезда. — Если бы я мог поехать с тобой к нашим Ивам, я бы, конечно, не оставался здесь. Но уж коли я вынужден сидеть дома, то позволь мне каждый день на этой неделе поднимать пару бокалов за твое здоровье! Крот не был в восторге от этой идеи.

— Разве врачи не рекомендовали тебе избегать всяких излишеств, включая и употребление горячительных напитков? — попытался он урезонить друга.

— Ерунда! — отмахнулся тот. — Эти докторишки умеют только набивать карманы за наш счет, давая советы, от следования которым жизнь превращается в жалкое существование. Подумай сам: ну какая связь между моей подагрой и тем, сколько я выпил шампанского или портвейна? Абсолютно никакой! Все мои болезни — от сквозняков, ужасной кухни и безобразного обслуживания в гостиницах, уж я-то знаю. Так что хочешь не хочешь, а выпью я за тебя обязательно, и ровно столько, сколько сочту нужным.

— Что ж, это будет весьма любезно с твоей стороны. Но может быть, все-таки… — Крот попытался найти какие-то другие слова, чтобы повлиять на неисправимого Тоуда.

— Счастливого пути, друг, — сказал ему Тоуд и, привстав в кресле, обнял Крота, чего не делал никогда в жизни. — Уж я-то понимаю, что без тебя ни Кротовый тупик, ни Ивовые Рощи не будут тем веселым, счастливым уголком…

— Тоуд, Тоуд! — Крот был потрясен этими неожиданными трогательными словами. — Нет, нет, я думаю, что скорее всего…

— Хватит молоть всякий вздор! — перебил его Тоуд и грузно опустился в кресло. — Марш в дорогу! А вы, мелюзга, поаккуратнее с ним и повежливее: как-никак, а старина Крот — друг самого Тоуда!

Слезы катились по щекам неунывающего Тоуда. Заплакал и Крот, не ожидавший, что прощание будет таким душераздирающим. Его посадили в лучшую машину Тоуда, он сквозь слезы попрощался с супругой Племянника и с ее детьми, которых считал своими внуками, в последний раз махнул лапой Тоуду, и машина тронулась с места. По пути они заехали за Портли и внуком Барсука, и не успел Крот прийти в себя и понять, что происходит, как автомобиль уже несся полным ходом по дороге, ветер свистел в ушах, а Мастер Тоуд руководил остальными попутчиками в стремлении угадать и предугадать малейшее желание их уважаемого спутника.

— Налейте ему шампанского! — весело и требовательно распорядился Тоуд-младший — точь-в-точь как это сделал бы сам Тоуд.

— Но мне, наверное, не следовало бы… — как всегда, попытался возразить Крот, — хотя ладно, один глоток, не больше.

— Дайте ему сигару! Лучшую — гаванскую!

— Да я же никогда не… Ну ладно, если вы настаиваете, я, пожалуй… но только одну затяжку.

— Дайте ему карту, потому что мы заблудились!

Когда они все-таки добрались до «Шляпы и Башмака», Крота встретили как почетного гостя — этакую заезжую знаменитость — и закатили ему такой шикарный юбилейный ужин, какого он не мог припомнить за всю свою жизнь. Немного придя в себя и успокоившись, Крот даже позволил себе пошутить:

— Слушай, Мастер Тоуд, а ты, оказывается, не так плохо водишь машину. А то, когда мы заблудились, я уж было подумал…