Мне думается, что как раз в этой ситуации очевидна уместность и действенность "религии просветления". Религия просветления – это прежде всего не религия. Религия – это инструмент просветления. Но если человек достигает просветления без религии, то его не спросят, как он туда пришел. А если он придерживается какого-нибудь так называемого правильного пути и не достигает просветления, то этот правильный путь для него неправильный и бесполезный. На самом деле я считаю, что Валентас застрял на саентистской терминологии, которая и обусловила его ментальную стилистику множества измерений. Лучший подход, по его мнению, это такой подход, который учитывает то, что по многомерной логике мы можем обрести многомерное знание. Идея многомерного знания у Валентаса интересна, а интересна потому, что, как ему кажется, можно осветить глубину знания лазерным лучем многомерного знания. И можно попытаться проникнуть в некие необычные пространства.
Но не так легко разделаться с религиями и с культурой. Религия залетает к нам из других измерений. Христианство нельзя вывести из причинно-следственных посылок культуры первого века, какой бы там ни был духовный кризис. Христианство – это совершенно особый продукт, который прилетел к нам с планеты Сириус. В этом есть что-то безумное, что-то невозможное, это, по-моему, для нас двадцать четвертое измерение. Христианство говорит, что Бог, который создал все, звезды, планеты, стал вдруг человеком, что его били, в него плевали, его распяли. В этом что-то сумасшедшее, то, что трудно представить, во что трудно поверить. И тем не менее христианство состоялось. Оно социализировалось на протяжении двух тысяч лет. Социум – это глина, а христианство – это форма, которая наложена на бесформенную глину. И тут уже начинается окаменение. И тогда, по Валентасу, эта форма на 99% теряется, а 1% заболачивается. Потом колодец забивается дерьмом и трупами. Но так просто, как Валентас, разделаться с религиями нельзя. Мне кажется, что главный пункт нашего расхождения связан с тем, что Валентас считает, что не нужно надувать шарики, не нужно помогать никому, если кому нужно, то он сам пробьется. Тут я говорю: "Правильно, Валентас!" Я говорю, что это правильно, не нужно этого делать, а сам делаю.
Валентас: Ваши шарики прорвутся, и про вас тоже будут говорить, что вас послали или сослали. Я вам расскажу о том, что рассказывал на одной конференции некий забавный психолог. Жители этой планеты состоят из четырех типов. Это – награжденные, диверсанты, миссионеры и сосланные. Сосланные – это те, родившиеся на Земле, которые пришли из более благоприятных миров. Они там чего-то начудили, не то сделали, и их сюда выкинули. Им здесь все не нравится, все плохо, что бы ни случилось – все плохо. У награжденных, наоборот, лица веселые, прыгают, как зайчики, им все хорошо. Камни в них кидают, а они все равно довольны жизнью здесь, они радуются своей награде. Там, откуда они пришли, было все равно хуже. Диверсанты немножко на нас с вами похожи. Нас ловят, а мы исчезаем и появляемся, например, вот здесь и чего-то делаем. А что мы здесь делаем, очень трудно понять. И еще есть миссионеры. Они точно знают, что они делают, и так появляются религии.
Аркадий: Валентас, а вы не рассказывали Игорю эту историю, я в какой-то его книге уже об этом читал?
Валентас: Дело в том, что мы вместе ее слушали. Ее рассказывал Олег Бахтияров, ныне живущий в Киеве. Он психолог, занимающийся экстремальными ситуациями. Где-то стреляют, стихийное бедствие – он едет туда и изучает ситуацию. А лично я полагаю, что люди делятся на овец в стаде и тех баранов, кто их ведет. Одни в стаде идут, куда их гонят, а другие – вожаки. Исследования на людях показали те же проценты. Так что мы мало чем от них отличаемся.
Вопрос: А эти овцы-лидеры нужны для стада, для выживания?
Валентас: Ну, я думаю, что это артефакт. Они нужны. Они просто есть, хочет или не хочет этого стадо, и приходится с этим мириться.
Аркадий: Мне кажется, что это очень грубое перенесение. Не работает ни биология, ни статистика, когда дело касается людей. Люди не рождаются такими овцами или инфузориями, а становятся ими в результате некоторых обстоятельств другого плана. Возможно, у овец, птиц или рыб и работает статистика, биология, зоология. Что касается людей, то здесь мотивация совершенно другого порядка. Механизм появления пассионариев иной. И в этом плане я не постесняюсь привести хороший образ, который я слышал от того же Игоря, о том, что общество похоже на стадион, где все люди стоят на игровом поле, орут и толкаются. Это низший уровень организации. Более высокий уровень, когда люди все расселись по своим местам на трибунах, согласно купленным билетам. И еще более высокий уровень, о котором говорит сейчас Валентас, когда появляются два-три вожака и говорят: те, кто любит Христа, перейдите с правой трибуны на левую. Это харизматическая ситуация овец, которые идут за пастырем. Но у Игоря есть четвертая ситуация, которую Валентас не тронул из-за своего научного, софистического склада ума, а ситуация очень важная, когда происходит не движение овец за бараном, а движение индивидуума в пространстве традиции. Пространство традиции – это пространство четвертого измерения, которое приводит к тому, что индивид движется невидимым для других способом. А вне сокровенного пространства традиции возможны только три первые модели: люди толпятся и толкаются, либо люди сидят на трибунах – статика, либо идут за каким-нибудь фюрером. Движение в пространстве традиции – это таинственное движение, там происходит алхимия, там ржавое железо превращается в золото или же просто выбрасывается, ведь не всякий, кто начинает движение в пространстве традиции, может пройти до определенного уровня.
Люда: Но ведь люди попадают не случайно в это пространство, а по собственному желанию?
Аркадий: Традиция ищет хорошую глину или хороший мрамор. Она не может работать с простым камнем.
Люда: Но это же равноценная, обоюдная работа?
Аркадий: Конечно, человек это не глина. Человек, скорее, огонь. Но я думаю, что это крайне неравноценно. Куда более равноценно положение первоклассника и учителя первых классов, чем положение учителя и ученика в духовной традиции. Там начинаются очень сложные взаимоотношения, которые сейчас не место высвечивать, потому что есть вещи, которые не общепонятны. Это только в двадцатом веке идея общепонятности, общезначимости стала критерием истины. На самом деле истина скрыта, закрыта и открывается очень немногим. Можно, конечно, отбрехаться по любому вопросу и по этому тоже, но нужно ли?
Валентас: Это просто не так звучит. У меня складывается впечатление, что закрытость темы сводится к неспособности воспринять, когда человек не способен ее воспринять. И вообще, что вы здесь все собрались? Разъезжайтесь лучше по домам! (Общий смех.)
Аркадий: Да, это все не просто так. В этом плане Христос и говорил простыми арамейскими словами. Объясняя, что такое Царство Небесное, он дал около сотни метафор. Кто из вас, сидящих здесь и прочитавших Библию, знает, что такое Царство Небесное? Но может быть, кто-то знает три-четыре, восемь-десять образов, которые дал Христос? Царство Небесное – это виноградник, это талант, который зарыл в землю один из сыновей, это дом, в котором хозяин что-то сделал или не сделал, и так далее, примерно до ста образов. Христианское учение – это не учение о любви, это учение о Царстве Небесном. Оно началось со слов Иоанна Предтечи: "Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное". И когда Христос начал свое учение, он повторил слово в слово: "Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное". Что это такое? Почему оно приблизилось? Что приблизилось? Кто приблизился? Почему надо покаяться? Потому, что оно приблизилось. Что это? Поезд или трамвай? Это все закрыто. Но внутри традиции, внутри пространства традиции это начинает открываться. И это немножко начинает раскрываться здесь, в нашем пространстве, которое в какой-то мере я пытаюсь оформить, создавая смысловое поле. Поэтому слова Валентаса о закрытости правильные. Закрытость – она закрыта, не из-за какой-то секретности, а потому что наше восприятие не подготовлено. Антон, например, много лет изучал музыку, но его музыка часто бывает закрыта. И эта закрытость связана не с тем, что он что-то скрывает. Книги, ноты, диски, кассеты не прячутся, но толку от этого мало. И то, что мы с вами обсуждаем здесь уже вторую неделю, тоже непонятно многим. Не потому, что мы что-то скрываем, а потому, что мы подготовлены к этой работе всей нашей жизнью, а не только книжками, которые мы прочли.
Валентас: Для меня лучший учитель тот, в которого вы влюбляетесь. Вы влюбились в кого-то, и это ваш учитель. Но нет такого объекта, который стоит и говорит: "Влюбляйтесь в меня…"