Читать интересную книгу Комната страха - Владимир Кузьмин

А уже в этом году мы столкнулись с ловко подделанными векселями и иными ценными бумагами. Удалось проследить движение этих фальшивок, и они вывели нас на некоего русского художника месье Holguin. Но и он сумел покинуть нашу страну задолго до того, как был разоблачен. К моему изумлению, его описание более чем соответствует приметам Сержа Рено.

Искренне Ваш,

граф Огюст де Шатильон».

Я передала телеграмму Пете, а сама расписалась в квитанциях о получении и поблагодарила Викентия Вениаминовича.

Пете понадобилось чуть больше времени, чтобы прочесть телеграмму, и я задумалась, что означают слова «многоходовая афера»? И как они, к примеру, вяжутся с теми преступлениями, что господин Ольгин, или месье Holguin, как назвали его в телеграмме, что, впрочем, одно и то же, или месье Серж Рено, который, несомненно, все тот же Ольгин-Holguin, совершил здесь. Ход первый: выманил Светлану Андреевну из собственного дома в отель. Ход второй…

– Викентий Вениаминович! – почти закричала я. – Срочно позвоните в полицейскую управу и передайте следователю Аксакову, что брата заманили так же, как раньше заманили сестру. Они поймут. Петя, быстрее в сани!

Петя, кажется, тоже мои слова о сестре и брате понял с ходу и побежал отворить мне тяжелые двери. Я, прыгая по ступенькам, поскользнулась и едва не упала, но Петя подхватил меня и на руках спустил вниз, да и там не выпустил, а почти отнес в сани.

– Гони! В клиники гони! Втройне плачу! – крикнул он вознице, и тот не мешкая тронул.

– Да что случилось? Барышне плохо? – спросил извозчик.

– Нет. В больнице… В общем, человек может умереть!

– Эх, наддай, Красавка!

И мы понеслись вперед, благо подъем в гору заканчивался аккурат возле почтово-телеграфной конторы, и дальше дорога была почти ровной.

– Как же… – произнес Петя удрученно. – Нет, стоило ведь просто припомнить о старом преступлении, и все странности новых становились понятны!

– Вы не переживайте, мы должны успеть. Дмитрий Сергеевич верно говорил, да я и сама знаю, что гипс наложить или швы – дело нескорое. А пока рядом с Андреем Андреевичем находятся врачи, человек, что должен его убить, и близко не подойдет.

– А вдруг? Может, он сам доктор?

– Да мы уже приехали.

Петя и я выскочили из саней с разных сторон, деньги вознице были вручены заблаговременно, и с этим задержки не возникло. Петя распахнул двери главного хода, не дожидаясь, пока это проделает никуда не спешащий швейцар, и кинулся к окошку дежурного.

– Дело чрезвычайной важности! – заявил он тоном, не терпящим возражений. Мне очень понравилось, как он это произнес, хотя стоило бы уделить внимание чему-то более важному, а не любоваться Петей. – К вам недавно доставлен пациент Козловский Андрей Андреевич! Где он в данный момент?

– Да мне откуда знать? – растерялся дежурный. – Его прямо к врачам провели, безо всякой записи.

– Хорошо! – сказал тогда Петя. – Кто сегодня дежурный хирург?

– Доктор Красильников.

– Где его кабинет?

– Так он может его в процедурной принимать, но может и у себя.

– Проводите нас!

– Не могу-с! Я тут не для красоты посажен, а для дела.

В этот момент из коридора слева вышли два молодых человека в белых халатах. Наверное, студенты.

– Господа! Вы должны срочно проводить нас, – потребовала я, не отягощаясь приветствиями и прочими формальностями, сейчас неважными. – Меня в кабинет доктора Красильникова, а этого господина в процедурную, где накладывают гипс.

– Незачем пялиться! – сердито рявкнул на слегка остолбеневших будущих эскулапов Петя. – Исполняйте приказ!

И схватил ближайшего к нему студента за локоть.

– Веди в процедурную!

– А… Извольте следовать за мной. Налево по коридору.

Второй студент сам догадался, что проще исполнить наше требование, чем спорить с нами, и повел меня по лестнице во второй этаж, а там привел и в кабинет хирурга Красильникова.

– Добрый день, – без стука ворвалась я. – Где сейчас находится пациент которому вы только что лечили сломанную руку?

– А в чем дело? – попытался прояснить ситуацию доктор, но, похоже, вид у меня был настолько решительный, что он предпочел прежде ответить на мой вопрос. – Впрочем, сударыня, тут никакой тайны нет. Господину Козловскому мы не только гипс наложили, но и пару швов на разбитом затылке сделали. Вот я и счел необходимым направить его на осмотр к профессору Медведеву.

– Ведите меня к Медведеву! – приказала я студенту и даже чуть притопнула ногой. – Быстро!

Мой провожатый вздрогнул и растерянно огляделся по сторонам. То ли искал спасения от меня, то ли припоминал, куда меня вести. Но повел.

– Сударыня! – раздался за спиной голос хирурга. – Что же произошло?

– После! – невежливо отмахнулась я, но доктор Красильников воспринял это на свой лад и последовал за нами.

Кабинет профессора Медведева я увидела издалека. Дверь в него была распахнута и перед ней толпились несколько человек, заглядывающие внутрь с неприкрытым интересом.

– Извольте, коллеги, обратить внимание на весьма необычную психосоматическую реакцию этого пациента, – услышала я знакомый мне голос, тихий, но, казалось, способный быть слышным даже на фоне ружейной пальбы. – Резкий запах нашатырного спирта приводит к нервному тику трапециевидной мышцы. С согласия пациента мы подтвердим сделанное утверждение экспериментом…

Слушать дальше я не стала, потому что, грубо растолкав стоявших перед дверью, уже ворвалась в кабинет. Имелась у меня смутная надежда, что эксперимент сейчас проводится над господином Козловским. Профессора Медведева я прекрасно помнила по своему пребыванию в этой больнице в прошлом году, поэтому за жизнь Андрея Андреевича в ходе эксперимента не волновалась. Но на стуле посреди кабинета восседал мужик с бородой-лопатой, перевязанной головой и огромным синяком под глазом.

– Простите, что перебиваю, – невозмутимо заявила я, – но прошу немедленно сообщить мне, где сейчас находиться пациент Козловский, которого вы, профессор, недавно осматривали?

– Да-да, – выглянул из-за моей спины доктор Красильников. – Я его полчаса тому назад к вам направил.

– Да вы, сударыня, не переживайте! – профессор Медведев тоже признал меня. – Голова у этого господина не такая прочная, как ваша, но все обошлось. Легкое сотрясение мозга.

– Где он сейчас?! – едва не заплакала я, потому что все норовили отвечать не на мои вопросы, а говорить то, что им самим казалось важным.

– Возможно, в палате, – наконец профессор Медведев сказал о том, что меня интересовало. – Выписывать его, знаете ли, преждевременно.

– В какой палате?

– Коллеги! – обратился профессор к окружавшим его людям. – Вам не известно, в какую палату поместили предыдущего пациента? Увы, сударыня, никто не знает.

Я задумалась, лихорадочно ища выход из столь бредовой ситуации.

– Коллеги, раз уж выпал случай, то рекомендую вам обратить внимание на то, что напряженный мыслительный процесс, очевидно происходящий в этой очаровательной светлой во всех отношениях головке, находит внешнее отражение не только в мимике лица, но и в напряжение всех членов.

Я даже не поняла тогда, что сама вдруг стала объектом изучения.

– Хорошо, – сказала я. – Спрошу иначе. Где у вас палаты для самых важных или самых богатых больных?

– Я знаю! – очень обрадовался студент, которого я вынудила сопровождать меня. – Они на этом этаже, но в противоположном крыле здания!

– Ведите!

– Коллеги, мы с вами созерцаем прекрасный образчик того, как внутреннее нервное напряжение, видимо, вызванное беспокойством за близкого человека, выражается в размашистых движениях, широком шаге и сосредоточенном выражении лица…

К моменту, когда я услышала эти слова позади себя, мы прошли уже добрые две дюжины шагов, так что из кабинета они до меня донестись не могли. Я обернулась и ужаснулась. Сейчас за нами следовал уже не только доктор Красильников, но и профессор Медведев со всеми своими интернами, ассистентами, студентами и даже с бородатым пациентом. Не больница, а сумасшедший дом! Но я не могла позволить себе тратить время, чтобы прекратить это странное преследование.

– Вот эти три палаты предназначены для самых важных больных! Угловая самая роскошная.

Ни на секунду не задумываясь, я прошла к самой дальней палате и вновь безо всякого стука отворила двери.

Андрей Андреевич, прикрыв глаза, лежал на кровати, мало чем уступающей кроватям в номерах «Европейской» или в его собственном особняке. Рядом с ним находился… э-э-э… скорее всего фельдшер со шприцем в руках.

– Вы не беспокойтесь, – уговаривал он больного, словно маленького ребеночка, – больно не будет. Рука у меня легкая, даром что на медвежью лапу смахивает.

Собственно, этот фельдшер и весь целиком смахивал на медведя. Ростом и шириной плеч точно. Лицо с благодушной улыбкой выглядело простоватым и добродушным. Я успокоилась и шумно выдохнула.